Предел терпения

- Ну здравствуй, Дженни, - произношу я, глядя прямо в испуганные глаза. - А мы тебя обыскались. - И быкам, - берите ее!

Они вышли из-за моей спины и направились к девушке. Я вскидываю пистолет. Негромкими хлопками прозвучали выстрелы. Два трупа.

- Что сидишь? - рычу я на впавшую в ступор девушку. - Хватай документы, деньги, телефон оставь. И бегом отсюда, пока кавалерия не прибыла.

Мы выскакиваем из подъезда и, что есть духу, несемся к джипу. Черт, никогда не понимал, как женщины могут бегать на шпильках. Вот и сейчас, несмотря на неудобную обувь, Дженни припустила так, что едва меня не обогнала. Но все-таки я оказался первым и на долю секунды раньше девушки запрыгнул в машину.

- И что дальше? - дрожащим голосом спросила Дженни, когда я, не щадя покрышек, что было сил нажал на газ.

Дальше? Хороший вопрос. Первым делом на дачу - знаю, что рискованно, но без денег и оружия нам не обойтись. А потом... Да хрен его знает. Авось кривая вывезет.

И, не отвечая, влился в поток машин.

Часть вторая.

Исцеление.

Глава первая.

В срочном порядке включённый в розыскную группу Игнат Сухомлинов, чувствовал себя не в своей тарелке. Родившийся в провинции, проработавший в провинции всё время службы, он терялся среди этой многоголосой толпы снующих туда-сюда полицейских. Жужжащая аппаратура не позволяла сосредоточиться, и он был даже рад, что выделенный ему стол находился в дальнем конце огромной комнаты.

Игнат понимал, что за его привлечением к расследованию стояло лишь одно - Тукмачёв связывается исключительно с ним, игнорируя остальных. Почему? Для Сухомлинова, впрочем как и для остальных, это оставалось загадкой, на которую Пьеро не торопился дать правильный ответ. Как бы то ни было, решение приняли мгновенно: ещё вчера никому неизвестный коп буквально за несколько часов был включён в состав одной из лучших розыскных групп страны, на счету которой не одно раскрытое громкое дело.

Игнат мандражировал: ещё бы, в одной комнате собрались такие зубры, что ему до них расти и расти, и не факт, что получится даже приблизиться к их уровню. "Облажаюсь, непременно облажаюсь" - думалось ему, глядя на этих профессионалов, изредка перебрасывающихся словами, смысл которых зачастую ускользал от Сухомлинова. Да и аппаратура, которой был буквально утыкан каждый свободный миллиметр, была ему, в большинстве своём, совершенно незнакома. Нет, компьютер, принтер, факс - это понятно, не из берлоги вылез, но что вот это за круглая, похожая на летающую тарелку с гнёздами, хрень, от которой тянулись пучки проводов? Оказалось, новейшая модель анализатора, подкинутого братской Польшей. И таких по всей России всего два или три. А система отслеживания звонков? Теперь это не громоздкий ящик, которыми пользуются в захолустье - это маленький такой прибор, едва ли больше сотового телефона, который мгновенно подключается к ближайшей вышке, а дальше, через спутник, с точностью до метра отслеживает местоположение абонента. На этот прибор возлагались надежды быстро, а главное без особых усилий разобраться с проблемой, и именно поэтому Игнат неотлучно находился в этой комнате. Ему, в отличии от остальных, исключая дежурного, приходилось даже спать здесь, в уголке на раскладушке.

Не поймать нам его, вдруг с отчётливой ясностью подумал Сухомлинов. Не поймать, пока он сам не решит сдаться. Если это когда-нибудь произойдёт. Пьеро - нестандартный преступник. Да, убийца, да, безумец, но не дурак. Эти его звонки, указывающие на кажущуюся слабость, на самом деле показатель силы. И пусть хоть сотня психологов, составляя портрет, указывают на это, как на признак мании величия и желания прославиться, ему, Игнату, видится совсем иначе. Тукмачевым двигают два мотива, которые редко встречаются у одного человека, но если уж такое происходит - многим приходится умыться кровью. Безумная, всепоглощающая любовь, и не менее безумная ненависть. Он переиграет нас не благодаря уму или знаниям - он будет ускользать раз за разом именно благодаря той силе, которую ему дали эти два самых сильных на свете чувства. Мы не понимаем его, вот в чем наша проблема. Пьеро - пережиток прошлого.

