Золотая лихорадка

Вторым был коллега Филатова охранник Борис Самусенко. Еще недавно он служил прапорщиком в артиллерийском полку. Когда ему исполнилось сорок пять, а выслуги было на тот момент двадцать семь лет, он решил больше не мотаться по полигонам, а нашел тихую пристань в Ежовске, где устроился охранником на товарную станцию. И когда его спустя некоторое время вызвал к себе один знакомый и предложил подзаработать, Самусенко сразу же согласился – он не видел ничего противозаконного в том, чтобы иногда присмотреть за вагоном или контейнером с каким-либо грузом. Отставному прапорщику сообщали номер вагона и точное время, в которое он должен покинуть территорию станции. И вот один из таких вагонов прямо на его глазах собирались самым наглым образом увести!

– А ну, стой! Стрелять буду! Не двигаться! Куда вагон цепляете? Ему только завтра положено с отправкой!

Гриша медленно повернулся. За его спиной маячила фигура охранника в камуфляже, направляя на него луч мощного фонаря. В другой руке мужик держал дубинку, напоминавшую милицейскую, только покороче. У Гриши все екнуло. Кравченко где-то недоработал.

– Мужик, а не пошел ли бы ты на... – сказал он. – Мне скомандовали, я выполняю.

– Что ты выполняешь? Не пойдет вагон сегодня никуда!

Рядом тенями возникли Толик и Шерхебель.

– А ну, все назад, быстро! – у охранника прорезался голос артиллерийского прапорщика, которым он был почти всю сознательную жизнь. – Стреляю на поражение!

– Во, блин, заладил! – сзади к охраннику подбирался Гнюс с какой-то железякой. – Слышь, мужик, лучше по-доброму – ты нас не видел, мы тебя. А то...

В руке Гришки появился пистолет. Это был выброшенный кем-то на берегу реки после «мокрого» дела «макаров», который Гриша случайно нашел, вычистил, один раз пальнул ради проверки... Он носил его для понта, желая походить на местных парней, членов бригады Буденного, не имевших нужды связываться с такой, как он, мелкой швалью.

– Я сказал, никуда вагон не пойдет! – охранник не разглядел пистолет в темноте. Внезапно он опустил свою дубину прямо на правую руку Григория, и тот сначала не понял, почему через мгновение охранник выронил дубинку, прижал руки к груди, согнулся пополам и тихо осунулся головой вперед. Григорий удивленно поднял пистолет к глазам, учуял кисловатый запах пороха и понял, что только что убил человека. Несколько мгновений он постоял, пропуская через свою душонку этот факт... и потащил из кармана мобильник.

– Павел, немедленно сюда, у нас ЧП, – пробормотал он

Через пять минут начальник охраны был на месте. Он выслушал короткий рассказ Каравашкина, перевернул мертвого охранника лицом вверх и сплюнул:

– Мать его, я так и думал, что он на кого-то работает! Вот только на кого? Уж не на Фому ли? Тогда – звездец... Так, грузи труп в тепловоз! Хотя... Стой, не грузи!

За спинами молча стоявших подельников в тусклом свете станционных фонарей Кравченко увидел медленно приближающуюся фигуру пьяного.

– Черт, это же Филатов! – пробормотал начальник охраны – Я ж его специально напоил да еще и подсыпал кое-что в водку. На хрен лишний свидетель? Он же прямой, как столб фонарный... Думал я, ты в отрубе уже... Крепок, десантник! Даже переодеться сумел. Ну, да ему же хуже... Свалим на него. Действуйте!

– Толик, бутылку! – просипел Гриша.

Толик сперва не понял, потом рванулся в сторону, вытащил откуда-то спрятанную бутылку «чернил», которую «атаман» тут же выхватил у него из рук. Вытер стекло полой ветровки, подошел к неподвижно лежащему Самусенко, стал рядом на колени, размахнулся и расквасил полную бутылку о череп отставного прапорщика. Тот уже и так был мертв. Гриша встал, тщательно протер оставшееся в руках горлышко и, отодвинув стоящего на пути Шерхебеля, подскочил к Филатову. Тот, ничего не соображая, шатаясь, цеплялся за вагон. Оторвав от него руку пьяного десантника, убийца приладил в нее горлышко бутылки, которое Филатов тут же выронил. Палкой Григорий подтолкнул «розочку» к телу охранника. Вытащил пистолет, протер, повторил процедуру, бросил оружие рядом с телом.

