Новые русские

— Дело такое, житейское. С кем не бывает.

Катя, искоса следя за его реакцией, возмущена столь демонстративным безразличием. Утирает слезы ладонями. «Живи после этого с мужиком», — думает она и с вызовом сообщает:

— Я обдумала свое положение и решила оставить ребенка.

Степан подскакивает, как ужаленный.

— Еще чего?! С ума сошла? Зачем нам ребенок?!

— Хочу иметь сына от любимого мужчины, — объясняет ему Катя.

— Ты же замужем. Что скажет тебе твой Юрген, когда узнает?

— Ничего, — пожимает плечами Катя. — Первый ребенок тоже не от него. Но о новом я расскажу всю правду. Нельзя бесконечно врать. Он поймет.

— Что поймет? — кричит Степан и вскакивает с постели. Подходит к низкому столику, уставленному бутылками. Наливает себе полстакана виски. Выпивает залпом, без всякого удовольствия. Подходит к Кате. Опирается на спинку кровати. — Мне этот ребенок не нужен! Шурупишь своей башкой? И потом, откуда известно, что это мой ребенок? Мы знакомы всего месяц!

— Два и еще целую неделю, — уточняет скромно Катя.

— Получается с первого раза, да?

— Вспомни, первый раз длился три дня. Мы даже не выходили на улицу.

Степан не способен оставаться на месте. Он снова выпивает и надолго закрывается в туалете. Выходит оттуда мрачный и злой. Говорит резко, не глядя на Катю:

— Нет, нет, нет! Мы так не договаривались. Если мне от каждой иметь по ребенку!

— От каждой?! — взрывается Катя. Подскакивает к нему.

— Оденься, — отталкивает ее Степан. Сам плюхается в кресло, отчего витые ножки чуть не разъезжаются в стороны. — Ты решила рожать?

— Решила…

— Понимаю. Это шантаж. Периодически меня пытаются поймать на эту удочку. Ни одной не удалось. Хочешь рожать — валяй, коли здоровья не жалко. Но на мою материальную поддержку не рассчитывай.

Катя и не думает одеваться. Опускается на ковер у его ног:

— Ты же говорил, что любишь.

— Нет. Я говорил — хочу тебя. Разные вещи. Тебя уже любит один человек — твой муж Юрген. Не собираюсь лишать его этой привилегии.

Катя кладет мокрую щеку ему на колено.

— Значит, между нами просто постель?

— Да, и ребенок в ней не к месту. — Степан ужасно не любит, когда у его женщин возникают проблемы. В таких случаях он предпочитает исчезать из их жизни по-английски. Пожалуй, с Катей предстоит то же самое. Но сначала придется заставить ее сделать аборт. Иначе потом хлопот не оберешься. Степан меняет тактику. Гладит Катю по голове: — Почему не сказала раньше? Можно же было попить какие-нибудь таблетки.

— После тебя таблетки не помогают, — мурлычет Катя.

— Да, мне говорили, что сперма у меня очень активная, — соглашается Степан. Немного подумав, добавляет: — Зря обижаешься. Я не категорический противник детей. Всему свое время. Мы же не маленькие. Сама посуди. Уже год меньше бутылки водки в день не выпиваю, А когда мы познакомились в Вене и завалились в койку, то между делом выпили ящик шампанского и бесчисленное количество джина с тоником. Представляешь, какой урод получится после этого коктейля? Давай так. Уж если тебе приспичило иметь от меня ребенка, погоди немного. Я начну новый бизнес, брошу пить, организм проветрится, и тогда, по просьбам трудящихся в постели женщин, заделаю тебе качественно, за всю масть. А сейчас рисковать нельзя. Не бери грех на душу…

— Меня Нинон тоже отговаривает. По этой самой причине, — вздыхает Катя.

Степан собирает в кулак ее волосы и поворачивает к себе ее голову:

— Почему Нинон в курсе? Она же разболтает всей Москве!

— По-бабски посоветовалась. У нее аналогичные проблемы, — оправдывается Катя. Ее заплаканное лицо с большим хлюпающим носом потеряло сексуальность и сделалось непривлекательным. Степану ее не жалко, особенно в таком виде. Катя не делает попыток освободить волосы. Смотрит, не мигая, на него и продолжает: — Нинон готова устроить. Но не обычный аборт. Я очень его боюсь. Оказывается, можно по-другому. В Москве есть уникальный врач, который водит руками над низом живота и плод рассасывается.

Степан рассерженно отпускает ее волосы.

