Змеиный клубок

Отчего-то очень захотелось зайти к Севке и посмотреть, как он там, жив или не очень.

Сказано — сделано. Леха направил стопы к дому Буркиных. Во дворе Ирка развешивала белье около бани.

— С добрым утром! — сказал он.

— С добрым, с добрым… — отозвалась Ирка. — Первый час, а ему утро.

— Где хозяин? — поинтересовался Коровин.

— Вышел весь.

— Куда?

— Мотоцикл наладил и полчаса назад в город погнал. Чувырло! Злой, паскуда, чуть меня не пришиб с похмелья. Саньке по уху ни за что съездил, сволочь. Утром, видишь ли, гайку, етишкина жизнь, найти не мог! А пацан-то при чем? И так малый тупой растет, а он его еще по башке. В город, видишь ли, приспичило!

— Чего его туда понесло?

— А я знаю? — взбеленилась Ирка. — Вы сами там чего-то мозговали, пока под стол падать не начали. Паспорт какой-то забрал и поехал.

— Паспорт? — переспросил Леха. Он даже лоб почесал и полез в карман штанов. Там лежало что-то похожее, твердое и плоское. Достал. Вроде паспорт. Открыл. Обложка с двуглавым орлом, бумажка со схемой, вкладыш с надписью «Россия» и двойной листок из серединки паспорта, с 11-й по 14-ю странички. «Дети» — Никита Сергеич с Михал Сергеичем на 11-й, незаполненная разлиновка на 12-й, в графе «Воинская обязанность» прямоугольный штамп «Военнообязанный» — на 13-й и в графе «Место жительства» более широкий штамп: «Прописан. Ул. Спортивная, дом № 45, кв. № 23. 12 ноября 1976 г.». Всего остального паспорта не было.

«Как же так вышло?» — Леха со скрипом напряг память. Никак не мог вспомнить и спросил у Ирки, подойдя к ней поближе:

— Мы чего, порвали его, что ли?

— Да не помню я, отвяжись. Меня не было там. Сами разбирайтесь!

Леха, опасаясь, что под горячую руку Ирка хлобыстнет его жгутом из какого-нибудь мокрого полотенца, пошел прочь, соображая, что и как.

Можно было озлиться на Севку. Другой бы точно подумал, будто дружок решил сам хапнуть вознаграждение. Но Леха в такую пакость не верил. Он был убежден, что даже если Севка и заполучит деньгу, то поделится. Но вот припомнилось ему, как он, еще соображая головой, сомневался насчет того, не получат ли они заместо денег перо в бок. Вдвоем это было вполне возможно, а одному — еще проще… Неужели Севка, дурак, это не понимает? Хотя, конечно, с похмелья чего не сделаешь…

Вернувшись к себе, Леха принял еще пару глотков, почуял себя лучше и даже вспомнил (по крайней мере, ему так казалось), как получилось, что у Севки оказался паспорт, а у него корочки и листочки. Вроде бы Леха взялся убеждать Севку в том, что надо сначала не звонить по телефону, а сходить к банкиру домой, по месту прописки. Если жена ни о каком вознаграждении не знает, то значит, его и нет вовсе, а одна приманка. Когда показывал, где адрес, листочек и выпал. Со скрепки сорвался. А сам паспорт Леха еще раньше из корочек вынул, может быть, даже еще до того, как в лес пошел. Потом, когда уходил, оставил у Севки. Наверно, где-то перед этим подобрал выпавший из паспорта листок и сунул в корочки, позабыв, что паспорта там уже нет. Положил корочки в карман и пошел домой. А Севка утром увидел паспорт, и его идея в задницу клюнула. Даже мотоцикл наладил.

Лишь бы только, дурак, не влип ни во что… Но самое главное, он же, дуролом, потащил то, что там, в городе, никому не нужно. Там нужна схемка, которая в паспорте лежит. За нее деньги платить будут, а не за паспорт. Если, конечно, вообще будут платить, а не пришибут. Только туг Коровин припомнил, что про эту самую схемку ничегошеньки Севке не сказал. Придет он, допустим, а с него тут же спросят, где схемка. Тот, дурак, скажет, что не знает и не видел ее никогда. А те, конечно, к кому он приедет, не поверят и будут думать, будто их надувают. Как только такая мысля пришла в голову, Леха решил: надо ехать. Если Севка на мотоцикле в город погнал, то где-то через полчаса уже доедет.

Будь Леха не такой похмельный, то задал бы себе такой вопрос: а где он там, в городе, среди трехсот тысяч морд будет Севку искать? Если, конечно, не найдет его ни по телефону, ни по адресу. При этом Леха как-то не прикинул, что телефон-то остался только у Севки, а адрес — только у него, Коровина.

Ехать в город надо было на какие-то шиши. «Шиши» у Коровина были, но в крайне малых объемах. В принципе хватало только на экстренный визит к похметологу. Но ради помощи другу Коровин готов был потратить их на проезд.

До города Леха все же добрался, но не так быстро, как собирался. Началось с того, что он не смог уехать на автобусе, который ходил всего два раза в сутки — туда и обратно. То ли поломался, то ли еще как, но оказалось, что он пойдет на станцию только вечером. Это означало, что надо либо ждать вечера, либо ехать на попутке. Но попуток до станции не оказалось, и Лехе пришлось пешкодралом махнуть на шоссе. Это было в другую сторону. К тому самому 43-му километру через лес Леха не пошел, хотя это было гораздо ближе, чем топать четыре километра по дороге. Однако когда он уже прошел два из четырех, подвернулся «ЗИЛ» Ваньки Ерохина, который и помог ему доехать до станции. Вообще-то Леха предлагал Ваньке довезти его прямо до города, но Ерохин сказал, что горючее у него не казенное, и потребовал с Лехи полтинник, да и то только по старому знакомству. Не было у Коровина такого капитала. Спасибо Ваньке и на том, что за так до самой станции довез.

Билета Леха брать не стал. По идее, попасться контролерам было в это время почти невозможно. Так оно и вышло, только вот поезд все не шел и не шел, хотя был в расписании указан. Только через полчаса объявили по станции, что по техническим причинам движение поездов прекращается на два часа.

Через два с половиной часа — и тут надули! — электричка все-таки пришла, и только уже сев на поезд, Лехе удалось вспомнить очень важную вещь. А именно — что бумажку с номером телефона, объявленного по телевидению, прихватил с собой Сева.

Возвращаться? Но ведь есть еще адрес. Правда, с Севкой он там вряд ли встретится. Может, Буркин все-таки списал адресок с листочка? С этой надеждой в душе Леха и вышел на вокзал.

Город сразу дохнул на него тяжелым кислым духом, бензиновой гарью, неубранным мусором привокзального базарчика, бомжами… Тьфу! Сто лет бы здесь не бывать… Суетятся, орут, матерятся. Отвык Леха от всего этого. Давно сюда не ползал.

Привокзальные часы показывали 17.20. Проваландался. Жрать вдруг захотелось. С утра, кроме ста граммов самогонки, во рту ничего не было. А денег — шиш. И потом, с дурной головы даже не побрился, да и переодеваться не стал. Вылитый бомж. Конечно, их теперь столько стало, что никто особо не обращает внимания. Даже милиция. Если вон там, в скверике, под памятником Ленину их штуки три спит, а мент в двух шагах от них с бабок-торговок бабки собирает. В наглую, на виду у всех. Ну жизнь, мать ее в душу!

Давненько он не бывал в городе. Раньше хорошо знал, где какая улица, а теперь что-то запамятовал. Где ж она, эта Спортивная, растуды ее? От вокзала шли два автобуса и трамвай. На что садиться?

На табличке, прикрепленной к борту трамвая, насчет Спортивной улицы ничего написано не было: «Московский вокзал — ул. Никольская — кинотеатр «Победа» — ул. Караульная — стадион «Буревестник» — универсам «Весна» — д/к «Механик».

Коровин помнил, что Дом культуры «Механик» принадлежал Механическому заводу. Вроде бы этот банкир, когда еще был комсомольцем, там работал. В «Механике» Леха несколько раз бывал на танцах, но всякий раз в подпитии и с большой компанией, а потому окрестный район знал плохо. Ехали они туда не на трамвае, а на автобусе, от своего машиностроительного. Судя по тому, что помнилось, д/к от мехзавода был недалеко. И с каких-то рыжиков Коровину представилось, будто товарищ Митрохин проживал поблизости от своего прежнего места работы. А раз так, то это было где-нибудь в районе стадиона «Буревестник». Где еще быть Спортивной улице, кроме как не у стадиона?

Вот по этой логике Леха и действовал. Влез в трамвай, встал на задней площадке и поехал. Только вот билет не взял. В смысле талончик у водителя не купил — там сразу по десять продавали, а у Лехи только десять тыщ и оставалось.