Ледяные страсти

– Да хватит! – взмолился вспотевший Денис. – Что мне с ними делать?!

– На вот фанты выпей. В первую очередь отсортировать те, которые находятся при гостиницах. Это значит «Метрополь», «Амбассадор», «Оазис».

– А! Я понял. Доктору нужен комфорт и стабильность. А тут – казино под боком. В «Рэдиссоне», кстати, тоже есть, – внес свою лепту Денис.

– Верно, «Гран-при» называется. И еще «Космос», но он уже на ВДНХ, так что не стоит пока туда лезть.

– Почему – не стоит? Почему только те, что в центре?

– Потому что в Москве с утра и до вечера – что? – тоном учителя, которому приходится объяснять таблицу умножения неисправимому тупице, сказал Пушкин.

– Что?

– Пробки.

– Пробки? – действительно туповатым голосом переспросил Денис.

– Конечно. Допустим, игроку надо срочно переместиться из одного заведения в другое. Допустим, сидит он в «Метрополе», а ему верные люди отсигналили, что в «Шангри Ла» появился клубный игрок в покер с толстым кошельком. Баклажан.

– Что такое баклажан?

– Потенциальная жертва. Он же беленый лох, барашка или рундук. И нашему Донбассу надо срочно оказаться там. Это можно и пешком сделать. А вот если, допустим, этот баклажан, беленый лох или барашка...

– Или рундук, – вставил способный ученик Денис.

– ...или рундук появится где-нибудь в казино на Ленинском проспекте или на Профсоюзной, тут уж есть все шансы не успеть. Так что начни с гостиниц, Денис, не прогадаешь. А прогадаешь – невелика потеря, глядишь, Севка и сам за это время появится. Что ты его, не знаешь, что ли?

Глава пятнадцатая

В коридорах Госкомспорта

Коридоры Госкомспорта встретили Алексея и Светлану зловещим молчанием. Казалось, что каждый человек, попавшийся им по пути до кабинета Фадеичева, смотрит на них как на прокаженных. Даже старенькая уборщица как-то особенно сердито громыхала своими ведрами. Еще на улице Алексей краем глаза заметил, что Ингина машина уже припаркована, как обычно – в нарушение всяких правил. Это значит, что вся честная компания: Инга, Сванидзе, Весталова и Карпов – уже собралась в кабинете главного спортивного чиновника страны.

– Лешик, я боюсь, – пробормотала Светлана, – может, не пойдем? Сейчас они все орать начнут на нас. Не люблю я этого.

– Свет, что за детский сад? Ты что, из фигурного катания вылететь с треском хочешь? Будем на свежем воздухе занятия с пенсионерами проводить? На носу чемпионат мира, мы должны участвовать. Главное, что мы нашли тренера. Ну-ка посмотри на меня.

Светлана, прильнув к Алексею, подняла на него свои зеленые глаза. Она действительно почти дрожала от страха. Алексей приобнял ее за плечи и погладил по пушистым рыжим волосам.

– Свет, мы же все решили. Это главное. Ты меня любишь?

Девушка неуверенно кивнула, и они вошли в кабинет, держась за руки.

– Так, голубки, заходите, заходите. Что это вы надумали. Пошутить изволили? – Фадеичев расхаживал по кабинету, прикидываясь гостеприимным хозяином.

– Нет, Семен Иванович, мы это серьезно, – решительно произнес Панов.

– Ха-ха-ха, серьезно. Сменить партнера за месяц до чемпионата? – угрожающе хохотнул Фадеичев. – Татьяна, Вячеслав, вы у нас опытные спортсмены и тренеры чемпионов. Скажите мне, я все-таки не фигурист, я хоккеист, знает ли история фигурного катания о таких кульбитах? Лучше бы вообще вид спорта поменяли. Панов бы в хоккей пошел – подумаешь, наука. Там тоже на коньках бегают. А Рудина бы с трамплина на лыжах прыгала. Прыжок-то хороший, говорят. Не все ли равно, где прыгать. Правильно я говорю?

Весталова и Карпов, расположившиеся в огромных кожаных креслах в углу кабинета, угодливо подхихикнули. Инга сидела, высокомерно вздернув нос, на диванчике у входа. Сванидзе как потерянный стоял у окна и пялился на улицу, стараясь не принимать участия в разговоре.

