Правосудие Бешеного

— А девочка?

— Я… я… я… — Он понял, что не может признаться отцу в том злодействе, которое совершил с его дочерью.

Амиран аккуратно воткнул в землю родовой кинжал и вынул острый стилет, когда-то подаренный ему старым другом Васо Каландадзе.

— Говори! — Амиран приставил к его уху стилет. Сталь неприятно холодила кожу.

— Нет, не могу! — выкрикнул подонок. Амиран чиркнул стилетом, и ухо Слюнявого упало на землю: фонтаном хлынула кровь.

— А-а-а! — взвыл тот от боли и страха. — Пощади, Амиранчик!

— Говори, паскуда! А то и башка отлетит! — Амиран приставил стилет к его горлу.

— Да! Да! Да! — истерически завопил Слюнявый. — Ее тоже! Прости, умоляю!

— Он вновь бросился на колени.

— А ты бы простил? — устало спросил Амиран, а потом, когда тот не ответил, добавил: — Выбирай: сам вздернешься… — он бросил ему веревку, прихваченную из дома, — или мне позволишь отвести душу, отрезая от тебя по куску твоего вонючего мяса?

Тот было взмолился о пощаде, но Амиран так взглянул на него, что тот уже больше не раздумывал: причитая и постанывая от неотвратимости своего близкого конца, трясущимися от страха руками Слюнявый сделал петлю, перекинул ее через толстую ветку, закрепил второй конец, обвязав им ствол, потом накинул петлю на шею и зло усмехнулся:

— А телки-то твои ничего были! А-а-а! — истошно заорал он и подогнул ноги.

Услышав его последние слова, Амиран хотел было почикать его стилетом, потом сплюнул и резко ткнул рукой по его плечам — раздавшийся хруст оповестил о разрыве шейных позвонков. Через несколько секунд все было кончено. Тем не менее Амиран не ощущал очищающего чувства отмщения, у него осталась лишь некая брезгливость, какую испытывает любой нормальный человек, который только что раздавил нечто скользкое, мерзкое и опасное…

Вернувшись в Москву, Амиран-Мартали прямиком отправился на блатхату, куда привозили Костю Рокотова, и провел там бессонную ночь. Он сидел в полной темноте на кухне, беспрестанно курил, иногда прикладываясь к стоявшей перед ним рюмке коньяка.

Бессильная ярость, неукротимая жажда немедленного и жестокого отмщения и горечь невосполнимой утраты — все эти чувства причудливо переплелись и смешались в его душе. Первые часы его страшно тянуло тотчас мчаться к Джанашвили, чтобы долго терзать и мучить его, чтобы сторицей отплатить за то зло, которое тот ему причинил. Но усилием воли он победил это естественное желание — нельзя быть рабом эмоций. Правда по всем «понятиям» на его стороне, и теперь у него на руках конкретные факты — Джанашвили сначала будет убит морально, а потом и физически…

Амиран всю ночь напряженно думал и к рассвету пришел к парадоксальному выводу о том, что хотя Джанашвили уникальный мерзавец, каких мало, но в гибели Светланы и Машеньки более всех повинен он сам. Во-первых, «понятия» помешали ему оформить их отношения официально, а если бы это произошло, то трусливый Нуга вряд ли бы посмел приказать убить его жену и дочь, а Слюнявый и ему подобные никогда бы не решились такой приказ исполнить.

Во-вторых, вечная его вина была в том, что он не только доверился Джанашвили, взял его партнером и поступил по отношению к нему благородно, пожертвовав ради него двенадцатью годами собственной жизни. Он сам фактически поручил ему своих жену и дочь, не предусмотрев для них никакой иной поддержки и защиты.

