Империя страха

Оставив спутницу в холле, Чижов прошел на кухню и принялся возиться с газовым котлом. Предстояло заполнить отопительную систему водой и только после этого включить газ.

Наконец в котле загудел огонь, и Иваныч вернулся к Маше, которая с нескрываемым ин­тересом рассматривала картину с изображенным на ней натюрмортом из экзотических фруктов, покореженного осколка ржавого железа и ог­ромного куска горного хрусталя, должного по замыслу в немалой степени странного автора изображать вазу.

— Нравится? — улыбаясь спросил Иван.

— По крайней мере необычно, — неуверен­но отозвалась девушка и переключила свое вни­мание на следующее полотно, с не менее чуд­ным сюжетом.

Чижов устало опустился в мягкое кресло и, желая дать пояснения по поводу частной кол­лекции своего приятеля, сказал:

— Эти два шедевра, — в устах каскадера сло­во прозвучало по меньшей мере иронично, что­бы не сказать большего, — Паше подарил один сумасшедший художник за то, что он профинан­сировал тому заграничную выставку.

— Оказывается, ваш приятель еще и меце­нат, — искренне удивилась Маша.

Иваныч пристально посмотрел на девушку и произнес, как будто объяснял несмышленому ребенку основы таблицы умножения:

— Это было на заре перестройки, когда при­ходилось искать способы отмывания денег и уклонения от непомерных налогов. — На секунду задумавшись, он продолжил: — Хотя сейчас на­логи не стали меньше, насколько я знаю.

На лице блондинки отразилось неподдель­ное изумление, но мужчина, предвидя ее во­прос, пояснил:

— Просто на сегодняшний день существует гораздо больше возможностей обмануть налого­вую инспекцию, чтобы не прибегать к услугам второсортных живописцев.

Понятливо кивнув головой, Маша перемес­тилась в глубину комнаты, где в углу, по сосед­ству с ярким гобеленом, висело потемневшее от времени полотно,

— Неужели и эта красота из той же серии?

— Какая? — оживился Чижов, вставая с кре­сла. — А, эта: — Его голос зазвучал несколько торжественно. — Нет, ее подарил Пашке я, ко­гда он построил себе это уютное гнездышко, так сказать, на новоселье. Картина была написана в начале века одним действительно классным ху­дожником, который почему-то решил заняться наукой вместо того, чтобы посвятить себя слу­жению музам. Она досталась моему деду от его друга, который после революции эмигрировал в Париж. Здесь даже дух совершен...

Внезапно Иваныч замолчал, как будто на­толкнулся в темноте на непробиваемую стену — его глаза округлились от удивления, а на скулах явственно обозначились желваки.

— Что случилось? — забеспокоилась девуш­ка, глядя в побледневщее лицо мужчины. — Вам плохо?

Ничего не объясняя, каскадер медленно про­стер руку в направлении старинного полотна и

заплетающимся языком смог произнести только одно-единственное слово: — Каарт-т-тина...

* * *

Первым желанием Лямзина было выхватить из-за пояса пистолет и разрядить в шефа всю обойму. В эту секунду Антон был уверен, что не­удавшаяся попытка покушения на его жизнь была спланирована полковником.

Остановило майора только то обстоятельст­во, что выстрелы будут услышаны в соседних кабинетах, а значит, его обязательно арестуют.

Но ждать, что в любую секунду Кудряшов нажмет на кнопку селекторной связи и позовет на помощь охрану, было еще в большей степени рискованно. Поэтому Антон внутренне сжался, готовый в любую секунду наброситься на на­чальника.

Лицо полковника неожиданно стало преж­ним — привычно серьезным и сосредоточен­ным, лишь в глазах появилась легкая тень расте­рянности.

Присев на корточки, шеф принялся стара­тельно обшаривать ящики стола, при этом при­говаривая:

—- Черт побери, куда же я их задевал? Вечная проблема с этими ключами, — в который раз повторил он.

Воспользовавшись тем, что собеседник не видит его, Лямзин приблизился к столу, держа в правой ладони массивную связку.

Ключи мягко опустились на край стола, а рука, еще секунду назад прочно сжимавшая их, сгруппировалась в твердый кулак, готовый по первому приказу воспаленного непомерным на­пряжением мозга обрушиться на голову полков­ника.

