Степень вины

Терри помолчала. Наконец спросила:

– Если кассета будет фигурировать как улика, у Марии нет шансов?

– Мотив преступления не просто в кассете, суть мотива – скрыть свое прежнее лжесвидетельство. После этого ни один присяжный не поверит ни единому ее слову.

Поколебавшись, Терри проговорила:

– Вы думаете, Мария совершила умышленное убийство Ренсома?

– Я не знаю.

Она задумалась:

– Я не понимаю, почему она хотела, чтобы именно вы представляли ее интересы. Оснований верить ей у вас меньше, чем у кого-либо.

– О, для меня это абсолютно понятно. Я единственный человек из знакомых ей, кто, в чем она абсолютно уверена, способен быть таким же жестоким, как она сама, – по крайней мере, если я чего-нибудь очень захочу. Она дважды могла убедиться в этом: той ночью в Вашингтоне, когда я хотел прикончить Вудса, и в тот день в Париже, когда мне казалось, что я спасаю Карло. – Пэйджит помолчал. – Ради Карло мне придется кое-чем поступиться теперь. Очередь Марии делать ставку на карту лжесвидетельства. И поэтому я должен представлять ее.

– Но если такое записано на кассетах, как она может рассчитывать на вашу защиту?

Он невесело улыбнулся:

– Как раз они и могут быть наилучшим побудительным мотивом. Если первая кассета косвенно задевает меня, вторая, без сомнения, поставит на мне крест. Если я не смогу изъять их – что означает крах и для Марии, – Карло придется жестоко разочароваться в обоих родителях.

Терри коснулась пальцами век.

– Что вы намерены делать?

– Не знаю. – Пэйджит снова помолчал. – На первый взгляд я не имею никакого отношения к этому случаю – меня пока нельзя обвинить в лжесвидетельстве, я не заинтересован в смерти Ренсома. Но если смотреть глубже – на карту поставлены мои интересы.

– Или интересы Карло.

Он пожал плечами:

– Когда речь идет о семье, их трудно разделить: то, что делают или не делают родители, непременно влияет на детей. Вот почему Мария поступила правильно, отказавшись от Карло, пусть у нее и были свои причины.

– Вы собираетесь ему рассказать обо всем?

– Тысячу раз собирался. Но каждый раз удерживала мысль, что можно подождать, пока в том не будет необходимости.

Терри задумалась:

– Но это же не прежний перепуганный семилетний малыш, это совершенно другой человек.

– Меня удивляет, насколько он изменился. Но большинство детей, узнав суровую правду о своих родителях, переживают это в одиночестве. Что несколько проще, чем обрести громкую славу сына женщины, которая – и без того уже обвиняемая в убийстве – пятнадцать лет назад препятствовала свершению правосудия, несет моральную ответственность за убийство свидетеля и рука об руку с отцом лжесвидетельствовала перед сенатом Соединенных Штатов. – Пэйджит покачал головой. – А что ваша мама сделала бы в этом случае?

Терри смотрела в пол.

– Я не знаю, Крис. Действительно не знаю. Слова прозвучали устало и отстраненно.

– Извините. Я понимаю: вы разочарованы.

– В чем?

– Во мне. – Вдаваться в подробности ему не хотелось. – Смотрите, ведь я могу избавить вас от этого дела, помогу найти другую работу…

– Нет. – Терри встала. – Вы даже не понимаете, да?

– Не понимаю чего? – удивленно переспросил он.

– Вы же говорили, что я ваш друг. Значит, я должна заботиться о вас, как о друге. – Ее глаза снова ожили. – Вы гораздо лучше, чем думаете о себе, вот почему я так огорчена всем этим. А вы видите только то, что я обижена. Мне же не пятнадцать лет.

Пэйджит нерешительно посмотрел в ее глаза:

– Вы мне ничем не обязаны, Терри. Я выбрал вас в друзья. Не вы.

Легкая улыбка тронула уголки ее губ.

– Иногда, – проговорила она, – вы действительно безнадежны.

Пэйджит молча смотрел на нее. В это время зазвонил телефон.

– К вам Мария Карелли, – сообщила секретарша. Пэйджит продолжал смотреть на Терри.

– Пусть войдет, – распорядился он.

Когда Мария, войдя, стала с откровенным любопытством рассматривать Терри, Пэйджит понял, что они никогда прежде не встречались.

