Время своих войн-1 (СИ)

   - Может еще и записку оставить - с извинениями? - язвит Казак.

   - Извинения побереги, нам с тобой сейчас отчитываться, - говорит Лешка-Замполит, тоскливо оглядывается в сторону бани. - Седой, вы тут с Молчуном дальше сами, а мы с Казаком пойдем свой втык получать. Бабы-то их куда делись?

   - С этими все в ажуре, не заблудятся, - говорит Седой. - По дороге сейчас, чешут к большаку. Не успеют - они в туфельках, а босиком тоже далеко не уйдут - городские пигалицы. Эти самые и подберут их.

   - Может таки в распыл всех? Пойти - переспросить?

   Смотрит в сторону бани и сам себе отвечает.

   - Если бы так, Первый сам бы вышел - засветился. Трофеи хоть есть? Дайте с собой, может, отмажемся.

   - То не свято, что силой взято!

   Молчун кидает сумку.

   - Не густо, - заглянув, разочарованно тянет Замполит. - И на такую-то кодлу? Нищета!

   Начинает перебирать. Действительно, две гранаты с запалами непонятно какого срока хранения, дешевые ножи-штамповки под "Рембо", пистолет Макарова с пятью патронами в обойме, короткоствольный газовик и еще "Вальтер", но этот уже в таком состоянии, что нормальный знающий человек не рискнет стрельнуть - явно с войны, раскопанный недавно, с раковинами по металлу.

   Сунув сумку Петьке, идет к бане. Казак тянется следом, и по ходу щупая трофейные ножи, громко возмущается:

   - Какое барахло! Где Китай, а где мы? Заполонили!..

   Приветствуют стоя.

   - Товарищи офицеры! - полушутя-полусерьезно командует Извилина, когда группа возвращается на "домывку".

   Все вытягиваются.

   Лехе это льстит - повод всерьез доложиться о выполнении задания.

   - Наблюдали, - говорит Георгий. - В целом одобряем. Есть некоторые замечания, но не сейчас. От лица разведки объявляю благодарность!

   Наливают по стопке до краев - протягивают. Казак с Лехой ухают залпом, цепляют по ломтю бастурмы, Седой, осушивая в два глотка, занюхивает куском хлеба, Федя-Молчун лишь чуточку пригубливает от своей - никто не настаивает.

   Если можешь справиться с четырьмя, справишься и с сотнею, надо только быть храбрее на пару секунд дольше - этого для победы вполне достаточно. Сирано де Бержерак - реальное историческое лицо, поэт и забияка, однажды, не по прихоти, а в порыве праведного гнева (что все меняет, что заставляет делать несусветные вещи тех, кто черпает силы в собственной правоте), самоотрешенностью духа и чего-то там еще, что выхватил лишь в известном ему, вызвав на дуэль разом около сотни человек, разогнал их всех до единого своей шпажонкой - ему даже не пришлось особо убивать и ранить... так, какой-то десяток или полтора.

   Если человек не боится смерти, он уже храбрее. Нет, не так! - поправляет себя Георгий. - Лишь храбрый знает, что когда смерть в глаза смотрит, она слепа. Смерти и боли боятся все, каждый из нас, только порог у всех разный. Не столько боимся, как досадуем об ней. Смерть - это досада, последняя неприятность, за которой их уже не будет. Потому спрашивать себя надо так: "Готов ли ты к смерти? Если готов, то пусть она тебя не страшит. Потому как здесь, тысяч поколений русов, в той забытой памяти, что смотрит на тебя и надеется, что находится в тебе самом, за миг до собственного порыва, словно вдогонку, складывается следующий вопрос, уж не требующий ответа: - "Готов ли ты напугать смерть?"..

   Георгий - человек храбрый, но умный, как все храбрые люди, прошедшие определенный возрастной рубеж.

   Есть храбрость отчаянная, и храбрость от отчаянья, и они не равны друг другу. Азартная и безысходная, и они не родственники. Нет лучше храбрости расчетливой, но она не награждается. Медали штампуют храбрым крайностям - именно они удивляют. Вот и сейчас, по сути - бой, но не из тех, которым будешь гордиться и рассказывать. Риск минимальный, случайный, но все равно трепетно, от этого и разгорячены.

