Предел терпения

Дальше. Стволы всегда держи под рукой, чтоб в случае чего не скакать точно лошарик. При себе всегда желательно иметь две-три запасных обоймы к "Глоку". Жаль, что убегая с дачи, ты не догадался захватить автомат - дробовик, конечно, мощная игрушка, но только для ближнего боя. Гранат, как я понимаю, тоже нет?

- Откуда? - вопросом на вопрос ответил я. - Не до того было. В спешке хватал только то, что под руку попалось.

- Ну, это-то понятно. Нет, ты все правильно сделал: и что на дачу заскочил, и что слинял оттуда в темпе. Да и вообще, вел себя как опытный диверсант, хорошо тебя Марат обучил - на свою голову. Я только одного не пойму: почему Остап на тебя ментов не натравил? Для этого достаточно просто скинуть информацию нужным людям и все. Тебя, как террориста, даже живым брать не будут, грохнут сразу. И что-то мне подсказывает, что ответ находится в той комнате, - Яр ткнул пальцем в сторону спальни. - Ладно, давай завязывать, пока мозги не закипели. Да и пора мне, засиделся.

- Куда собрался на ночь глядя? - возмутился я. - Оставайся. На диване переночуешь.

- Не могу, мне на заимку пора. Я же здесь лесником работаю: за зверьем присматриваю, браконьеров гоняю. Так что извини, пойду.

И ушел, как всегда не прощаясь, как будто на минуту. Только в прошлый раз эта минута растянулась на десять лет. Надеюсь, в этот раз будет иначе.

Я стоял у двери, не зная, что делать: войти, или же вновь лечь на диван. Наконец, решившись, взялся за ручку, толкнул. Жанна спала, повернувшись к двери спиной, на кровати лежала вторая подушка. Я быстро разделся, нырнул под одеяло, обнял теплое мягкое тело и, уткнувшись лицом в шелковые, пахнущие медом волосы, погрузился в сон.

Глава пятая.

Давно, еще в прошлой жизни, довелось мне увидеть по телевизору "высокоинтеллектуальную" передачу, в которой рассказывалось об изобретении израильских ученых. Простенькая такая таблетка, внешне напоминающая "валидол". Глотаешь ее, и все негативные воспоминания уходят в небытие, как будто их и не было. После смерти жены, я мечтал об этом чудодейственном средстве, чтобы избавиться от той нестерпимой боли, которая немилосердно терзала душу.

Теперь не хочу. Это мои воспоминания, моя боль и добровольно отказаться от них, значит совершить самоубийство. Без них я перестану быть собой. И кто знает, какие именно воспоминания эта химия решит зачистить?

Проснулся я рано - солнце еще не взошло. Жанна спала рядом, прижавшись, словно беззащитный ребенок в поисках укрытия, ее рука лежала поперек моей груди, согнутая в колене ножка на животе. Ночная рубашка сползла, обнажив упругую, тяжелую грудь, увенчанную темно-красным, почти бордовым соском. Меня охватило сладкое томление, захотелось разбудить девушку, снять с нее разделяющую нас преграду, ласкать, пока она не забудется в истоме. Нет! Пусть спит, пусть хоть на время избавится от страха, преследующего в часы бодрствования.

Аккуратно, чтобы не потревожить, сполз с кровати и отправился в горницу. Стакан крепкого чая без сахара сбросил с меня остатки сна. Выглянул на улицу - вчерашнее солнце подсушило дорогу, значит сегодня можно. Я натянул спортивный костюм, кроссовки. Плеер на пояс, наушники. И "Ночной ястреб". Вперед.

Бежалось легко: невесомый, густой, словно кисель, туман не мешал, скорее наоборот, помогал, остужая разгоряченное тело. Тяжелую композицию группы "Черный кофе" сменил Гарри Мур и его "Изображение луны". Здорово, то, что надо. Я добежал до развилки: левая дорога уводила к шоссе, правая в лес. Выбрав правую, я погрузился в густой, многовековой бор.