– Ну порезвились, мои дорогие, пора и честь знать. И так уже из графика тренировок выбились. Я понимаю, любовь-морковь, чувства всякие, погуляли – и хватит. Чемпионат мира – это вам не шуры-муры крутить. Я вашу заявочку на смену пары сейчас порву тут торжественно, и пусть все вернется на круги своя. Вот выиграете золотые да серебряные медали – тут уж кому что достанется – и будете отношения выяснять. Согласны? – довольно пророкотал Фадеичев, сам умилившийся своей дипломатичности.

– Конечно, Семен Иванович, ребята погорячились. Тренировки, перенапряжение, вот и мысли всякие бредовые в голову лезут, – пропела своим грудным контральто Весталова, – Мы с Вячеславом перед Олимпийскими играми тоже однажды друг с другом поцапались. Чуть до развода дело не дошло.

– Да плевать мне на ваши разводы! – вдруг внезапно рассвирепел чиновник – Вы о медалях должны думать, а не о личной жизни. Речь президента о важности спорта в жизни нации слушали? Слушали, я вас спрашиваю? Престиж страны кто будет поднимать? В парном катании русские всегда были первыми. А тут своими руками гарантированные места губим. Что вы, клоуны чертовы, вытворяете?

Татьяна пропустила мимо ушей очевидную грубость Фадеичева и примирительно проворковала:

– Так мы с Вячеславом Викторовичем вовсе не против продолжить тренировки с нашими парами. Это Алексей у нас заупрямился.

– Ну, Алексей, давай извинись перед Ингой и своими тренерами, и мы торжественно отмечаем возвращение блудного сына.

Фадеичев уже отправился к своему офисному бару за бутылочкой коньяка, радуясь в душе, как легко ему удалось разрулить эту заморочку с «неправильно» влюбленными спортсменами.

– Вы не поняли, – решительно произнес Алексей. – Мы со Светланой твердо намерены тренироваться вместе. Менять своего решения мы не собираемся. Никакого возвращения не будет. Мы со Светой будем выступать на чемпионате и победим.

– Да что ты, сопляк, себе позволяешь? – взвился председатель Госкомспорта. – Страну подводить из-за своих поблядушек? Ты сначала отработай все, что родина в тебя вложила, а потом выпендривайся по полной программе. Тебя с пяти лет бесплатно тренируют.

– Во-первых, не с пяти, а с шести. Во-вторых, если бы не наши родители, детский спорт в начале девяностых полностью бы загнулся. Не знаю, в чем заключалась бесплатность, но моя мама тратила последние гроши на костюмы, коньки, поездки на сборы. А если бы не Ингин отец, то тренировались бы мы на замерзших лужах. Так что родиной вы нас не попрекайте.

– Ах ты сосунок! – Фадеичев окончательно рассвирепел и орал чуть ли не с пеной у рта. – Да я тебя в бараний рог согну! Ты у меня пирожками на вокзале торговать будешь! Дисквалифицирую, к чертовой матери. Сдохнешь под забором где-нибудь!

– Семен Иванович, – Алексей, несмотря на гневный натиск, не потерял самообладания и говорил тихо, но твердо, – или мы катаемся вместе со Светой, или вообще кататься не будем. Оснований для дисквалификации у вас сейчас нет.

Дверь со скрипом приоткрылась, и в кабинете появилась Марья Петровна, преданная секретарша Фадеичева. Решила отвлечь шефа от бессмысленного и неприятного разговора.

– Семен Иваныч, в деле с допингом лыжников все прояснилось. Наши оказались чисты. Только что звонили из антидопингового контроля. Извинялись.

Фадеичев на какие-то доли секунды вышел из гневного припадка и вспомнил про себя: вот раньше были времена. Пригрозишь исключением из партии или комсомола или службой в армии – и нет инцидента.

Он с непроницаемым лицом сел за свой рабочий стол, пододвинул к себе папку с заявлением Панова и уставился в бумаги.

– Ну-с, говорите, что выступать будете только вместе? А кто вас тренировать будет? Татьяна Игоревна, вы будете тренировать этих перебежчиков?

– Нет, – твердо ответила Весталова, – это абсолютно невозможно. Аб-со-лют-но!

– И с кем же вы, голубчики, намерены тренироваться?

– Лев Николаевич Костышин готов нас взять, – подала голос Светлана Рудина. – Он прекрасный тренер.

– Костышин? Это кто такой?

– Это детский тренер из Екатеринбурга, – подсказала Весталова. – Инга с Лешей у него тренировались, когда были совсем маленькими.