Единственные близкие — женщина, которую он любил, и его доченька погибли в жутких муках. После всего, что в его жизни было, он вряд ли кого-то сможет еще полюбить. Детей у него больше не будет, род его с его смертью угаснет… Так с рассветом ему стало ясно, что главный виновник всех его бед — он сам. Недаром он звался Амиран-Мартали…

Но в любом случае подлый Нуга должен был получить то, что ему причиталось…

Стараясь не светиться и вовсю используя Мишку-Зуба, который занимал в империи Джанашвили достаточно высокое положение, Амиран начал незаметно переводить дела Нуги на своих доверенных людей. Он хотел за все отомстить Джанашвили, но перед этим оставить Нугзара — таким же голым, как его лысая голова: во-первых, отобрать у него все доходы, во-вторых, лишить поддержки в криминальной среде, в-третьих, свести его политический вес к абсолютному нулю. И только после этого Амиран готовился предъявить ему свой личный счет за убийство любимой женщины и своей дочери, за загубленных Нугой его соратников…

Нугзар теперь почти не вникал в конкретику, полностью отдав многие дела на откуп поставленным на них своим людям, и только получал от них определенные суммы. Многие из этих людей уже перешли на сторону Амирана-Мартали и выполняли только его указания, хотя и продолжали пока платить дань Нуге.

Но международный бизнес Нугзара — особенно финансы — требовал к себе иного подхода. В нем у Джанашвили почти не было откровенного криминала, и его иностранные партнеры считали Нугзара вполне достойным и удачливым компаньоном по бизнесу Амирану и его помощникам предстояло внушить партнерам Нуги стойкое недоверие к его способностям честно вести дела и к самому Джанашвили.

Над этим следовало хорошенько потрудиться. Амирану был крайне необходим дельный помощник но финансовым делам, сам он не очень-то разбирался в финансовых хитросплетениях.

Кто ищет — тот всегда находит: с подачи Мишки-Зуба Амиран познакомился с тем, кто был ему так нужен.

Несмотря на то что Василий Монахов, молодой парень двадцати трех лет, совсем недавно окончил Финансовую академию, он настолько профессионально разбирался в международных финансовых делах, что ему по окончании академии тут же предложили место помощника министра финансов. Однако Монахов вежливо отказался: у него были другие, далеко идущие планы, нежели малодоходная чиновничья должность. Василий без излишней скромности собирался в самом скором времени занять место директора какого-нибудь крупного банка или, по меньшей мере, управляющего отделением валютных операций солидного банка.

Монахов попался на глаза Мишке-Зубу, когда тот выходил из принадлежащего Джанашвили «Эко-банка» Мишка-Зуб сразу засек своим наметанным глазом хорошо одетого молодого парня, который долго вертелся в фойе банка, внимательно изучая висящие на стенах рекламные проспекты. Поскольку Мишка-Зуб был в курсе того, что Амиран-Мартали ищет себе толкового финансиста — он и в банк сегодня заехал только по этому поводу, — Мишка-Зуб подошел к парню и заговорил с ним.

Через десять минут разговора ушлый Мишка-Зуб почувствовал, что этот парнишка дока в финансах. Ион предложил Монахову продолжить разговор в ресторане. Пообщавшись еще немного с Василием, Мишка-Зуб позвонил Амирану и пригласил его в ресторан, чтобы тот сам познакомился со смышленым пареньком.

— Амиранчик, думаю, что нашел тебе подходящую кандидатуру на место директора «Эко-банка», — сказал он, воспользовавшись моментом, когда Монахов отошел в туалет, — приезжай в ресторан «Театро», сам на него глянешь, не хочу ни о чем рассказывать по телефону, но мне кажется, что это то, что надо…

Когда Амиран оказался за их столиком, он сперва удивился юности потенциального кандидата на пост директора. Ему казалось, что руководить таким солидным предприятием, как «Эко-банк», может только умудренный жизненным опытом человек. Он, конечно же, слышал о том, что в России средний возраст финансовых служащих не превышает тридцати лет, а во главе банков все чаще встречались ребята, которым было по двадцать пять — двадцать семь, но Монахов и по годам, и особенно по своему виду был гораздо моложе. Со стороны вообще казалось, что Василий так еще ни разу толком и не побрился…

Тем не менее Монахов не скрывал своих амбиций. Люди, с которыми он сегодня познакомился, ему понравились; им — он это видел — было интересно все то, о чем он говорил, — и Монахов был, как говорится, в ударе. Чтобы блеснуть перед новыми знакомыми своими познаниями в финансах, Василий начал достаточно подробно объяснять им, как легко можно превратить рубль в конвертируемую валюту. По его словам выходило, что это можно сделать в три счета.