— Чушь болотная. Фигня полная. Я заплачу, сколько надо. Иди и делай, как все бабы, в больнице.

Катя отрицательно машет головой.

— Ни за что. Лучше рожу. Нинон сама только что сделала у него. Завтра собирается вести туда же Элеонору.

От неожиданности колени Степана раздвигаются, и, потеряв опору, Катя падает на ковер. Степан встает, переступает через нее, идет и выпивает еще виски. Вроде бы без всякого интереса спрашивает:

— Причем тут Элеонора? Она что, от мужа-привидения забеременела? Тогда и моих рук достаточно, чтобы все рассосалось.

Катя остается на четвереньках.

— С чего ты решил, будто Элеонора одна? Она — страшная женщина. Поговаривают, у нее контакты с мафией. Когда нужно убрать кого-нибудь, к примеру, политика или бизнесмена, она с ним знакомится, а потом он бесследно исчезает…

Степан от души смеется.

— Это тебе Нинон рассказала?

— Смейся сколько хочешь. Только у Элеоноры по ночам убийца скрывается. Не какой-нибудь там Ласкарат. Про это многие знают. Шепчутся. Дыма без огня, сам знаешь… Впрочем, мне какая разница. Или тебя интересует?

Степан смотрит на Катю. Спокойно отводит взгляд:

— Да нет. С чего взяла? Ладно, коль в Москве новая дурь — попробуй. Сколько это удовольствие потянет?

— Бесплатно. Но приходить нужно обязательно с тем, кто является отцом ребенка.

— Это со мной, что ли? — Степан разводит руками, кланяется. — Здрасьте, мадам. На это меня не подбивайте. Может, ему еще паспорт предъявить?

Катя в слезы.

— Ах так?! И не надо! Ничего не надо! Пусть будет как будет! Кого рожу, того рожу. Все ты врешь. Тебе лишь бы меня сейчас на аборт отправить, чтобы мне в совковой больнице все вырезали? Этого добиваешься? Чтобы я больше никогда не забеременела? Может, еще врачам денег добавишь, чтобы мне — чик и навсегда? Да?

Оставаясь на четвереньках, Катя похожа на злющую болонку, которой и кусаться страшно, и прекратить лай невозможно. Степану трудно спорить с ней. Конечно, лучше отправить ее на операцию в Европу. Но где гарантии, что она сделает? Деньги возьмет и, ко всему, родит.

— Тебя послушать, так и Элеонора притащит любовника?

Катя притворно улыбается:

— Иначе нельзя. Заодно с ним познакомишься.

— Когда?

— Сегодня в полночь.

— Что ж, он по ночам таким делом занимается?

— Делает втайне. А днем нормальных принимает. К нему женщины по большому блату попадают. Я позвоню. Нужно подтвердить наш приход.

Степан не знает, то ли верить в этот бред, то ли смеяться. Но лучше пойти. А вдруг он и впрямь встретит там Элеонору. Вот будет потеха.

— Валяй, звони, — окончательно сдается он.

Но Катя не торопится. Оттопыривает попку и молит его:

— Давай еще разок. Ну, пожалуйста. Потом будет нельзя…

— Одевайся! Кому говорю! Хватит, навтыкался. Как бы у тебя тройня не обнаружилась, — Степан не намерен больше поддаваться на ее уговоры. Ему бы побыстрее убедиться, что она стерильна, и — ноги в руки. Только его и увидит.

Генерал-привратник долго не открывает дверь. Какого черта, скоро полночь, а они никак не угомонятся. На мраморном крыльце стоит запорошенный снегом Иголочкин.

— Чего тебе? — удивляется Владлен Спиридонович.

Иголочкин протискивается в узкую щель. Стряхивает с себя снег.

— Дело срочное. Доложи-ка, он меня ждет.

— Как же, заснуть без твоего рапорта не может, — ворчит генерал, но идет к старинному телефону, висящему на мраморной стене в закутке у лифта. Оказывается, действительно, Иголочкин будет принят через десять минут. Генерал жестом подзывает его к себе. — Чего с морозца-то хочешь, небось греческого коньяку, ась?

Иголочкин расстегивает пальто, садится на бархатный диванчик.

— Тебя же Артемий излечил от этого занятия?

— Напрочь, — подтверждает генерал-привратник. — От запоев, но не от умеренного употребления. Сам посуди, целый день стою на сквозняке, чаем особо не согреешься, вот и приходится в медицинских целях. Будешь, что ли?