Увы, чуть больше чем за четверть века мы забыли, что значит любить. Именно поэтому нам не понять Тукмачёва. Он поступил не логично по современным меркам: после смерти жены не стал, сломя голову, искать замену. Это сейчас каждый знает, что женщины ничем друг от друга не отличаются, исключительно размерами. И в постели они одинаковы, и оргазм все тот же. Так зачем страдать, портить себе нервы? Не заморачивайся, живи дальше, трахайся с другой или другими. Умерла? И что?

В этом и заключается та сила Пьеро, которая делает его неуловимым. Смерть жены позволила ему увидеть мир таким, какой он есть, понять окружающих его людей и... ужаснуться? Может быть. Хотя, скорее всего, возненавидеть ещё сильнее. Всех, включая самого себя. И вот эта ненависть позволит ускользнуть ему из любой ловушки, обставить вот этих профессионалов только потому, что они его не понимают, и вряд ли смогут понять. Как и те психологи, обучавшиеся по методу Фрейда. Для них на первом месте стоит секс, и он один является побудительной причиной. С этой колокольни психологи пытаются мерить Тукмачёва, а это ошибка. Ошибка, отдаляющая от понимания мотивов все сильнее и сильнее.

Андрей любил и продолжает любить свою жену. Он чувствует вину, злость, ненависть, презрение, возможно страх. Страх не успеть завершить задуманное. Он чувствует, вот в чем проблема. Зомбирование обошло его стороной, точнее не въелось полностью, и потрясение, вызванное смертью жены, вырвало его из состояния полу существования, забросив в... прошлое. Именно в прошлое, в то время, когда оскорбление смывалось кровью, когда слово месть не являлось ругательством, когда погоня за справедливостью для многих становилась пусть недостижимой, но желанной целью.

Скорее всего именно в этом и заключался смысл его звонков: он преподавал всем урок. Урок настоящей жизни, отличной от той, которую все, или почти все, ведут сейчас. Пьеро указывает нам на недостатки того пути, которым мы идём. И нам его не остановить, мы попросту недостаточно человечны для этого.

Игнат почувствовал, как покрывается холодным, липким потом. Мысли, теснящиеся в голове, внушали страх, нет, ужас, ледяными щупальцами вгрызающийся в мозг, в сердце, в душу. Современный мир, поклоняющийся гениталиям и желудку, сам того не желая породил чудовище, страшнее Чикатило и Джека Потрошителя вместе взятых. Хотя это для них, обитателей этого самого мира, Пьеро - чудовище, для него самого он, скорее всего, некто вроде чистильщика, убирающего грязь, которой скопилось слишком много. И если никто, за исключением совсем ограниченного числа людей, не принимает его сейчас всерьёз, то очень скоро им придётся в корне поменять мнение. Иначе остановить Тукмачёва не удастся никому: ни "заумным" психологам, ни профессионалам-полицейским, ни хитроумной аппаратуре, на которую все уповают.

Сказать им? Сухомлинов посмотрел на коллег и мысленно покачал головой. Бессмысленно, они даже не станут его слушать. Не поймут, не захотят понять. Для них, всех них, этих зубров сыскного дела, мысли Игната покажутся бредом. А значит придётся молча ждать, пока они сами дойдут до этих, в общем-то нехитрых выводов. Ждать и по возможности действовать, иначе Пьеро утопит страну в крови, погрузит в хаос ужаса и никто не сможет ему помешать.

Алтайский край. Село Боровое. Поздняя осень.

Сырость, слякоть, грязь. Осень, как всегда, предстала во всей красе. И без того запущенный яблоневый сад, усыпан опавшей листвой. Жанна уже который день просит меня привести его в порядок - не хочу. Чувствую, что недолго этой идиллии длиться. Не такой человек Остап, чтобы оставить все без последствий. Нас ищут, и рано или поздно найдут, именно поэтому я никогда не расстаюсь с пистолетом, а под кроватью всегда лежит тот самый дробовик. Бегством мы не избежали опасности - всего лишь отсрочили. Но в саду я все-таки приберусь, хотя бы для ее упокоения. Несмотря на временное спокойствие, я нет-нет, да и ловлю ее взгляд, в котором застыл страх. Жанка все еще боится и мне надо это как-то изменить. Уборка в саду покажет ей, что все в порядке.