Террор Бешеного

— Господи, Учитель, мне так нужна твоя помощь! — громко воскликнул Савелий, резко воздев руки вверх ладонями.

Однако Учитель молчал. Савелий опустил глаза и посмотрел на грудь: может быть, обратиться за помощью к Космосу? Нет. Он не имеет права тратить космическую энергию, которая может понадобиться, когда нужно будет спасти жизнь близкого человека. Сейчас, когда он услышал голос Воронова, он не ощутил, что ему в самое ближайшее время угрожает смерть. Опасность — да. Прийти к нему на помощь — да!

«Ты уверен, Савелий, что не опоздаешь? — мысленно спросил он себя и ответил: — Уверен! В таком случае нужно дождаться выводов специалистов, а потом — звонка брата, и только потом принимать окончательное решение».

Код из прошлого

Получение визы в американском посольстве заняло немногим более сорока минут, и Савелий, забрав свой паспорт, решил не откладывать в долгий ящик приобретение билета. К счастью, билет на самолет Аэрофлота, вылетающий на следующий день, нашелся. К счастью, потому, что Савелий считал Аэрофлот более надежной фирмой, чем все остальные, во-первых, и более дешевой, во-вторых.

Чтобы не отвлекаться перед вылетом, а может быть, наоборот, для того чтобы отвлечь себя от постоянных мыслей о Воронове, Савелий принялся медленно и очень тщательно укладывать вещи, которые ему понадобятся в Америке, и подарки, купленные еще в день своего похищения.

Отправляясь в какой-нибудь вояж, Савелий всегда старался взять с собой вещей ровно столько, чтобы они поместились в один чемодан, чтобы одна рука обязательно была незанята. Эта привычка выработалась у него еще с Афганистана: одна рука должна быть свободной для защиты или нападения. На этот раз он боялся, что придется брать с собой и спортивную сумку, однако все обошлось. Даже осталось еще место для мелочей.

Хлопоты, связанные с отъездом, закончились к шестнадцати часам, а звонка от Богомолова все не было. Не успел он подумать об этом, как телефон ожил. Проверив, на месте ли «пуговичка», Савелий поднял трубку:

— Да, слушаю!

— Заждался? — Голос Богомолова был несколько взволнованным.

— Не то слово! Какие результаты? Неутешительные?

— Я бы сказал несколько иначе: настораживающие…

— Константин Иванович, можно опустить подготовительную фазу? — нетерпеливо попросил Савелий.

— Опущу мелкие, не столь важные подробности и термины. Сообщу главную мысль, прозвучавшую у нескольких, работавших независимо друг от друга, специалистов.

— Вы что, испытываете меня на прочность?

— Ладно, не сердись. Слушай лучше. Почти все из них сошлись на том, что наш Воронов подвергся какому-то психосоматическому воздействию. Отсюда и неадекватность поведения в отношении близких ему людей.

— Это точно или высказано лишь как предположение?

— Стопроцентного вывода никто из них не дал, но меня настораживает, что каждый из них, исследовав запись и письмо, независимо друг от друга пришел к одному и тому же выводу, хотя и с оговоркой, что это не аксиома.

— А что вы думаете по этому поводу?

— Я? Мне труднее сделать правильный вывод: во-первых, я не специалист, во-вторых, ты знаешь о жизни Воронова гораздо больше меня! Вот и выходит, что только ты, услышав разные точки зрения, можешь найти наиболее точный ответ.

— Хорошо вы сказали: разные точки зрения! — напомнил Савелий. — Пока я услышал лишь одну.

— Были и другие, но настолько неправдоподобные, что не стоит даже голову тебе морочить. Правда, одна меня задела всерьез.

— Какая?

— Понимаешь, Савушка, если бы речь шла о каком-нибудь важном политическом или государственном деятеле или о денежном мешке, то я бы с нее и начал. Но речь идет об обыкновенном майоре ФСБ.

— И все-таки?

— Тебе, конечно же, известны разработки спецслужб разных стран, связанные с кодированием человека?

— Об этом особенно много писалось, когда почти подряд покончили с собой несколько высокопоставленных чиновников КПСС после путча 1991 года. Честно говоря, я не очень в это верю. Мне кажется, что такое кодирование может быть успешным только в отношении слабых людей, слабых не физически, а слабых духом! Надеюсь, вы не считаете таким Андрея?