Было очень странно видеть их, стоящих лицом друг к другу: Мария почти на полфута выше, от нее так и веет искушенностью и волей; Терри заметно моложе, во взгляде – интеллект, понимание. Они были очень разными.

Терри протянула руну:

– Я – Терри Перальта.

Она не улыбалась; конечно, это трудно, подумал Пэйджит, неожиданно встретиться с клиенткой, про которую только что узнала, что она аморальна, отъявленная лгунья и, возможно, повинна в убийстве. И, кроме того, является бывшей любовницей Пэйджита и не очень заботливой мамашей мальчика, которому, похоже, нравится Терри. И поэтому бесстрастное выражение на лице Терри вполне можно было причислить к ее подвигам.

– Да, конечно.

Небрежно улыбнувшись, Мария смерила Терри беглым взглядом, который Пэйджит определил про себя как пренебрежительный.

– Крис, как это с ним часто бывает, опять попрал нормы поведения – не соизволил объяснить, почему нужно срочно встретиться со мной.

– Но теперь, когда вы здесь, надеюсь, Крис исправит свою оплошность.

Своим холодным, непочтительным тоном Терри дала понять, что она не просто помощница Пэйджита, но и женщина, которая не позволит выказывать ей пренебрежение. Этого было достаточно, чтобы Мария почувствовала себя оскорбленной.

Она повернулась к Пэйджиту, как будто Терри не было в комнате.

– Вы еще не закончили? – спросила она. – Если нет, я могу подождать снаружи.

Вопрос был продиктован отнюдь не вежливостью, Мария ясно давала понять: что бы ни собирался обсуждать с ней Пэйджит, она не намерена делать это в присутствии Терри.

– О нет, – небрежно бросил Пэйджит, – мы готовы к встрече с тобой.

На мгновение она пришла в замешательство.

– Наверное, было бы лучше поговорить наедине.

Он смотрел равнодушно.

– У меня нет секретов от Терри. И у тебя не будет.

– Что ты имеешь в виду?

– Пока она занимается этим делом, что бы ни выявилось, Терри будет знать обо всем.

Что-то новое промелькнуло в лице Марии – то ли сомнение, то ли горечь унижения. "Что же она знает?" – читалось на ее лице. Обратившись к Терри, она сказала:

– Крис очень доверяет вам. Та кивнула:

– Да, он доверяет, поэтому и вы можете доверять. Но у меня дела. – Она обернулась к Пэйджиту: – Один вы справитесь?

Он невольно улыбнулся.

– Думаю, что да. – И, помедлив, добавил: – Спасибо за помощь.

– Не стоит благодарности. – Она прошла к двери, бросила на Пэйджита последний взгляд и исчезла.

Мария сказала нарочито беззаботным тоном:

– Она посмотрела на тебя взглядом собственника, заметил?

– Она посмотрела на меня человечным взглядом. И я стараюсь к этому привыкнуть.

Мария продолжала, никак не реагируя на его тон:

– Я подумала было, что она втюрилась в тебя. Но рассчитывать, что ты будешь сохнуть по ней, это…

– Болтовня в качестве отвлекающего маневра? – прервал ее Пэйджит. – Из-за твоего интереса к теме "Частная жизнь" я не намерен затягивать дело.

Она тут же смолкла и села.

– Хорошо. Что случилось?

– Почему ты не сказала мне? Сразу.

Мария отвернулась к окну. Волны дождя выбивали по стеклу барабанную дробь. Она спросила покорным голосом:

– Могу я узнать, о чем речь?

– Непременно. Подумай: о чем умная клиентка непременно сказала бы адвокату. – Тон Пэйджита смягчился. – Или порядочная мать – отцу.

Мария, казалось, не в силах была оторвать взгляд от окна.

– Они нашли кассету.

– Да.

Она откинулась на спинку кресла.

– Где?

– В квартире Ренсома.

Мария закрыла глаза:

– А что на ней?

– Это же твоя кассета, Мария.

Она покачала головой:

– Это было пять лет назад. Кроме того, я была немного не в себе.

– Я – тоже, слушая все это.

– Ну пожалуйста, Крис!

– Хорошо. Она начинается с твоего сна, где ты в соборе Сен-Жермен-де-Пре. – Пэйджит помолчал. – А заканчивается лжесвидетельством в сенате.