Третья версия

— Да уж знаю. У нас в студенческом общежитии это блюдо называлось «Пища богов». Ставь тарелку с оладьями в духовку и будем накрывать на стол.

Они снова перешли в гостиную. Пока Феликс серви­ровал стол на троих, Юрий Глебович просматривал се­мейный фотоальбом. Не отрываясь от дела, Феликс ком­ментировал снимки.

— Это мы с папой на рыбалке. Папа двух окуньков поймал, а я — щуренка. Во-от такого! А это мы все на озере в Мещёре. Целый месяц в палатках — пред­ставляете? А это папа — на водных лыжах. Он и меня хотел научить. Не успел...

Феликс замолчал. Лихарев перевернул несколько ли­стов, надеясь отвлечь мальчика от грустных воспоми­наний. Но отовсюду на него смотрели счастливые, смею­щиеся лица отца, матери, сына...

— В следующее воскресенье, — осторожно начал майор, — мы всей секцией выезжаем на Клязьму. Пое­дешь с нами?

— Ладно, — вяло откликнулся Феликс. И вдруг за­говорил быстро, горячо, взволнованно. — Дядя Юра, как погиб папа? Маму я не спрашиваю, ей и так не­легко. Но вы... вы были папиным другом, вместе учи­лись. Расскажите! Я хочу знать все! Вы были с ним в тот день? 

— Был, Феликс.

— И что? Неужели нельзя было как-то помочь? Лихарев поднялся, стал ходить по комнате.

— Сотни раз задавал я себе тот же вопрос. Веришь, я бы все отдал, чтобы в тот миг быть рядом, перехватить руку бандита... Прошло уже больше двух лет, а я все еще не могу осознать до конца... Мы с твоим от­цом преследовали опасного преступника. Кирилл был сильней, выносливей меня. Он вырвался далеко вперед, настиг беглеца, заставил его поднять руки. И вдруг тот обхватил живот, скорчился, застонал. Кирилл накло­нился к нему, чтобы узнать, что случилось, может быть оказать помощь. И в этот момент бандит снизу нанес удар ножом в грудь.

— Выходит, папа потерял бдительность? — спросил Феликс.

Юрий Глебович медленно покачал головой.

— Нет, Феликс, не совсем так. Кирилл знал, что пре­следуемый страдает язвой желудка, что у него случа­ются приступы. Бандит сыграл на сочувствии, на гу­манности. И применил подлый, коварный прием... Твой отец, Феликс, был очень добрым человеком: даже смер­тельно раненный, он, стреляя по убегающему преступ­нику, целил ему в ноги.

— Того... расстреляли? — с трудом размыкая губы, спросил Феликс.

Майор заколебался: говорить или нет. Все же сказал:

— Пятнадцать лет. В колонии строгого режима.

Лихарев посмотрел на юношу: Феликс стоял, отвер­нувшись, из глаз катились слезы. Майор ласково об­нял его за плечи.

— Ого! — удивился он, ощупывая мускулатуру па­ренька. — Чем ты их так накачал? Боксом занима­ешься? Или борьбой?

— Самбо, — ответил Феликс.

— Заметно, — одобрил Лихарев. — Ну-ка, чему на­учился?

— Хотите, я вам один приемчик покажу? Спорим — на ногах не устоите.

— Что ж, давай. Стол уберем?

Они отодвинули стол к стене и встали друг против друга в боевую позицию. Феликс попытался захватить руку Лихарева своим приемом и тут же оказался на лопатках. Мгновенно вскочив, снова кинулся на майора и снова очутился на ковре. Опять поднялся и упрямо двинулся вперед. Юрий Глебович остановил его.

— Постой! Это делается не так. Смотри: движение на себя, левый захват, правую руку под плечо, раз­ворот на правой и — бросок. Давай пробуй.

Феликс повторил показанный прием. На этот раз Ли­харев оказался на лопатках, а Феликс, счастливый, крепко прижимал его к полу.

— Ну вот, теперь получилось, — похвалил майор, поднимаясь. — Я вижу, с профессией ты уже все ре­шил.

— Решил, дядя Юра, — кивнул Феликс. — Только маме пока ни слова.

— Почему?

— Начнет волноваться раньше времени, а у нее и без того забот хватает.

— Пожалуй, ты прав. Моя помощь понадобится? Феликс упрямо мотнул головой:

— Не надо, я сам.

Дверь отворилась, в квартиру вошла Майя Борисовна. В одной руке — портфель, в другой — тяжело гружен­ная хозяйственная сумка. Лихарев и Феликс метнулись ей навстречу, перехватили поклажу.