   Чтобы поймать смерть, нужно подойти к черте. На черте черти, они ее и составляют.

   - Специально главных матерщинников отправил? - обрезает его мысли Седой. - Надеялся уболтают? Перематерят?

   Седой к матерной речи относится неодобрительно - предубеждение "о перерасходе" на этот счет имеет железное, многих перевербовал, доказывая собственную правоту. Леха срывается, а Казак категорически неисправим, оба постоянно огорчают Седого.

   - Мат в разговорной речи - профанация, дешевка! - в который раз втолковывает Седой - зачитывает свою лекцию, воспитывает, учит непутевых. - Таких людей сразу рассматриваю, как очень дешевых, когда-то в детстве подсевших "на понты" и не сумевших соскочить. Мат - секретное оружие русского человека, другим это не дано ни понять, ни освоить. Это как некое "кий-яй!" японского каратиста, только для экстремальных ситуаций, для сброса стрессового напряжения, это как обезболивающее, если нет иных средств, это резерв! Мат - это когда удержать плиту, придавившую напарника, либо для атаки, безнадежного броска - тогда он поможет. Но если материшься постоянно, резерв не включится. Матерящийся без повода - дешевое тело с дешевым духом!.. И не надо вдумчиво! Мат - это духовное, это "само собой". Нельзя размениваться в обиходе. Трепло ходячее! - говорит Седой и строго смотрит на Леху. - Я с того времени, когда за матерное слово из троллейбусов выставляли - и ни какие-то там дружинники, а сами пассажиры. Это сегодня явление уже не лечится - некому, трусоват стал народ, закуклился на собственное "я". Вот Казак, казалось бы "сходил к хозяину", а не выучился... Вернее - недоучился! А там-то мог понять цену словам, научиться говорить неторопливо, вдумчиво...

   - Седой! Есть в тебе все же что-то северное, - уверяет Петька. - На хер моржовый похож!

   --------

   ВВОДНЫЕ (аналитический отдел)

   "...Анализ военных действий второй мировой войны обнаружил, что командный состав союзных войск, как правило, быстрее принимал решения и отдавал команды, чем японцы. Данная закономерность обуславливается тем, что средняя длина слова у англоязычных народов составляет 5,2 символа, когда у японцев 10,8, из-за чего на отдачу приказа уходит на 56% меньше времени. В бою этот фактор имел немаловажную роль, иногда решающую.

   Проведенный одновременно анализ русской речи показал, что длина русского слова составляет в среднем 7,2 символа, однако в критических ситуациях русские переходят на ненормативную лексику, где длина слов способна сокращаться более чем вдвое - до 3,4, при этом некоторые словосочетания и даже фразы заменяются одним таким словом. Так например, фраза: "Шестнадцатый, я вам приказываю немедленно уничтожить вражеский танк, который продвигается в сторону наших позиций" превращается в следующую: "Пуд! - Е...ни этого х...я!"

   Одновременно выявлено, что в других ситуациях значение "х...й" может обозначить вовсе не танк. То, что русские при этом прекрасно понимают друг друга, должно быть, выработано особым укладом жизни и происходит едва ли не на интуитивном уровне.

   По приведенным причинам перехват оперативных разговоров русских периода ведения боевых действий не может считаться целесообразным - их дешифровка займет слишком много времени и, весьма вероятно, окажется неточной..."

   (конец вводных)

   --------

   - То есть, с матерной точки зрения мы вполне готовы? - переспрашивает кто-то.

   Седой ругается.

   После "дела", но скорее отсутствия его жестких разборов, никак не успокоить Петьку - вдруг, ни с того ни с сего, снова завелся: взялся расстраиваться, что никого не убил. И тогда Седой - человек сердобольный, считающий, что в ответе за всякое самочувствие, Петьке-Казаку - бойцу в иные моменты жизни на голову контуженному (это как в прямом, так и в переносном смысле), принимается обкладывать неугомонную голову глиной, размочив ее хлебным квасом. И не только к голове, также и к плечам - белая глина снимает жар, а Петька явно "горит" - снова и снова переживает, но уже не так яро: