Месть в три хода

– Разумеется, нет. Я же тебе объяснила.

– Но меня‑то ты приглашала в гости.

– Ты – другое дело. Во‑первых, ты не лучшая подруга, а всего лишь знакомая по переписке, из чего следует, что у тебя нет желания делать мне пакости. Во‑вторых, ты тоже неплохо устроена в жизни – живешь в Испании, от отсутствия поклонников не страдаешь, так что мой Пьер тебе даром не нужен.

– Честно говоря, у меня никогда не возникало желания отбивать ухажеров у своих приятельниц. На свете так много мужчин, что я просто не вижу в этом необходимости.

– Не стоит судить обо всех по себе. Хоть Светка и клялась мне когда‑то в любви и дружбе, она бы с удовольствием всадила мне нож в спину.

– Просто так, без всякой причины?

Аглая вздохнула.

– Не то, чтобы уж совсем без причины. Кое‑какие основания у нее, конечно, были, хотя в целом все это глупости.

– Глупости?

Некоторое время Глаша молчала, словно прикидывая, рассказывать мне или нет.

– Помнишь героя моих книг, сыщика Гава?

Лицо Аглаи приобрело отрешено‑мечтательное выражение погруженного в приятные воспоминания человека.

– Такой типаж не забудешь, – усмехнулась я. – Кстати, я давно хотела тебя спросить – зачем ты сделала главного героя кривоногим, длинноруким, волосатым и похожим на обезьяну? Чтобы уйти от стереотипного образа частного детектива?

– Ни от чего я не хотела уходить. Просто он таким и был.

– Кто он?

– Колька Сугавов. Светкин жених. Он хотел, чтобы мы называли его Ник, но, с моей подачи, все звали его Гав.

– Жених той самой Светки, с фотографии?

Аглая кивнула.

Ситуация постепенно начинала проясняться. Теперь я понимала, откуда у Глаши появилось такое недоверие к моральным и нравственным качествам лучших подруг.

– И ты увела Гава у Светки. Я угадала?

Глаша поморщилась.

– Мужчина – не ишак. Против воли его не уведешь.

– Но морковкой перед носом все‑таки надо помахать. Вряд ли парню ни с того, ни с сего приспичило бросить свою невесту.

– Разве я виновата в том, что мужчины так и липнут ко мне? С Колькой я вела себя точно так же, как с другими ухажерами, и если у него поехала крыша, моей вины в этом нет.

– А тебе самой он нравился – волосатый, обезьяноподобный и с кривыми ногами?

– Ты не понимаешь, – мечтательно вздохнула Аглая. – В Гаве за километр чувствовался настоящий мужик. Густая черная шерсть на груди, в которую можно было зарыться, как в ковер, мускулы, как сжатые пружины, острый звериный запах от подмышек… Это тебе не малохольный красавчик с рекламы одеколона. С ним я чувствовала себя как… как…

Глаша запнулась, не в силах подобрать адекватное сравнение.

– Как горилла в период случки? – с невинным видом подсказала я.

Аглая бросила на меня косой взгляд, гадая, что стоит за моими словами – ирония или искреннее желание помочь.

Я, хоть и с некоторым трудом, сохраняла на лице серьезное и заинтересованное выражение.

– Звучит несколько грубовато, но, в целом, верно, – признала Глаша. – В любви он был как зверь. Дикая, животная, всесокрушающая страсть.

– Настоящая идиллия, – восхитилась я. – А почему ты не вышла за Гава замуж?

– Замуж? За рядового милиционера? О чем ты говоришь!

– Да уж, российский мент – это действительно не подарок, – согласилась я. – И чем все закончилось?

– Это был настоящий кошмар, – Аглая блаженно зажмурилась от воспоминаний, как объевшаяся сливок кошка. – Светка накатала предсмертную записку на пять страниц и наглоталась снотворного. К счастью, ее вовремя нашли и откачали. Гав терзался от чувства вины, и в то же время был не в силах побороть всесокрушающее влечение, которое он испытывал ко мне, а я…

Честно говоря, если не брать в расчет постель, где он был бесподобен, я относилась к нему совершенно равнодушно. По сравнению с интеллектуальной элитой, среди которой я вращалась, Николай был, как бы помягче выразиться… несколько неотесан. Из тех парней, что путают Бодлера с борделем, Сартра с сортиром, а Ван Гога с Ван Даммом. В конце концов мы расстались, естественно, по моей инициативе.

