Тот, кто стоит за спиной

Выставив в сторону ладонь, Половцев скользил ею по листве приземистого кустарника, словно ждал от него какого-то сигнала.

Когда жизнь выплеснулась за рамки смысла, а смерти не стало, Половцев, без сожаления умалясь до жалкого эмбриона, всем своим существом превратился в траву, листву и хвою, обратился в один нервный сгусток, клубок, мыслящий, видящий и слышащий одновременно каждой своей клеткой…

Внезапно рука его скользнула по чему-то гладкому металлическому. Литератор скосил глаз в сторону и увидел мерцающий капот и крыло автомобиля. Еще не зная, зачем он это делает, Половцев начал дергать дверные ручки, словно намеревался вырвать их с мясом. Он даже не заметил, как мертвая предрассветная тишина разродилась отчаянным криком сирены охранной системы автомобиля.

Схватив валявшийся поблизости булыжник, литератор с силой погрузил свою руку с булыжником в темное нутро автомобиля, даже не заметив ледяной корки стекла и не почувствовав боли. Только брызнувшая из глубокой раны кровь удивила его.

Распахнув дверь автомобиля, он на мгновение замер, взял с приборной панели зажигалку и сунул ее в карман. После этого литератор начал методически долбить приборную панель булыжником, который так и не выпустил из руки, сокрушая почти безупречный дизайн салона и заливая его собственной кровью, словно в самом деле ненавидел это невинное детище прогресса.

Только когда сирена неожиданно стихла, он прекратил свою варварскую работу. Не обращая никакого внимания на все усиливающееся кровотечение, Половцев неторопливо вытащил из-под водительского сидения монтировку и… автомат Узи. Половцев знал, что это за игрушка.

Передернув затвор, он сунул автомат под мышку, взял в руку монтировку и подошел к багажнику. Одним легким движением руки Половцев открыл его, словно это была пивная бутылка, а не автомобиль.

Затем, даже не изменившись в лице, и абсолютно механически литератор свободной рукой вырвал из багажника вместе с грязным брезентом тот самый теплый комок, который стоил для него вселенной.

Связанный по рукам и ногам мальчик с залепленным ртом смотрел испуганными, глубоко запавшими глазами на своего безумного отца, который в свою очередь смотрел на него, смотрел… и не видел.

Неожиданным рывком Половцев поставил Андрея на ноги и, не говоря ни слова, с каким-то утробным рыком разорвал узел на его ногах. Потом высвободил руки мальчика и оттолкнул его от себя. От слабости Андрей упал. Ноги его затекли, и только теперь, когда во все отсеки его занемевшего тела наконец спасительно хлынула кровь, он почувствовал, что не сможет сделать ни шагу. Трясущимися руками мальчик отодрал пластырь и сделал глубокий, бесконечно глубокий вдох.

— Папа, — срывающимся, прыгающим по гортани голосом выдохнул Андрей.

Но литератор его не услышал. Отступив от автомобиля на два шага, он, по-армейски твердо держа автомат в руках, нажал на курок и выпустил в сверкающее лаком совершенство весь магазин.

Во время стрельбы мальчик начал отползать от машины, пытаясь спрятаться от безумца. Из пробоин автомобиля тонкой струйкой потек бензин.

Бросив еще гудящий стрельбой автомат в бензинную лужу, литератор достал зажигалку и щелкнул кремнем. Отойдя от машины на несколько шагов, стараясь не погасить собственной кровью продолговатый язык огня, Половцев плавным размашистым движением бросил зажигалку в быстро растущую лужу. Лужа вспыхнула. Половцев повернулся и быстро пошел прочь.

Через несколько секунд грянул взрыв, и в небо, словно неизвестное огненное светило, взвился белый с черным по краям шар. Литератор даже не пригнулся.

Ни боль, ни страх, ни смерть не существовали для него.

Подойдя к мальчику, испуганно лежащему на спине и с мольбой смотрящему на отца, Половцев, все так же стеклянно глядя сквозь сына, обеими руками поднял его, пачкая теплой кровью, и, подхватив на руки, потащил прочь от чудовищно гудящего в мертвой предрассветной тишине факела.

— Папа, у тебя кровь, — шептал потрясенный мальчик, глядя на густую и черную кровь, уже накрепко склеившую Половцеву пальцы. — Кровь! Кровь! — стонал он.