— Не считаю, но я на твоем месте не был бы столь категоричен. Помнится, ты сам как-то убеждал меня, что человек пока использует только три-четыре :;процента возможностей своего мозга…

— Могу и сейчас подтвердить это.

— А ты возьми и представь себе, что кто-то сумел найти способ воздействия именно на те самые про-' центы мозга, что не используются человеком! Вообрази, что может натворить такой человек?

— Честно говоря, даже думать об этом не хочется!

— Хочется не хочется, а приспичит — придется подумать. Во всяком случае, я бы на твоем месте, встретившись с Вороновым, был бы крайне осторожен: неизвестно, насколько сильно воздействовали на его тело и мозг.

— Вы хотите сказать, что я должен опасаться предательства своего брата? Того брата, который не раз рисковал своей жизнью, чтобы спасти меня?

— Мне кажется, Савелий, ты чего-то недопонимаешь, — заметил Богомолов. — Опасаться ты должен не предательства близкого человека, опасаться ты должен того, кто будет скрываться под личиной твоего брата!

— Господи, неужели такое возможно?! — с болью воскликнул Савелий.

— Может быть, и нет, но к этому нужно быть готовым! — уверенно сказал генерал.

— Вы сообщили Лане, что Андрей исчез? — спросил Савелий.

— Нет, не смог. Я сказал ей, что Андрей выполняет спецзадание.

— И правильно сделали. Узнай Лана об исчезновении Андрюши, неизвестно, как бы она поступила, а ей нужно о ребенке заботиться. Интересно, что завтра скажет Воронов? Назовет место встречи или…

— Какая разница? Как только ты ступишь на американскую землю, тебя сразу начнут подстерегать опасности: не забывай, что на тебя охотится Тайный Орден! Честно признаться, я очень сильно переживаю за тебя. Может быть, стоит кому-то тебя подстраховать? — ненавязчиво предложил Богомолов.

— Нет, Константин Иванович, это мой брат, и он обратился за помощью ко мне. А значит, это моя битва! — категорически возразил Савелий.

— Ну, что ж, тебе виднее, — неохотно согласился генерал, — я скажу своим, чтобы они на всякий случай проследили завтрашний звонок.

— Хорошо. До завтра.

— До завтра, Савушка.

Побывав на Втором космическом Сходе, где Учитель заверил его, что Космос берет на себя заботу и о его близких, Савелий был уверен, что непосредственно жизни Воронова ничто не угрожает, однако если прав Богомолов, то опасность, настигшая его брата, не менее серьезна, чем смерть. И потому он должен как можно скорее попасть в Нью-Йорк, чтобы прийти к нему на помощь. С мыслями об этом Савелий и заснул.

Тем не менее во сне к нему явился не Андрей Воронов, а Розочка: почти в деталях повторился ранее виденный сон. Почему-то Савелию пришло в голову, что идиллия, которую он сейчас, во сне, наблюдает, очень походит на картину великого Рафаэля — «Мадонна Bеllа Bеcia»: в старинном роскошном кресле сидит Розочка и, нежно обняв упитанного мальчугана, прижимает его к своей груди. Савелия эта сцена настолько поразила, что он даже хотел спросить, что это за мальчуган, но в этот момент заметил, что и Розочка, и младенец смотрят на него с укором и тревогой.

— Почему ты так на меня смотришь? — спросил Савелий.

— А разве ты не понимаешь? — с грустью ответила Розочка.

— Что я должен понять? — удивился он.

— Боже, какой же ты у меня глупенький, — ласково сказала она и вдруг заразительно рассмеялась.

— Как же я соскучился по тебе!

— Так почему же не приезжаешь?

— Я приеду. Приеду очень скоро.

— Савушка, родной мой, будь осторожен! — неожиданно воскликнула она с болью в голосе.

— О чем ты?

— Будь осторожен! — повторила она, и ее изображение, как и образ ребенка на ее руках, стало таять на глазах, однако ее голос продолжал и продолжал повторять, даже тогда, когда они совсем исчезли из виду: — Будь осторожен, родной! Будь осторожен, родной!..