Гав, как безумный, преследовал меня около полугода, но у меня к тому времени появился новый любовник, один кинорежиссер, подающий большие надежды. Убедившись, что мы с Николаем расстались, Светка снова стала со мной общаться, мы даже вместе съездили в Ниццу, где я и встретила Пьера.

– И с тех пор ты не видела Гава?

– Ни разу. В Москву меня что‑то не тянет, а на милицейскую зарплату во Францию тоже особо не накатаешься. Впрочем, из милиции его выгнали.

– Выгнали? За что?

– Боюсь, в этом была доля и моей вины, – притворно сокрушаясь, вздохнула Аглая. Чувствовалось, что роль роковой женщины весьма ей импонирует. – После того, как я в очередной раз отвергла его ради режиссера, Николай безобразно напился и в таком виде отправился на задержание.

В результате его напарник погиб, а Гав вместо бандита подстрелил сидящую на лавочке старушку. За убийство его не упекли его лишь чудом: вскрытие показало, что бабулька, испугавшись стрельбы, скончалась от инфаркта за несколько секунд до того, как Гав всадил в нее пулю. Не знаю, правда это или нет – патологоанатом, выдавший это заключение, был Колиным приятелем. В тюрьму Гав не сел, но из органов его с треском выперли. Чем он потом занимался – не знаю.

– С ума сойти, – оценила я. – У тебя жизнь – почище чем детективный роман.

– То ли еще будет, – заговорщицки подмигнула мне Глаша.

* * *

Утро следующего дня было почти точным повторением предыдущего: Аглая блистала отсутствием, а Пьер собирался на работу.

Впрочем, Глашино исчезновение меня не удивило: еще вчера она предупредила, что с утра у нее назначена важная встреча. Мое знакомство с Андресом было Аглае только на руку – теперь ей не нужно было заботиться о том, чтобы развлекать неожиданно свалившуюся на голову гостью.

– Я последовал твоему совету, – сказал Пьер.

– Какому именно?

– Узнать, не въезжал ли во Францию некто с фамилией, начинающейся на "Гав".

– Как я поняла, ответ был отрицательный?

– Совершенно верно. Все туристы с подходящими фамилиями по окончанию визы выехали из страны. А откуда ты знаешь, что из этой затеи ничего не получилось?

– Потому что фамилия прототипа сыщика Гава – Сугавов. Николай Сугавов.

– Сугавув, – сделав ударение на последнем слоге, повторил Бриали. – Как ты узнала?

– Спросила у твоей жены, – объяснила я, гадая, рассказывала ли ему белобрысая лисичка о том, что она знакома с Аглаей, и как Глаша отбила у нее жениха. – Тебе приходилось когда‑нибудь слышать эту фамилию?

– Нет, – покачал головой Пьер, и по выражению жадного интереса на его лице я поняла, что он говорит правду. – Что это за тип?

– Кажется, бывший милиционер, в смысле полицейский.

– У него что‑нибудь было с Аглаей?

– Понятия не имею, – соврала я. – Поинтересуйся у нее.

– Нет. Я уже объяснял, почему не могу расспрашивать Глашу.

– Тогда узнай еще у кого‑либо, кто может быть в курсе, – забросила я пробный шар. – Наверняка, ты знаком с какими‑нибудь русскими подружками своей жены.

– Представь себе, нет. Аглая шутила, что не доверяет подругам и никому не позволит отбить меня у себя. В Россию я не ездил, а сюда она подруг никогда не приглашала.

Ситуация становилась все более интригующей. Если Бриали не врал, он понятия не имел, что Света и Аглая знакомы. Неужели злопамятная "лисичка" решила отплатить Аглае той же монетой, отбив у нее мужа? Судя по всему, подобное поведение весьма характерно для лучших подруг.

Любопытно, знает ли Света о том, что ее бывший жених тоже находится на Лазурном берегу и работает на Аглаю? Скорее всего, нет, иначе она постаралась бы довести это до сведения Пьера. Обвинив Глашу в связи с бывшим любовником, "лисичка" могла бы подтолкнуть Бриали к разводу, а потом занять ее место.