Половцев, не обращая внимания на слова мальчика и кровь, напрягаясь, как лошадь в упряжке, тащил свою ношу к шоссе, к узкой сереющей среди мрачной зелени полоске, словно именно она и являлась наконец осознанной целью всей его жизни.

Он уже не дышал, он хрипел при каждом вдохе. Жилы его напряглись и вот-вот грозили разорваться от этой непосильной ноши. Но он шел, шел неизвестно каким усилием воли, шел, все убыстряя шаги, словно там его ждала божественно сладкая, как влага в пустыне, смерть.

Не дойдя до асфальта всего нескольких шагов, Половцев остановился, ноги его подогнулись, и он упал навзничь в редкую, покрытую трауром пыли, траву.

До крови кусая губы и уже не сдерживая горлом хлынувших слез отчаяния, Андрей пытался оторвать от земли тяжелое тело отца, которое вдруг словно налилось ртутью.

Мотая головой из стороны в сторону и сжав зубы до скрежета, загоняя внутрь себя крик, уже встающий горьким комком в гортани, Андрей обхватил отца за плечи и оторвал его от земли, но тело выскользнуло из его рук и голова отца глухо ударилась о сухую и твердую землю.

Тогда, встав перед отцом на колени, преодолевая страх и брезгливость, Андрей в отчаянии сжал ладонью кровоточащую рану на его руке и закричал звериным предсмертным криком, криком, проклинающим этот по-волчьи безжалостный и по-крысиному жестокий мир человеков.

Бледный и почти нереальный в сероватой предрассветной дымке автомобиль остановился рядом с мальчиком, стоящим на обочине на коленях.

Это был «рафик» «скорой медицинской помощи».

Из «рафика» выскочили двое: один — здоровенный, в белом халате с чужого плеча и другой — в мятом сером костюме, в жеваной рубашке и с лихорадочно блестящими глазами. Не говоря ни слова, они подняли литератора с земли и внесли его в машину. Мальчик покорно шел сзади.

В автомобиле литератора положили на носилки и над ним склонился здоровяк в белом халате.

— Солнцев, — представился мальчику второй, бледный и небритый, и протянул руку. — А вас как величать?

— Андрей, — удивленно произнес мальчик и неуверенно протянул свою руку, которую Солнцев неожиданно крепко пожал сухой горячей ладонью. — Что с папой? — тихо спросил мальчик.

— Ничего особенного! — ответил здоровяк. — Он просто устал и давно не ел!

— А кровь? — спросил Андрей. — Было очень много крови… Такая липкая и густая.

Здоровяк обернулся к мальчику и улыбнулся.

— Поехали, — сказал он ему и подмигнул. — Вам с отцом надо спешить.

Мальчик доверчиво приблизил лицо к Солнцеву и спросил, кивая головой на здоровяка:

— А это кто?

— Это? — Солнцев пожал плечами и, кивнув на здоровяка, ответил таким тоном, словно был крайне удивлен неосведомленностью собеседника: — Тот, кто стоит за спиной!

Автомобиль ехал по шоссе на большой скорости. Здоровяк включил сирену и, весело глядя вперед, кричал:

— Подъем! Подъем! Всем подъем!

И сирена будила чутких жителей окрестных pout и полей, готовых каждое свое мгновение, запрокинув головы в зенит и раскрыв клювы, радостно славить чудо мироздания и его вдохновенного Творца.

Вторя «скорой помощи», навстречу ей промчались три пожарные машины с включенными сиренами. Они спешили к даче полковника, рядом с которой коптил небо догоравший автомобиль.

— Куда вы потом? — спросил Хромов физика.

— Куда? Поеду домой, буду жить дальше…

— А ваш лазер? Будете совершенствовать конструкцию? — Хромов с улыбкой смотрел на сидящего рядом Солнцева.

— Да пошел он! Если из-за него уже столько копий сломано и столько народу угроблено, то будет лучше для всех плюнуть на эту затею, а оставшиеся бумажки сжечь! А то ведь набегут засранцы со своими миллионами, наштампуют этих «игрушек» и начнут поджаривать направо и налево! — с чувством ответил физик. Он уже полностью пришел в себя и был готов к бурной деятельности на любой сколь-нибудь заметной ниве.