Террор Бешеного

Позин взглянул на собеседника и чуть заметно улыбнулся: Петропавловский воспользовался его собственными разработками, сделанными несколько лет назад.

— Так называемые демократы всегда абсолютизировали собственный опыт и собственные устремления, выдавая их за волю народа…

Создавалось впечатление, что Петропавловский читает лекцию для одного студента.

— Впрочем, эта ошибка свойственна всем революционерам, — продолжил «лектор», — начиная с отцов Французской революции и кончая большевиками. Никто из них не умел, да и не считал нужным по-настоящему прислушиваться к своему народу, потому их срок в контексте всемирной истории и оказался столь короток.

— Спорить с тобой невозможно, мой циничный друг. — Позин даже не пытался скрыть своей иронии. — Свобода слова, над которой так трясутся демократы, нужна от силы десяти процентам просвещенного населения. Эти проценты видят в ней потенциальную возможность реализации прав свободной личности, что, правда, тоже иллюзия. — Словно в пику Петропавловскому, теперь он решил поораторствовать. — Достаточно почитать наши печатные издания и посмотреть телевизор, чтобы в этом убедиться. Остальным же девяноста процентам нужна непыльная работа и приличная зарплата, а потом пенсия, на которую можно прожить. А кто хороший, а кто плохой — им доходчиво объяснят с экрана телевизора.

— Я всегда подозревал, Шурик, что ты — умник. Представляешь, какую парочку мы составим — циник да умник. Делов наделаем, как Маркс и Энгельс, даже хуже…

— Ты все шутишь, Гаврик.

— Я серьезен как никогда. Поработаешь у меня, изучишь профессионально изнанку телевидения и его механизмы, потом, глядишь, и руководителем какого-нибудь канала назначим. Хватит уже тебе в твоем возрасте, да с твоей головой и знаниями на побегушках служить. Пора самостоятельным делом заниматься.

— Подумать надо. — Позин был несколько обескуражен предложением Петропавловского, очевидно сделанным из самых лучших побуждений. — Дело в том, что я не умею в присутствии от сих до сих сидеть — характер непоседливый. Да и чиновник я никудышный — сам непослушный и командовать не способен. Могу только советы давать…

В суете двух предвыборных кампаний Позин и в самом деле как-то не задумывался о своей дальнейшей судьбе. Вернее, мысль о том, чем он будет заниматься в будущем, тревожила его регулярно, но он отгонял ее, погружаясь в сиюминутные дела и разговоры. Постоянные конкретные задачи, требовавшие безотлагательного решения, не позволяли ему сосредоточиться на мыслях о будущем.

Не умея и не любя принимать однозначные решения, выбирать из многих имеющихся вариантов единственно верный, Позин всегда предпочитал оставлять окончательное решение за кем-то иным, за тем, кто заказывал ему прогноз развития тех или иных политических и психологических ситуаций, ожидаемых ходов и выходов.

В случае же его личной судьбы выбор ее дальнейших возможных путей переложить было не на кого, и Позин максимально оттягивал этот неприятный момент. Предложение Петропавловского застало его врасплох. Оно было лестным и перспективным с карьерной точки зрения. Но работать под началом этого откровенного циника и заядлого интригана, обласканного властями современной России, ему нисколько не улыбалось.

Остроту ума и большие знания Петропавловского Шура, безусловно, ценил. Однако ему претила главная отличительная черта характера будущего патрона — удивительная способность убеждать всех в том, что черное это на самом деле — белое, и наоборот, причем делать это с таким видом, будто он сам этому безгранично верит. Такое поразительное умение озвучить с необыкновенной убедительностью любой заказанный ему тезис в высшей степени ценилось власть предержащими.

Но обижать людей, особенно стремящихся сделать ему добро, Позин не мог, а потому, нарушая долгую паузу, задумчиво сказал:

— Спасибо тебе, Гаврик, на добром слове, но ты же знаешь, какой я нерешительный. А потом, как это воспримут Щенников и компания?

— Ты только соглашайся, а Щенникова и иные оргвопросы беру на себя.

— Позволь мне подумать чуток.

