Террор Бешеного

Однако вернемся к нашему герою…

Савелий, не найдя ответов на свои вопросы, ни с кем не хотел общаться. Почему-то он был уверен, что должен САМ продраться сквозь запутанные дебри своей памяти. Почему САМ? Этот вопрос не нуждался в ответе, как аксиома, которую нужно принимать без каких-либо доказательств.

Углубляясь в воспоминания, Савелий с интересом перелистывал страницы своей жизни, как бы заново знакомясь с самим собой и переживая по-новому перипетии давно минувших дней. Чем глубже забирался он в свое прошлое, тем тревожнее становилось на душе.

Что за странная машина? Кто эти люди, сидящие рядом с ним? Какой-то мужчина с красивым благородным лицом? Какая у него странная военная форма… А кто эта очаровательная белокурая женщина с обворожительной улыбкой? Чего это она ему все время нашептывает на ухо? И как же ласково называет его: «Савушка», «мой котеночек», «мой цветочек аленький», «моя радость»… Господи! Это же мама! Его мама! Такая нежная, любимая…

Мамочка, родная, прости, что не сразу узнал тебя! Какая же ты красивая у меня! Какая у тебя чудная улыбка! Но почему мне так грустно? Почему так тревожно на душе и почему так невыносимо больно щемит сердце? Мама! Мамочка! Зачем ты бросаешь меня? Мне больно, мамочка-а-а!

Савелию казалось, что он совсем еще маленький и сидит у мамы на коленях. Они куда-то едут в красивой большой машине… Память вернула и название — «эмка». Все вокруг так радостно и красиво, что хочется все время улыбаться. Улыбаться небу синему, цветочку лесному, деревьям большим… И маленький Савушка счастливо смеется.

Казалось, это счастье продлится вечно… Вечно!.. И вдруг его мама, такая красивая, такая любящая, с такими нежными и теплыми руками, неожиданно отталкивает его этими руками, и он летит, летит… Ему страшно и кажется, что его полет длится очень и очень долго… И вдруг удар, страшная боль в руке…

— Мама! Мамочка! Где ты, мамочка? Мне больно! Больно! А-а-а! -горько всхлипывает он.

Какие-то незнакомые люди подхватывают его на руки…

— Больно мне! Тетенька, больно мне! Я к маме хочу! Мама! Родненькая! Мамочка! — выкрикивал Савушка, рыдая во весь детский голосочек.

Какой же он маленький, несчастный, и ручка у него сломана, и боль нестерпимая. Но кто это там, недалеко от горящей машины? Боже мой, это же мама, моя мамочка! Зачем вы закрываете ее лицо платком? Зачем? И словно откуда-то сверху безнадежный мужской голос:

— Ей уже ничем нельзя помочь: поздно! Медицина, к сожалению, здесь совершенно бессильна.

Савелий, то ли тот — маленький, то ли тот, что лежит сейчас на даче Богомолова, изо всех сил пытается позвать свою мать, поговорить с ней… Наконец это ему удается: белокурая женщина услышала его, повернулась на его зов, протянула ему навстречу свои нежные руки… Казалось, еще мгновение — и их руки встретятся, передадут друг другу свою нежность, свою теплоту, свою любовь, но… Налетел внезапно шквалистый ветер, подхватил их тела, закружил в небесной синеве и разбросал в разные стороны…

В следующее мгновение худенькое тело Савелия окатило сильным холодным дождем. Прижимаясь к высокому деревянному забору, он медленно шел вдоль него и нет-нет да иногда притрагивался к доскам. Наконец одна из них отошла в сторону, и он, протиснув худенькое тельце в узкую щель, вернул доску на место и устремился к кирпичной котельной, в окнах которой горел тусклый свет. Изо всех сил он принялся барабанить в дверь, пока она не распахнулась настежь…

— Тетечка! Тетя Томочка!.. Это я — Говорков! — размазывая слезы по грязному лицу, выкрикивал он.

— Савушка! — всплеснула руками женщина и тут же втащила его внутрь, где было тепло и печи натужно гудели разгоревшимся углем. — Как же так? Тебя что, выгнали? — снимая с него мокрую одежонку, расспрашивала она.

— Она… она… — всхлипывая, пытался объяснить он. — Каждый день била меня… В школу не пускала…

Тетя Тамара подвела его к тазику и хотела уже мыть, как свет упал на худенькую спинку Савелия, и женщина увидела багровые рубцы от ремня или веревки.

