Над пропастью во ржи

у него этот
треклятый листок, взял и разорвал.

- Что за черт? - говорит. - Зачем ты разорвал?

Я ему даже не ответил. Бросил клочки в корзинку, и все. Потом лег на
кровать, и мы оба долго молчали. Он разделся, остался в трусах, а я
закурил, лежа на кровати. Курить в спальнях не полагается, но поздно
вечером, когда одни спят, а другие ушли, никто не заметит, что пахнет
дымом. И потом мне хотелось позлить Стрэдлейтера. Он из себя выходил,
когда нарушали правила. Сам он никогда в спальне не курил. А я курил.

Так он и не сказал ни единого словечка про Джейн, ничего. Тогда я сам
заговорил:

- Поздно же ты явился, черт побери, если ее отпустили только до
девяти тридцати. Она из-за тебя не опоздала, вернулась вовремя?

Он сидел на краю своей койки и стриг ногти на ногах, когда я с ним
заговорил.

- Самую малость опоздала, - говорит. - А какого черта ей было
отпрашиваться только до половины десятого, да еще в субботу?

О господи, как я его ненавидел в эту минуту!

- В Нью-Йорк ездили? - спрашиваю.

- Ты спятил? Как мы могли попасть в Нью-Йорк, если она отпросилась
только до половины десятого?

- Жаль, жаль! - сказал я.

Он посмотрел на меня.

- Слушай, если тебе хочется курить, шел бы ты в уборную. Ты-то отсюда
выметаешься, а мне торчать в школе, пока не окончу.

Я на него даже внимания не обратил, будто его и нет. Курю как
сумасшедший, и все. Только повернулся на бок и смотрю, как он стрижет свои
подлые ногти. Да, ничего себе школа! Вечно при тебе то прыщи давят, то
ногти на ногах стригут.

- Ты ей передал от меня привет? - спрашиваю.

- Угу.

Черта лысого он передал, подонок!

- А что она сказала? Ты ее спросил, она по-прежнему ставит все дамки
в последний ряд?

- Нет. Не спросил. Что мы с ней - в шашки играли весь вечер, как,
по-твоему?

Я ничего ему не ответил. Господи, как я его ненавидел!

- Раз вы не ездили в Нью-Йорк, где же вы с ней были? - спросил я
немного погодя. Я ужасно старался, чтоб голос у меня не дрожал, как
студень. Нервничал я здорово. Видно, чувствовал, что что-то неладно.

Он наконец обрезал ногти. Встал с кровати в одних трусиках и вдруг
начал дурака валять. Подошел ко мне, нагнулся и стал меня толкать в
плечо - играет, гад.

- Брось, - говорю, - куда же вы девались, раз вы не поехали в
Нью-Йорк?

- Никуда. Сидели в машине, и все! - Он опять стал толкать меня в
плечо, дурак такой.

- Брось! - говорю. - В чьей машине?

- Эда Бэнки.

Эд Бэнки был наш тренер по баскетболу. Этот Стрэдлейтер ходил у него
в любимчиках, он играл центра в школьной команде, и Эд Бэнки всегда давал
ему свою машину. Вообще ученикам не разрешалось брать машину у
преподавателей, но эти скоты спортсмены всегда заодно. Во всех школах, где
я учился, эти скоты заодно.

А Стрэдлейтер все делает вид, будто боксирует с тенью, все толкает
меня в плечо и толкает. В руках у него была зубная щетка, и он сунул ее в
рот.

- Что ж вы с ней делали? Путались в машине Эда Бэнки? - голос у