Яр появился как раз вовремя, мне не хватало поддержки и тут он, как чертик из табакерки. Человек, спасший мне однажды жизнь, когда на учениях, непонятно почему, вспыхнула как факел моя БМПешка. Система пожаротушения дала сбой, не зря инструктор вдалбливал в наши головы простые истины: "Загорелись, на х... из машины, потому как эта е...ая система все равно не сработает. Ну а если у кого хватит ума следовать инструкции и запускать ее в ручную, то и х... с этим дол...бом, не жалко". Тем самым... нехорошим человеком оказался я. Ну и как итог, промасленный бушлат вспыхнул. Благо Ярослав не растерялся и, выкрикивая "добрые, ласковые" слова, выдернул меня из полыхающей консервной банки практически здоровым. Говорю практически, потому как под бушлатом занялась "стекляшка", прилипнув к руке. В результате я на всю жизнь остался с ожогом от ладони и до локтя правой руки, как напоминанием об идиотизме. Ну и плюс подбежавший товарищ старший прапорщик пару раз приложил меня кирзачом по голове. Хоть и через гермак, но все равно больно. А после того, как меня выписали из медроты, мы с Яром стали не разлей вода до самого дембеля. Он остался на контракт, я же вернулся домой и раскидала нас судьба на десять лет.

Странная штука: я думал, что Ярослав, оставшись на контрактную службу, заочно закончит "вышку" и через некоторое количество лет станет офицером, но судя по тому, что он егерит в этой глухомани, что-то пошло не так. Хотя чему здесь удивляться - после того, как министром обороны назначили не кадрового военного, а мелкого хозяйственника, настолько же далекого от армии, как я от балета, удивительно, что у нас остались еще хотя бы напоминания о вооруженных силах.

Дорога из бора вывела меня к покосам, и я остановился, полной грудью вдыхая свежий, чистейший воздух, без малейших признаков загазованности. Нет, ни один город, особенно промышленный, не сравнить вот с этим. С чистотой, свежестью, ароматами уложенного в стога сена, с едва слышным стрекотанием кузнечиков, пением птиц, шорохом листьев. С ощущением абсолютной свободы, наконец. Потоптавшись на месте, я развернулся и трусцой припустил обратно.

Появление Ярослава принесло, конечно, облегчение, но и слегка напрягло - зная характер своего друга, я был уверен, что без поддержки он меня не оставит и влезет в мои проблемы по самое не могу. И вот здесь в полный рост вставал вопрос: а имею ли я право подвергать его такой опасности. Хотя выход есть - уговорить Яра спрятать Жанну и... Либо уводить Остапа и сотоварищи за собой, либо воевать без шансов на победу. Твердо уверен в одном: раз уж появилась возможность, прятаться всю оставшуюся жизнь я не стану.

Последние несколько сот метров я преодолел с максимальным ускорением, забежал в дом, тяжело дыша, и застыл. Жанна уже в который раз меня удивила: покажите мне кто-нибудь хотя бы одну девушку, готовящую завтрак под это:

Что ж Пеле, как Пеле, объясняю Зине я,

Ест Пеле крем-брюле вместе с Жаирзиньо.

Я сижу на нуле, дрянь купил жене и рад,

А у Пеле "Шевроле" в Рио-де-Жанейро.

Нет, против Владимира Семеновича я ничего не имею, он гений, одни "Книжные дети" чего стоят, но мне сразу вспомнилась бывшая теща. Автобус, совершающий рейс из города в село, молодой водитель, включивший Высоцкого, и истерический крик находящейся совсем не слегка под шафе Алены Кузьминичны: "Выключите этого хриплого урода и так голова раскалывается!"

- Завтракать будешь? - спросила Жанка, не отходя от плиты. - Я оладьи напекла и у соседки мед купила.

- А то ж, - бодрым голосом ответил я. - Проголодался, как волк.

- Сейчас на стол накрою.

Девушка повернулась ко мне лицом, и я едва сдержал смех - ее нос, словно пудрой, был щедро усыпан мукой. Подошел к ней, протянул руку, чтобы стереть и...

Я целую лицо, глаза, нос, губы, подбородок, руки ласкают каждый изгиб стройного тела. Запах возбужденной женщины проникает в мозг, лишая возможности мыслить, едва слышный стон сливается с моим. Ее руки обвиваются вокруг моей шеи, я отпускаю ладони на восхитительно упругие бедра и рывком поднимаю. Ноги обхватывают мой торс, грудь настолько плотно прижимается к моей, что сквозь тонкую ткань халатика я чувствую твердость сосков.

- Оладьи сгорят, - шепчет она, прерывая поцелуй.