Главное доказательство

Я ожидаю от собеседника какой-либо реплики, дабы начать «разговор по душам», – уж больно ситуация подходящая. Но тот лишь молча наблюдает, как письмо любимой женщины обращается в обугленный комок.

Дольше затягивать паузу не имеет смысла.

– Теперь давайте поговорим по существу, потому что времени у нас не так много. Я ознакомился с уголовным делом, и у меня сразу появилось к вам несколько вопросов. Первый, и самый главный из них: зачем вы приходили в квартиру Глебова после того, как он уже был убит?

Эта фраза была домашней заготовкой. Вопрос был умышленно сформулирован так, что сам факт появления Сергея на месте преступления как бы сомнения не вызывает – мне надо лишь узнать, зачем он туда приходил.

Однако мужчина удивленно поднимает на меня глаза:

– Я не был там после убийства – с чего вы взяли?

Вот те на. Я встаю со своего места и начинаю прогуливаться по камере. Он ведь только что Людмилино письмо прочитал. И что – не «въехал»? Не доверяет, принимает за ментовскую подставу?

– Сергей, давайте сразу договоримся вот о чем. Я в этой истории выступаю не как следователь, а как частное лицо, причем действующее на вашей стороне. Можете даже считать меня в какой-то степени своим адвокатом. Поэтому от меня, пожалуйста, не скрывайте правду – в противном случае я не смогу вам помочь. Повторяю: мне нужна правда, какая бы она ни была, и чьи бы интересы она ни затрагивала. Поэтому я еще раз спрашиваю: зачем вы туда приходили?

– Я тоже повторяю: после убийства меня там не было. Это правда. Я приезжал туда днем, в обед, когда по поручению Евгения Наумовича привез Глебову деньги. Но Алексей Викторович был жив и здоров. ну, то есть. ну, как обычно, короче. Он сам меня проводил до выхода из квартиры и запер за мной дверь.

– Как же, в таком случае, объяснить появление там окровавленного следа, оставленного вашим пальцем? Вам ведь предъявили заключение экспертизы?

– Да, предъявили. Не знаю.

– Допустим, что не знаете. Тогда давайте, как говорил доктор Стравинский из «Мастера и Маргариты», рассуждать логически.

Я снова усаживаюсь на лавку перед собеседником и закуриваю. И плевать мне сто раз на его отношение к никотину. Почему, вообще, его уговаривать нужно, как дитя малолетнее?! В конце концов, кто из нас должен быть больше других заинтересован в том, чтобы в данном конкретном случае восторжествовала справедливость: я или он?

– На месте убийства обнаружен след вашего пальца – это доказано. И отпечаток этот оставлен кровью Глебова – это тоже доказано. В обоих случаях эксперты категоричны, и у меня нет оснований им не верить. Это значит, что ваш палец каким-то образом контактировал с кровью убитого, а потом этим же пальцем вы прикоснулись к косяку [13] двери. Другого объяснения я не вижу. И теперь, раз уж вы Глебова не убивали, давайте подумаем, как это могло произойти. Я имею в виду отпечаток пальца. Вариант, когда он появился на двери до убийства, я отметаю. Если бы вдруг у Алексея Викторовича кровь в вашем присутствии пошла, то вы бы этот случай хорошо запомнили и рассказали бы о нем и следователю, и мне. Да и потом хозяин квартиры был чистюля, и пальчик ваш, появись он на двери, долго бы не просуществовал. Значит, остается одно – вы контактировали с трупом после убийства. Разве не так? Если не так – пожалуйста, опровергайте! Я допускаю, что вы боитесь подвести кого-то и именно поэтому скрыли этот факт от следователя. Но мне прошу все же сказать правду. Впрочем, можете даже не говорить мне, зачем вы туда приезжали.

Произнеся эту фразу, я внимательно смотрю на Власова. Тот слушает молча, глядя чуть в сторону от меня – на стену, но ни на его лице, ни в его взгляде не видно никакой реакции.

– но скажите хотя бы, в котором часу это было? Точное время может быть важно для поисков подлинного убийцы. Поверьте, у меня уже есть на этот счет кое-какие соображения, и даже определенные факты.