– Смывайтесь! – хрипло скомандовал Кравченко – Быстро! Гриша, лезь в свою колымагу. Бумаги на вагон готовы, на выпуске лежат. Вперед!

Компания, сразу протрезвевшая, рванула к проходу, который был проделан в ограде станции, оставив у вагона труп и стоящего на коленях, зачем-то шарящего руками по земле Филатова. Через несколько минут вагон тронулся, и тепловоз на малой скорости потянул его к воротам товарной станции.

* * *

Владельца литейного завода, в адрес которого пришел вагон с оловом, понадобившийся Буденному, разбудил телефонный звонок.

– Это Воскобойников. Вагон исчез. Тот самый.

– Что? Вы с ума сошли? Вместе с людьми?

– Да. И охранник мертвый на станции. Наш охранник.

– Этого просто не может быть! Ошибка в документах, сто процентов! Загнали вагон не на тот путь... А... Охранник... Твою мать... Ищите! Я вас вызову вместе с начальником охраны этой гребаной станции! – Известный бизнесмен, депутат Госдумы Константин Фомин положил трубку. Почесал переносицу и подумал: «Уж не Кайзер ли, сука, постарался?»

Глава 3

– Ой... Ой-ей-ей-ох-хх... М-м-м... – и так в течение нескольких минут. Лежащее поперек кровати тело, издающее нечленораздельные звуки, именовалось бывшим офицером советского десанта, бывшим инкассатором, бывшим электромонтажником, а ныне работником охраны товарной станции Юрием Филатовым.

Общежитие, в котором ему выделили комнату, давно проснулось. По коридору ходили работяги, с этажа, где жили семейные, доносились звуки утреннего выяснения супружеских отношений, короче, все было как всегда.

Нужно было как-то возвращаться к жизни. Рефлексии типа «до чего я дошел» никогда не были свойственны Филатову, но на душе было так гадко, что он, посмотрев на себя в зеркало, чуть не плюнул в рожу самому себе. Опухшее небритое лицо не вызывало положительных эмоций даже, у своего хозяина, чего уж говорить о других. «Эх, Ксения, Ксения...»

... С трудом проглотив яичницу, Филатов встал из-за стола, достал из стенного шкафа старый блокнот, в котором имел обыкновение делать сам от себя заначки. Глянув мельком на заляпанный глиной пиджак, вытащил из шкафа другой, парадный, и отправился в сторону рынка, где с восьми утра опохмеляла страждущих пивнушка под названием «Нива».

Залпом проглотив первый бокал, Филатов наконец-то смог без отвращения смотреть на мир. «Ну вот, исчезла дрожь в руках...» – промурлыкал он про себя.

– Маша, повтори! – протянул он бокал могучей, средних лет крашеной блондинке, хозяйке здешнего заведения.

– Мужики, слышь, на товарной охранника грохнули, – влетел в пивную сухонький, неопределенного возраста Сорока – «погоняло» и фамилия у него совпадали. – Ночью бутылкой по башке дали, потом из пистолета добили. И вагон с оловом увезли.

– На товарной? А что за охранник? – переспросил Филатов, который с трудом помнил, как под утро добрался оттуда до общежития. В смене было много охранников, кое-кого он даже не помнил в лицо.

– Прапор бывший. Не сиделось вот ему, в охрану пошел. Доохранялся.

Филатов перебрал в уме знакомых охранников. Такого вроде среди них не числилось.

– Взяли кого?

– Фиг его знает, там ментов немерено, убийство все ж. И вагон, однако...

Сорока тихонько зашептал что-то на ухо Маше, которая, недовольно поморщившись, налила ему пол бокала пива.

Ну, все, полегчало. Можно было идти в сторону гаража, где он по обыкновению коротал время. Филатов пошел дворами и в узком проходе между сараями нарвался на неприятность.

– Эй ты, х.., сто рублей давай! – заступил дорогу мутноватый парень с недельной щетиной.

– Сам ты это слово, свали в жопу! – воспитанный Филатов мог сказать и покруче, но, попив пива, он был добрый. Он знал в этих дворах почти всех, а вот это рыло видел впервые.

А «рыло» без лишних слов молниеносно врезало Филатову в лоб – точнее, туда, где он находился за миг до того. Десантник успел присесть на корточки, несмотря на замедленную реакцию, распрямился и воткнул два сцепленных кулака в подбородок нахалу.