— Мам, ну сколько можно говорить, — упрекнул сын по-взрослому, по-мужски. — Поручила бы мне, я бы сам все купил.

— В самом деле, Майя, — присоединился Юрий Гле­бович. — Могла позвонить, я бы вышел навстречу.

— Ничего, ничего, мальчики, — радостно оглядывала обоих Майя Борисовна, — ваша помощь еще потребу­ется. Марш на кухню — будем ужин готовить.

— А у нас уже все сделано! — ликующе объявил Феликс и потянул Лихарева за собой.

Через минуту из кухни показалась торжественная процессия: впереди с огромной миской горячих оладий шагал Феликс, за ним шествовал Юрий Глебович с та­релкой сметаны. Они сделали «круг почета» вокруг смеющейся хозяйки дома. Майя стащила оладью, поп­робовала и убежала из комнаты, крикнув:

— Вкуснотища! Кто автор?

— А вот не скажем.

Майя принесла из кухни забытые впопыхах вилки, и все сели за стол. Улыбаясь, смотрела она на муж­чин, с отменным аппетитом уплетающих лакомое блюдо. На мгновение в памяти мелькнула картина такого же ужина в былые времена. Только тогда за столом был Кирилл.

— Сынок, завари чаю, — попросила Майя.

— Сейчас, ма! — Феликс вытер салфеткой измазан­ный сметаной рот, юркнул на кухню.

— Я смотрю, вы уже подружились.

— Парень что надо! — похвалил Юрий. — Дважды положил меня на лопатки.

— Не может быть! Ты поддался.

— Представь себе — нет. Одолел по всем правилам. Майя все равно не поверила. Но ей было приятно, что

Юрий так высоко оценил спортивные способности сына.

— Все, больше не могу. — Она отложила вилку. — Ничего не скажешь, потрудились вы на славу. А пом­нишь, Юра, как мы в общежитии их стряпали?

— Еще бы! И дешево, и вкусно, и ни в одной сто­ловке не найдешь.

— Хлопотно. У нас ведь тоже так было: лопать — всей оравой, а тереть — никого.

— Положим, на меня ты жаловаться не могла: глав­ный терщик-закоперщик!

— По первому зову — через три ступеньки? — снова напомнила Майя.

— Даже через четыре, — тихо ответил Юрий, бе­режно накрыв ладонью ее руку, лежащую на столе.

Они помолчали, боясь вспугнуть то новое, что воз­никло в их отношениях. Вошел Феликс с большим за­варочным чайником. Майя мягко убрала руку.

Вот и чай выпит, и посуда убрана. Феликс догадливо покинул взрослых, чтобы дать им поговорить наедине. Лишь изредка заходил в гостиную: что-то показать Ли­хареву, о чем-то с ним перешептаться — у них свои, мужские интересы... Майя молча наблюдала за ними, временами встречая ответные взгляды: спокойно-вопро­сительный — Лихарева, таящий робкую надежду — Феликса.

— Значит, Юра, пока ничего нового? Личность уби­той установить не удалось?

— К сожалению. У меня возникает сомнение — мест­ная ли она? Может быть, туристка, причем неоргани­зованная? Мало ли их бродит по Золотому кольцу. В таком случае поиск осложняется еще больше.

— Знаешь, Юра, сегодня мне позвонила эксперт Ро­мановская. Она утверждает, что потерпевшая пользова­лась кремом, которого в продаже нет.

— Вот как? Интересно!

— Она считает, что крем, которым было смазано лицо убитой, изготовлен кустарно, в одном из косметических салонов.

— Что — вредные примеси?

— Нет, зачем же. Просто в составе крема какая-то редкая добавка, может быть облепиховое или персико­вое масло. Один из способов дополнительного заработка косметологов. «Мадам, такого крема вы больше нигде не найдете. Через неделю ваша кожа будет нежнее пер­сика...» Такая примерно реклама, знаю по личному опыту.

— Любопытно. — Лихарев встал размяться. — Ко­сметических салонов в городе не так уж много, завтра же начну обход.

— Завтра мне скажут точно состав добавки. Это об­легчит тебе поиски.

В коридоре зазвонил телефон.

— Ма, тебя! — крикнул Феликс из-за двери. Майя сняла трубку спаренного аппарата.

— Алло!.. Дежурный? Слушаю вас! Что, что?.. Опо­знали?.. Так, диктуйте!

Майя взглядом попросила Юрия подать ей бумагу и ручку, набросала несколько слов. Кончив разговор, опустила трубку на рычаг.