Не выдержав, она всхлипнула, прижимая маленького Савушку к себе.

— Тетечка! Родненькая! Не отдавайте меня больше в сыновья! Никогда не отдавайте! Прошу вас! Пусть лучше меня здесь бьют! Я буду терпеть и сам никогда не буду драться! Тетенька…

И вновь налетел ураганный ветер, как бы стерев картинку прошлого и перенеся его в другое время…

Очередной вихрь переносит его в тот час, когда он с огромной спортивной сумкой, в форме сержанта, с орденами Красного Знамени и Красной Звезды стоит перед могилой своих родителей.

— Заросло-то все как, — вздыхает он.

Сорная трава все так заполонила, что и ограда, и гранитная плита были почти не видны. С трудом отворив заржавевшую калитку, Савелий вошел, нащупал в бурьяне, скамейку, поставил на нее сумку и разделся по пояс. Не обращая внимания на полчища комаров-кровососов, Савелий вступил в бой с сорняками.

Вскоре могила и все пространство вокруг нее было очищено, а земля вскопана. Савелий вытащил из сумки банку с серебряной краской, кисточку и стал не спеша красить оградку.

На выточенной овалом розовой мраморной плите, стоящей в изголовье могилы, прямо по центру — две фотографии: молодая, с пышными волосами, красивая, счастливо улыбающаяся блондинка и моложавый морской офицер, удивительно похожий на Савелия. И ниже надпись:

Капитан 1-го ранга ГОВОРКОВ КУЗЬМА ПЕТРОВИЧ 1937-1968 Капитан медицинской службы ГОВОРКОВА МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА 1937-1968 Погибли в автомобильной катастрофе Мы все на земле только гости!

Мир вашему праху!

Савелий вынул из сумки бутылку водки, раскупорил и налил в два стакана. На один положил бутерброд с балыком и поставил его у надгробной плиты. Второй взял в руку, а оставшуюся в бутылке водку выплеснул крест-накрест на вскопанную землю могилы, после чего выпрямился по стойке «смирно».

— Живой я вернулся… Простите, родные, что долго не был у вас, — дрогнувшим голосом произнес он и залпом выпил водку.

Как же долго он не навещал могилу своих родителей, подумал Савелий, хотел еще что-то сказать, но вихрь вновь перенес его в другое время-Время войны, время крови и смерти. Эти дни пронеслись перед ним, как в калейдоскопе. Стрельба, взрывы, гибель друзей, командиров, темные афганские глаза, налитые ненавистью, собственное ранение, мысли о несправедливости войны, и нелепой гибели сотен российских солдат. И вдруг тюрьма…

В который раз вихрь выхватил его из того времени и перенес в другое: теперь Савелий оказался рядом с удивительно прекрасной девушкой, волосы которой напоминали ярко начищенную красную медь.

— Как ты мог забыть меня, Савушка? — услышал он укоризненный, но милый голос и тут же воскликнул:

— Розочка! Родная моя, прости, что не сразу узнал тебя. Что-то со мной происходит, и я никак не могу понять что. Помоги мне, милая!

— В том, что с тобой происходит, тебе не поможет никто, кроме тебя самого, — с печальной жалостью произнесла девушка. — Просто, мне кажется, ты устал от жизни. Разочаровался в ней. У тебя вновь появилась навязчивая идея, что ты никому не нужен. — С каждым словом она все больше и больше распалялась, повышая голос до крика, словно пыталась убедить не только его, но и себя. — Неправда! Вспомни, скольким людям ты помог! Скольким людям спас жизнь! Подумай: если бы не ты, то сколько людей уже давно бы покинуло землю! Ты нужен многим, и особенно мне! Ведь я люблю тебя, Савушка!

— Я тоже люблю тебя! Очень-очень!

— Я знаю… знаю… знаю… — печальным эхом отозвалось Савелию, и отзвук исчез где-то высоко в небе…

Он открыл глаза и повращал зрачками вокруг: никого в комнате не было. Савелий не знал, сколько времени он пробыл в своих воспоминаниях, но он понимал, что мозг не просто так отправил его в прошлое: подсознание направляло его, подталкивало его к какому-то открытию… Но к какому? Стоп! Это же элементарно, как говорил легендарный Холмс! До этого путешествия в прошлое он же ничего не мог вспомнить. К своему стыду, он даже не сразу узнал свою мать, отца, Розочку…