Глаз ведьмы

Переулки были почти безлюдны, и Трофимычу ничего не стоило провериться. По Цветному он дошел до Трубной и, продолжая петлять, направился к месту встречи, надеясь, что никакой шальной опер из управления не залетит сейчас туда, куда он держит путь. Не то поползет слушок о Мякишеве, обедавшем в китайском ресторане. Плевать бы на любые разговоры, но вот беда — они непременно дойдут до ушей, которые прикреплены к умной голове. И она отдаст приказ потянуть за нитку… Есть же мудрая присказка про коготок, погубивший всю птичку?

Впрочем, глядишь на нынешних оперов и диву даешься: иные на таких иномарках раскатывают, к каким осторожный Трофимыч и близко не стал бы подходить. У него старая выучка и выставляться на всеобщее обозрение он ни за что не захочет, даже если обломится миллион долларов и с ним удастся удрать на Багамы или на Фиджи. И там Мякишев вел бы довольно скромный — естественно, по местным меркам — образ жизни. Это уже в крови и никаким щелоком не вытравить, поскольку такое поведение для разумного человека то же самое, что для зверя или птицы защитная окраска. По-научному — мимикрия!

«Вот и будем мимикрировать», — усмехнулся Александр Трофимович, входя в ресторанчик. Услужливый узкоглазый молодец в белом кителе и тонких черных брюках проводил его в зал с декоративными фонариками, разноцветными занавесями из стекляруса и лакированными бамбуковыми перегородками.

Кабак Мякишеву начинал нравиться. Зал от входа не просматривался, нет бьющей по ушам музыки и шумных компаний. Правда, где-то едва слышно играли национальные китайские инструменты, выводя тарабарскую мелодию, но придется отдать дань уважения национальным традициям и немного потерпеть. А вот и драгоценный «Чичиков».

Поздоровавшись с Павлом Ивановичем, гость присел напротив него за столик и отметил, что нынче его тайный поводырь выглядит задумчивым и несколько озабоченным. Дай-то Бог, если эта озабоченность не по поводу дел Александра Трофимовича.

— Неприятности? — взяв протянутую «Чичиковым» папку меню, настороженно спросил Мякишев.

— Нет, все нормально, — вяло ответил Павел Иванович. — Жара донимает. Возраст, друг мой, к сожалению, уже далеко не юношеский, давление скачет, сердечко шалит.

«Врет, подлец, — решил Трофимыч. — Где-то ему хвост прижгли, да разве этот темнила сознается? Из него все калеными щипцами вытягивать нужно, да кто мне позволит такое? А как хотелось бы попробовать себя в роли Малюты Скуратова, особенно с этим рафинированным интеллигентом, вечно грозящим тебе удавочкой».

— Мне остается полагаться на ваш вкус, — он бегло просмотрел меню и вернул его «Чичикову». — Блюд китайской кухни я не знаю.

— Но есть желание попробовать?

— Отчего нет?

— Тогда возьмем капустку по-сычуански, рис с овощами, супчик из плавников акулы и пельмешки. А запьем пивком и чаем с печеньем. Кстати, они вкладывают в печенье бумажки с предсказаниями. Довольно любопытная штука.

Мякишев кивнул и закурил сигарету. Суп из акульих плавников? Попробуем, все равно, насильно есть никто не заставит, да и не обед важен, а беседа за столом. Что-то ему на сегодня приготовил Павел Иванович: чем огорчит, обрадует или озадачит?

— Что там у вас случилось? — «Чичиков» потер ладонью затылок. Видно, его действительно донимало давление. По такой жаре гипертоникам не сладко.

Заметив это, Мякишев подумал: вот было бы славно, если бы Паша взял и окочурился. Да хоть прямо здесь, сейчас. И свобода нас примет радостно у входа? Нет, избавишься от одного — появится другой, а деньги все равно нужны.

— Вы о чем? — сделал он непонимающее лицо.

— О Серове, — морщась от боли в затылке, «Чичиков» бросил в рот маленькую таблетку из пластикового пенальчика и запил соком.

— Неприятная история, — скривился Трофимыч. — Поехали освобождать заложника, а квартира оказалась заминирована. Радиомина. И не одна, а две. Когда ворвались в помещение, откуда-то дали сигнал, и сначала рвануло в комнате, потом на кухне. Мне до сей поры неясно: как они могли узнать, когда взорвать мины?