— Родион Семенович, — тихо проговорил майор, — вы случайно не их ищете?

— Что? — переспросил начальник и уста­вился в лицо собеседнику.

Лямзин пытался по глазам определить реак­цию шефа, но не заметил в них ничего, кроме благодарности.

— Е-мое! Видимо, пора на пенсию, — шут­ливо отозвался полковник и скупо поблагодарил коллегу: — Спасибо. Совсем мозги не варят, надо бы отдохнуть пару дней. У себя под носом не увидеть ключей — вот умора.

Антон окончательно расслабился, поняв, что его манипуляции остались незамеченными со стороны Кудряшова.

Неожиданно для себя Лямзин почувствовал огромное облегчение — только сейчас он понял, что ему было бы в высшей степени неприятно убивать своего шефа. Но если бы тот о чем-ни­будь догадался, то майор не сомневался в том, что развязка была бы трагичной.

Тем временем полковник окончательно при­шел в себя и произнес в обычной, надменно-по­велительной манере:

— Да, так вернемся к тому, ради чего я тебя вызывал.

Антон уселся в оставленное кресло и при­нялся внимательно слушать.

— Займись-ка ты личностью умершего ста­рика, — продолжил Кудряшов, — что-то мне все это дело не нравится. Сделай оперативную раз­работку его связей, контактов, родственников. Ну, в общем и целом ты знаешь, как поступать в

таких случаях. — Он выразительно посмотрел на подчиненного. — А главное — собери информа­цию о его здоровье: чем болел, у кого наблюдал­ся и кто вызывал «Скорую помощь».

Лямзин был просто шокирован предстоя­щим заданием, но постарался скрыть свои эмо­ции. Только что услышанное окончательно спу­тывало все его карты в этой непонятной

игре — а то, что игра велась, не вызывало у него ника­ких сомнений.

— Есть! — по-военному отозвался майор и поднялся, чтобы уйти.

Однако полковник остановил его многозна­чительным жестом и доверительно прошептал:

— Информация по этому делу будет закрыта для всех. Докладывать лично мне, и никому больше. Все понятно?

— Так точно, — выпалил Антон и предполо­жил: — Значит, справок никаких не составлять?

Утвердительно качнув головой, шеф сказал:

— Ни единой бумажки.

— Хорошо, — ответил Лямзин, стараясь, чтобы его голос звучал как можно безразличнее.

Выйдя из кабинета, он плотно прикрыл за собой дверь и погрузился в глубокую задумчи­вость. Что-то во всем этом деле было слишком много загадок.

Неужели оно действительно представляет собой такую огромную ценность, что ради этого не считаются ни с чем, в том числе и с челове­ческой жизнью?

В голове у майора было много вопросов, но ни одного ответа,, хотя кое-что он уже знал и это знание подталкивало Антона к решительным действиям.

Обратная дорога заняла у него гораздо больше времени, чем путь от дачи к Лубянке, И не потому, что «Опелю» приходилось пробиваться сквозь плотные пробки на перегруженных транс­портом столичных улицах. Майор изо всех сил пытался обнаружить за собой «хвост», но ничего подозрительного не заметил.

Тем не менее он все же решил, на всякий случай, поколесить по улицам города, неожи­данно меняя направления.

В конце концов темно-зеленая тачка при­ткнулась широким бампером к металлическому забору, и Лямзин пару раз нажал на клаксон.

Спустя какое-то время из дома показался Чижов, внимательно всматриваясь в лобовое стекло автомобиля. Заметив, что, кроме Антона, в машине никого нет, он распахнул широкие створки и позволил «Опелю» въехать во двор.

— Держи, — Лямзин протянул каскадеру не­сколько полиэтиленовых пакетов с продуктами и запер машину, нажав на маленькую кнопку электронного брелока сигнализации.

Когда мужчины вошли в дом, Иваныч пере­дал сумки девушке, а. сам настойчиво схватил Антона за рукав куртки и увлек того в глубину холла.

— Смотри, — почти торжественно произнес он, обращаясь к новоиспеченному приятелю и указывая на висящую на стене картину, — тебе это ничего не напоминает?