Змеиный клубок

Леха поднялся по лестнице, прошел вправо и уперся в высокую дверь, обитую истертым и порезанным ножами дерматином. Под кнопкой звонка увидел знакомое: «Брынцевой — 3 зв.». Нажал три раза кнопку и только после этого подумал: «А что, если на работе или в магазин ушла?» С минуту поволновался, но услышал шлепающие шаги в коридоре за дверью, а потом недовольный голос:

— Кто?

— Я, Алексей, — солидно ответил Леха, и Нинка открыла.

Леху обдало спертым духом прокисших щей, квашеной капусты, нафталина, клопов и еще чего-то подобного. «Нинка-блондинка, зеленые глаза», как ее в детстве дразнили, встретила его в розовом махровом халате, с полотенцем на голове. Гладкая, белая, не намазанная.

— Ой! — порадовалась она. — Приве-ет! Заходи.

Зашел, вытер ноги о тряпку, заменявшую коврик. Нинка положила руки ему на плечи, чмокнула в щетину.

— Небритый-то какой! Бороду отпускаешь?

— Да так, — сказал Леха, — недосуг было.

В коридоре горела тусклая лампочка, ватт на двадцать пять, не больше. В него выходило шесть когда-то крашенных в белый цвет, но ныне донельзя облупленных и захватанных грязными руками дверей. Справа была общая кухня, слева — сортир и ванная, остальные вели в жилые комнаты. Нинкина дверь была дальняя справа. Когда пошли по коридору, то из двери напротив вышла старуха, согнутая крючком, и пошаркала к туалету.

— Вот сучка старая! — ругнулась Нинка, когда пропустила Леху в свои апартаменты и заперла за собой дверь. — Никак не околеет. Одной ногой в гробу — а все шастает, нюхает… Все ей знать интересно.

— Такая уж уродилась, — сказал Леха. Сколько раз он к Нинке ни заходил, столько раз эта бабка-соседка в туалет отправлялась.

— Ты чего ж без звонка, а? — попеняла Нинка. — Ведь условились же: как собираешься ко мне — так сначала звонишь.

— А что, ты ждешь кого-то? — обеспокоился Леха.

— Да нет, вроде никого не жду. Но все-таки предупреждать надо. А то мне тебя и угостить нечем. Щи будешь? Еще холодец есть.

— С удовольствием, — ломаться Лехе времени не было.

— Тогда я сейчас все разогрею, а ты помоешься, побреешься и покушаешь, ладно?

— У меня и переодеться не во что, — сознался Коровин, — и бритвы нет и мыла. Опять же, как, соседи не возбухнут, если я вашу ванну займу?

— Соседей-то, кроме этой бабки, нету никого. В деревню за картошкой уехали. Через пару дней только приедут. Купайся! А я пока стол накрою…

ТЕ ЖЕ И КОТЕЛ

Очень хорошо этот вечер прошел, а ночь начиналась просто прекрасно. Леха отмылся в ванной, побрился свежим одноразовым станком, завернулся в теплый мужской халат. Нинка его даже подстригла «под скобочку» — ей и в парикмахерской работать доводилось, — а потом поужинал. У Нинки, кроме щей и холодца, нашелся обрезок батона сырокопченой колбаски, селедка с лучком и бутылка водки «Суворов». Выпили в меру, закусили, поразговаривали. Нинка, конечно, все расспрашивала, как там, в деревне, дела, как Севка с Иркой живут, кто помер да у кого кто родился. Леха что знал, то и рассказывал. Насчет грибов, конечно, разговор тоже заходил, но про паспорт и все прочие обстоятельства Коровин и словом не обмолвился. Послушал и Нинкины россказни, правда, не больно понятные, про всякие там рыночные отношения и безобразия. Немного телик посмотрели, а потом спать пошли.

Трахаться Нинка не только любила, но и умела, поэтому все получилось очень даже ловко и приятно. Леха впервые за долгое время спал не один, на свежем белье. Очень уж хотелось ему эдак проспать до утра, но — не вышло.

Сколько проспать удалось — черт его знает. Ложились примерно около одиннадцати, но когда сон оборвался, была еще глухая ночь. Разбудил их обоих стук в дверь. Громкий, бухающий, тяжелый, аж комната дрожала.

— Открывай, бля! — орал кто-то хриплым злым басом, и Лехе даже спросонья показалось, что этого ночного гостя он знает. По крайней мере, голос ночного пришельца где-то слышал. Но когда Нинка, проснувшись, охнула: «Вот нелегкая! Котел!» — Лехе все стало ясно.