— Техника, — заметил Павел Иванович, оживавший просто на глазах. Импортные лекарства действовали безотказно, но вполне вероятно, что это и обычный нитроглицерин.

— Наверное. Теперь там работает следственная бригада: разбирают завалы кирпича. Приложило прилично, почти во всем доме и рядом стекла вышибло.

— М-да… Много жертв?

— Хватает. Заложника и обоих бандитов в лепешку, несколько бойцов ранено, один, находившийся в квартире, погиб. Серов и майор, командовавший группой спецотряда, госпитализированы. У нашего крестничка что-то с головой, а майору руки-ноги перешибло и тоже сотрясение мозга. Ничего, я его знаю, он малый здоровый, выкарабкается.

— Кого вы имеете в виду: майора или Серова?

— Оба хороши. Надеюсь, встанут.

— Да, будем надеяться, — принимаясь за закуски, согласился «Чичиков». И предупредил: — Суп подадут в конце, у них такой обычай. Кушайте.

Пища оказалась острой, обильно сдобренной непривычными специями и пряностями. Она разжигала аппетит и пробудила у Трофимыча желание выпить — грех без рюмки при такой богатой и острой закуске, но обстоятельства диктовали необходимость воздержания. Что же, придется запечатать себя, как джинна в бутылке, и терпеть.

— Что-нибудь уже нашли? — осведомился Павел Иванович.

— Так, обрывки проводов, радиодетали, — безошибочно поняв, что тот хочет услышать, ответил Мякишев. — А ведь я предупреждал, чтобы не совались в эту квартиру.

— Почему? — заинтересованно посмотрел на него «Чичиков».

— Так, — Трофимыч почесал загорелую плешь. — Интуиция.

— У вас гигантский опыт, — не то с уважением, не то со скрытой издевкой сказал Павел Иванович, сохраняя самое невозмутимое выражение лица. — Видимо, Серов надолго теперь застрянет в руках медиков, а то и вообще не сможет вернуться к исполнению своих обязанностей. Поэтому, дорогой Александр Трофимович, нужно подумать о назначении Пылаева начальником отдела. Готовьте бумаги, скоро они пригодятся.

Столик стоял у стены, но не был придвинут к ней вплотную. И, спрятав за ним руку, «Чичиков» передал Мякишеву плотный конверт, который тот незаметно убрал в карман.

«Ну что, Саша, — мысленно обратился он сам к себе. — Получил тридцать серебреников? А они начинают Аркашку двигать, уже из заместителей в начальники отдела. Без году неделя в сыске, а поди же ты, руководителем будет, мать его! Так, глядишь, мальчик и на мое место рот разинет, а добренькие дяди его подсадят? Не зря, стало быть, я это подозревал? Неужели они специально убрали Серегу? И как мне попридержать Аркашку?»

— Торопиться не нужно, — занимаясь пельменями, приговаривал Павел Иванович, — но и забывать о моей просьбе не следует.

Мякишеву захотелось взять со стола графин с соком и обрушить его на затылок старого знакомого, чтобы тот ткнулся мордой в миску, разрисованную голубыми извивающимися драконами, а кровь из разбитой головы смешалась с темным соевым соусом. А потом выбить из-под него стул и безжалостно врезать ногой по почкам — как все сыщики, Трофимыч умел драться и мог избить противника с изощренной жестокостью. Однако, смиряя возникшие желания, он крепко сцепил руки и проговорил сквозь зубы:

— Я не забуду.

Наверное, это прозвучало весьма двусмысленно, а может быть, помимо желания Мякишева, даже с угрожающим оттенком, поскольку Павел Иванович вдруг поднял голову и с некоторым недоумением посмотрел на него. И Трофимыч поспешил улыбнуться, сглаживая возникшую неловкую паузу.

Суп он есть не стал, хотя варево оказалось неплохим на вкус. До супа ли сейчас, когда голова раскалывалась от думок, как повесить клятому Аркашке гири на ноги?! Но пока ты вынужден выполнять, что прикажут, и, упаси Бог, ослушаться! Значит, думай Трофимыч, думай, как всех перехитрить, обвести вокруг пальца и остаться на коне. Пусть тебя некоторые считают недалеким любителем заглянуть на донышко бутылки, пусть держат за кондового мента, а ты им и преподнесешь сюрпризик!