— Даю тебе на размышление целое лето, а в сентябре жду — осенью предстоят большие дела. К этому времени Путин получит реальную оппозицию, как и любой политик, пытающийся что-то делать. Тебе не надо объяснять, кто в нее войдет, в частности многие из наших с тобой дружков и союзников…

Позин быстро взглянул на него: «Не слишком ли тот откровенничает перед ним? И не стоит ли за этим предложением какой-нибудь подводный камень? Стоит об этом поразмышлять на досуге…»

— Вот и поборемся с ними на славу. Калейдоскоп повернулся — конфигурация рисунка стала совсем другой, — так соратники превращаются в противников. Того же Аркашонку Велихова придется чуток приструнить, а то прослышал я, что он, как есть самый великий теоретик и практик демократии, собирается учить демократии Президента.

— Нельзя недооценивать Велихова, — осторожно заметил Позин.

— Это раньше Аркашке все легко давалось и доставалось, теперь будет не так — скоро сам увидишь. Помяни мое скромное слово. Теперь всем олигархам лучше сидеть тихо и не высовываться. Вот наш с тобой кореш Долонович правильно ведет себя — скромно, незаметно сидит, доходы считает, на экранах не мелькает… — неожиданно вставил он.

Примерно неделю спустя после встречи с Петропавловским Позина вызвал Щенников. Честно говоря, Шурик подумал, что деловой Гавриил уже предпринял попытку переманивания Позина в свою структуру. Но Щенников сразу заговорил совсем о другом, по обыкновению не глядя на собеседника, и потому не всегда было можно понять, обращается ли он непосредственно к присутствующим или же размышляет вслух:

— Придется напрячься и как следует потрудиться: приготовить две подробные аналитические записки-предложения. Есть идея прижать немного вольницу твоих друзей-губернаторов. А кроме того, пощекотать оплывшие жирком бока наиболее крупных олигархов. Пора уже и тем и другим понять, кто хозяин в доме, и вести себя соответственно…

— Какие сроки? — невозмутимо поинтересовался Шурик.

— Как всегда, первоначальный вариант нужен был вчера утром, но неделю я тебе дам. И смотри не либеральничай! — предупредил он. — Дружков твоих, Долоновича и Велихова, не трогай, чтобы тебя потом совесть по ночам не мучила. Сам знаешь, такого рода документы не один человек готовит.

Ровно через неделю Позин принес обе записки.

— Читать при тебе не буду. Цейтнот у меня.

— Если появятся вопросы, позвонишь. Хочу только предупредить, что я всерьез исходил из необходимости «равноудаленности олигархов», понимая, что любой из них уязвим, ибо все они обогащались не по закону, а по особым правилам, наделявшим их исключительными привилегиями.

Щенников промолчал.

— И последнее замечание. Поскольку для меня не секрет и твое личное отношение, и отношение ряда влиятельных лиц к Лебединскому и его медиаимперии, предупреждаю и прошу — ни в коем случае не начинайте с него. Поднимется такой вой со всех сторон, что мало не покажется!

— Вы имеете в виду еврейскую общину?

— Ну конечно! Президент Всемирного Еврейского конгресса Чарльз Бронфман-младший — крупнейший мировой медиамагнат, а, как нам всем хорошо известно, Лебединский с ним коротко знаком. В очередной раз получите ярлык антисемитов, а зачем зря Президента подставлять? Тем более Лебединский из всех олигархов не самый вороватый, да к тому же грамотно в своей сфере работает…

— Слишком грамотно и не всегда понятно, на кого… А я-то думал, ты за Долоновича будешь хлопотать.

— Тебе, Валентин, лучше других известно, что с Лебединским меня ничего не связывает. Не думаю, чтобы ты забыл, что именно я сомневался в том, стоит ли отдавать ему телевизионный канал целиком, что, кстати, и высказал нашему первому Президенту. Но он тогда меня не послушал…

— Тогда ситуация была другой! — вставил тот.

— Возможно! — кивнул Позин. — Но теперь главное сделать так, чтобы не повторилось то, что уже было в русской истории, — только на трон вступил Павел I, все фавориты матушки его Екатерины Великой впали в немилость, а многие лишились благ, полученных от императрицы, и отправились в ссылку… Любим мы наступать на одни и те же исторические грабли… Лучше уж вообще ничего не давать, чем давать, а потом отбирать. А потому лучше ничего не иметь, нежели иметь, а потом потерять…