Нинка, как видно, была убеждена, что в этот вечер Котел не заявится и не помешает ей с Лехой, а тот заявился. И уж, конечно, не догадывалась, что Котел — это один из мужиков, которых Коровин видел в лесу.

— Открой, падла, дверь вышибу! — Силушек у Котла на это вполне хватило бы.

— Сейчас! Сейчас! — отозвалась Нинка и прошипела:

— Бабка, засранка, дверь открыла. Убью ее, точно!

— Что делать-то? — У Лехи даже штанов не было.

Не прыгать же голышом со второго этажа? А ведь если этот Котел ревнивый, он, даже не зная про паспорт, может Коровина на месяц в больницу отправить… А может — и на кладбище.

— В шкаф лезь! — натягивая трусы и влезая в халат, пробормотала Нинка. — Я его успокоить попробую… На кухню уведу или в ванную. А ты смоешься…

Сколько Леха анекдотов слышал про то, как бабы любовников в шкафы прятали, сколько ржал над ними, а теперь не до смеха было. Он запахнулся в халат, успев только подумать, сумеет ли Нинка упрятать его обувку и одежку, которая лежит где-то в другой комнате, и полез в гардероб, туда, где на плечиках висело с десяток продушенных Нинкиных платьев. Кое-как закрыв за собой двери, он чувствовал себя точно так же, как в ельнике у оврага…

Нинка открыла дверь, и в ту комнату, что была за тонкой перегородкой, с грохотом вломился Котел.

— Ты чего не открывала? — проорал он и со звоном залепил Нинке оплеуху. Не очень сильную, но Леха слышал, как она ахнула и шарахнулась задницей о край стола.

— Юра-а-а… — захныкала Нинка. — Ты чего-о? Я спала-а…

— Врешь, паскуда! У тебя мужик тут! Мозги пудришь? На!

И так треснул ее наотмашь, что она, опрокинув спиной стул, слетела на пол.

— Убива-а-ают! — истошно заорала Нинка. — Алеша-а-а!

^— Алеша?! — злорадно прорычал Котел. — Вот тебе! Поимей своего Алешу!

Похоже, он уже пинал Нинку ногами. Во гад! И хотя знал Леха, что шансов у него ноль без палочки, выскочил из гардероба. Подхватив с пола тяжелую бутылку из-под шампанского, он прыжком вылетел за перегородку.

А вот и Алеша… — сказал Котел, еще разок пнув Нинку по заднице. — Ну что, поговорим, а?

Леха стоял со своей 0,8, занесенной, как граната для броска. Котла он видел только с десяти шагов, не ближе, а теперь он стоял совсем рядышком. Ровно на голову выше Лехи, мощный, как шкаф. Кулаки, ботиночки на тяжких подметках. Челюсть квадратная, лоб низкий, глаза маленькие, по-удавьему холодные. Сдавит лапой за кадык — и хана. Но может и не лапой. Кожаная куртка с рукавами типа реглан была распахнута на груди, и за ремнем широких зеленоватых штанов виднелась рукоятка пистолета. Выдернет — и грохнет…

Наверно, на роже у Коровина отразился такой испуг и ужас, что Котел, смотревший на него сверху вниз, изобразил на своей роже что-то вроде ухмылки.

— Ты чего, мужик, драться пришел? Ну, давай, дерись… Только махай осторожно, не рассыпься Давай, давай!

У Лехи руки и ноги стали ватными. А потом — затряслись. Мелкой дрожью. Опустилась бутылка, сил не стало ее держать.

Ладно, — сказал Котел с ленцой. — Пять минут тебе, чтоб отсюда свалил. Понял? И забудь сюда дорогу, козел!

Нинка на полу тихо всхлипывала. Котел ей морду разбил капитально. Кровь из носа текла, а под глазом фингал набухал. А он, Леха, эту бабу, землячку из родного села, которая его всегда так хорошо, бескорыстно и по-доброму принимала, защитить не может… Трус!

— Время пошло! — напомнил Котел, глянув на часы. — Не бойся, раньше не трону. И бутылку поставь, все равно не удержишь…

Леха сделал пару шагов к своим шмоткам, которые лежали на стуле, и тут же получил несильный, но обидный пинок в зад.

— Живей давай, сморчок хренов! Минута прошла.

Зря он это сделал. Не пни он Леху, тот бы, не рыпнувшись и по-прежнему трясясь, оделся бы, уложившись в отведенное время с запасом, и пехом дунул бы из города, уже забыв и про паспорт, и про Севку, и про Нинку… Но этот презрительный пинок, которым Котел угостил Коровина, ни в грош его не ставя, вдруг прожег Леху такой яростью, такой злостью, которая обо всех страхах заставляет забывать и действовать уже не по воле разума, а по воле сердца…