Я умолкаю в ожидании. Мужчина опускает глаза в пол, тяжело вздыхает и, после небольшой паузы, отрицательно качает головой.

– Следователь меня уже об этом спрашивал. Ему я ответил, и вам тоже могу сказать, что действительно был в квартире Глебова третьего сентября, но только днем. Днем, понимаете?… И не мог я его кровью свой отпечаток там оставить. Не мог.

Тьфу ты, растудыть твою налево. Ладно, ты мне не веришь, но Людке-то мог бы поверить! Почерк, что ли, не узнал? Что ж, попробуем пока сменить тему.

– Хорошо, тогда еще вопрос. Скажите, вам знакома фамилия Бердник?

– Нет.

На сей раз реплика последовала незамедлительно. Обычно так отвечают, когда не хотят разговаривать и при этом не считают нужным это нежелание скрывать. Возможно, у него и к тому есть определенные причины, но. я-то тут при чем? Как мудро заметил в свое время Валька Филиппов, отпуск дается сотруднику один раз в году, и провести его надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно потраченные сутки. Полностью согласен с данным постулатом. А я вот трачу свой отпуск непонятно на что и тоже не считаю более нужным скрывать свое недовольство этим обстоятельством.

– Послушайте, Сергей! Я знаю, что милицию у нас нынче мало кто любит, а уж вам ее и подавно любить не за что. И ко мне лично вы можете относиться как заблагорассудится – нам, как говорится, детей не крестить. Но я занялся вашим делом исключительно по просьбе одной нашей общей знакомой, и вы подобным поведением проявляете неуважение прежде всего даже не ко мне, а к ней. Боюсь, что Люда думает о вас много лучше, чем вы есть.

Власов поднял на меня недоуменный взгляд.

– А в чем здесь неуважение?

– В том, что вы не хотите отвечать на мои вопросы.

– Разве? Мне показалось, что я ответил. Если хотите – могу повторить: в квартире Алексея Викторовича после убийства я не был, и человек по фамилии Бердник мне неизвестен.

– В последнем случае вы даже не сочли необходимым подумать. Или хотя бы изобразить раздумье.

– У меня не так много знакомых, чтобы долго думать.

– Неправда! Это только кажется, что у вас знакомых немного. «Немного» может быть друзей или родственников, а вот знакомых у любого человека предостаточно. Я ведь не уточнял, какого рода это должен быть знакомый, а просто назвал фамилию. Это вполне мог быть человек не из сегодняшнего вашего круга, а, к примеру, тот, которого вы знали раньше, но уже долго с ним не общались и, возможно, даже его подзабыли. А таковых у каждого из нас, повторяю, немало. Вы учились в школе – это минимум двадцать-двадцать пять одноклассников и минимум десяток учителей. Затем институт, а это добрая сотня сокурсников и преподавателей. Вы занимались спортом, играли в разных командах, ездили на сборы – это еще несколько десятков человек. Вы отбывали срок – тоже достаточно много знакомых. Про сегодняшнее ваше окружение даже не упоминаю: коллеги из вашей фирмы, люди, с которыми вы контактировали по работе, соседи по дому и тому подобное. Включите в этот список также дальних родственников. Видите, сколько всего людей получается? Да их всех и не упомнишь… А вы, тем не менее, моментально и уверенно ответили «нет» – даже не подумав.

– Я еще раз готов повторить, что мне фамилия «Бердник» не знакома. У меня хорошая память на людей. А фамилия редкая. Вот если бы вы спросили про какого-нибудь там. Иванова или Петрова, то тут без наводящих вопросов было бы не вспомнить. – Власов переводит взгляд на меня и несколько более спокойным, даже где-то дружелюбным тоном добавляет: – Вы извините, если что не так. Люся написала про вас, поэтому не подумайте, что я скрываю что-то или говорить не хочу… Вот вы мне не верите, а ведь я действительно не был в этой квартире после убийства. Да, приезжал туда, но днем, когда Алексей Викторович жив был. И никакого я Бердника не знаю. Так что не выйдет из этого ничего.

– Что не выйдет?

– Ничего вы не сможете доказать.

– Вы же спортсмен, Сергей! – произношу я с оттенком укоризны. – Должны знать: испугаться противника – значит, проиграть до поединка.