Охота на пиранью

и задачка для крутого Ихтиандра, дамские чеботы на мелководье ловить, да пресном вдобавок...»

Подплывая к берегу, заметил в тайге шевеление. Приподнявшись из воды, крикнул:

– Стойте спокойно! Смотрите, что за спиной!

Обнаженные амазонки повернулись и замерли – совсем недалеко на берег вышел высоченный лось, так что женщины оказались меж ним и Мазуром. Мазур поплыл что есть мочи, уже не заботясь о красоте стиля, вздымая брызги. Животина эта может так звездануть копытом, что костей не соберешь...

Выбросил обутки на берег к ногам Вики, торопливо нагнулся к автомату. Женщины зачарованно таращились на рогача, а тот, тяжело поводя боками и словно не замечая их, шумно пил из реки, отражаясь в ней во всей красе. До него было метров тридцать. Пофыркивая, лось косил огромным лиловым глазом. «Бог ты мой, – подумал Мазур, – сколько мяса прибежало...»

Но стрелять не стал – как-то рука не поднялась, мясо у них еще было, а сохатый выглядел измотанным, даже пошатывался. «Гонит кто-то? Волки летом не рискнут, нет у них ни малейшего шанса завалить этакого дядю... Значит, человек? А человеки, стервы, разные бывают...»

Бока сохатого раздувались на глазах. Подняв голову – вода стекала радужными струями, – он покосился на людей, издал что-то среднее меж хрипением и фырканьем и решительно вошел в воду, попер на тот берег, оставляя кильватерный след, что твой эсминец. Мазур тоже поневоле засмотрелся.

– Ух ты... – прошептала Ольга.

Мазур старательно вытряхивал воду из Викиных кроссовок – только бы не разлезлись, а то ведь придется на первобытный манер обутку ей из ее же собственной куртки мастерить... Все трое стояли голыми, обсыхали и чувствовали себя совершенно непринужденно, преодолели некий порожек, где и в самом деле начинается п л е м я...

– Вот и помылись, – фыркнул он, старательно тряся четырьмя конечностями, смахивая прозрачные капли. Посмотрел назад, но уже не увидел за деревьями дыма.

И сохатый давно пропал в чащобе на том берегу. Проводив его взглядом с некоторым сожалением, Мазур первым полез в штаны, натянул кроссовки, озабоченно отметив, что жесткий верх еще держится, а вот вставки из какой-то мягкой и чертовски непрочной синтетики уже совершенно истрепались, получились дыры правильной формы. Ладно, хоть подошва держится...

– Пошли, – сказал он, закидывая автомат на плечо. – Озябли? Вот на марше и согреетесь...

Довольно долго они шагали по лиственничному лесу, что не прибавило веселого настроения: и зверье, и птица избегает мест, где лиственница растет обильно и густо. Лес такой не то чтобы выглядит мрачно, но в нем как-то неуютно из-за полного безмолвия – белка ни разу не цокнула, дятла не слышно, не встретишь и птичьей мелкоты... Зато Мазур наломал тонких прочных веток для стрел, все польза. И голубики поели от пуза.
* * *

...Сначала он подумал, что видит гигантский гриб, маслята, случается, вымахивают этакими великанами. Свернул влево, подошел поближе. Во мху белел человеческий череп.

– Подождите, – оглянулся он. –