Валютные войны

В глобализируемом мире то, что было старым, снова стало новым. Первой эпохой глобализации был период с 1880 до 1914 года – одновременно с золотым стандартом, тогда как период с 1989 до 2007 года стал фактически второй эрой глобализации. Во время первого периода чудесами были не Интернет или реактивные двигатели, но радио, телефон и пароход. Британская империя действовала на международном рынке и в зоне единой валюты – такой же необъятной, как Европейский союз. В 1900 году Китай был открыт торговле и инвестициям, пусть и на вынужденных условиях, Россия уже отбрасывала свой феодальный строй и начинала развивать промышленность и земледелие, а объединенная Германия становилась индустриальным гигантом.

Влияние подобных изменений на финансовую структуру было почти одинаково что в начале XX века, что в начале века XXI. Ценные бумаги могли быть выпущены в Аргентине, подписаны в Лондоне и куплены в Нью-Йорке. Нефть могла быть очищена в Калифорнии и отправлена в Японию за деньги шанхайского банка. Недавно изобретенный биржевой телеграфный аппарат почти в режиме реального времени сообщал информацию с фондовой биржи Нью-Йорка в брокерские конторы в Канзасе и Денвере. Финансовая паника со всемирной отдачей возникала несколько раз, например, паника 1890 года, включавшая дефолты Южной Америки и спасение главного лондонского банка Baring Brothers. Эта первая эпоха глобализации характеризовалась процветанием, нововведениями, расширяющимся рынком и финансовой интеграцией.

В августе 1914 года все пошло под откос. Лондонский банкир, рассматривающий пейзаж из окна своего клуба этой весной и обдумывающий ход прогресса, даже не мог представить себе масштаб трагедии, которая длилась на протяжении последующих 75 лет. Две мировые войны, пара валютных войн, падение империй, Великая депрессия, холокост и холодная война – вот что произошло до начала нового периода глобализации.

В 2011 году финансовая глобализация вездесуща; где она остановится, нам только предстоит увидеть. История показывает, что глобализация и цивилизация, ее порождающая, суть не более чем тонкая оболочка, сдерживающая хаос.

Глобализация была не единственным геополитическим феноменом, развивавшимся в конце двадцатого века, – государственный капитализм, вот что шло рука об руку с глобализацией. Государственный капитализм – это модное словосочетание для системы меркантилизма, доминирующей экономической модели XVII–XIX веков. Меркантилизм – это антипод глобализации. Его адепты полагаются на закрытые рынки и закрытые счета движения капитала для того, чтобы достичь своей цели – накопления богатства за счет других.

Классический меркантилизм покоится на наборе принципов, которые кажутся странными современному человеку. Основные формы богатства материальны и находятся в земле, товарах и золоте. Приобретение богатства – это игра с нулевым исходом, в которой богатство, приобретенное одной нацией, достигнуто за счет остальных. Международное экономическое руководство сводится к поощрению внутренних индустрий и облаганию пошлиной иностранных товаров. Торговля ведется лишь с дружественными партнерами – для исключения соперников. Денежные ассигнования и фаворитизм становятся законными инструментами для достижения экономических целей. В краткой форме, меркантилизм ассоциирует торговлю с войной. Успех в меркантилизме рассчитывался согласно накопленному золоту.

Хотя меркантилизм исходит из Столетней войны XIV и XV веков, он достиг новых высот во времена Ост-Индских компаний – Британской, учрежденной в 1600 году, и Нидерландской, учрежденной в 1602 году. Хотя эти компании действовали как частные акционерные общества, они, тем не менее, имели достаточно власти, чтобы собирать армии, чеканить монеты и действовать как правительство в сделках с Азией, Африкой и обеими Америками^[42]. При исследовании этих компаний все внимание в основном обращалось на их черты частного предпринимательства, такие, как акционерная собственность, дивиденды и правление директоров. Однако при наличии подобной власти эти компании все-таки были приложением к власти официальной. Эти компании вполне выдерживают сравнение с региональными федеральными резервными банками в США, которые, как и они, управляются частными лицами, но действуют как финансовая ветвь правительства.

Только лишь в конце XVIII века, с началом индустриальной революции и с публикацией «Исследования о природе и причинах богатства народов» Адама Смита, появилась более современная форма капитализма эпохи свободной конкуренции, с частным владением собственностью и частными банковскими услугами. Но даже в XX веке, несмотря на успех частного предпринимательства, бизнес, контролируемый государством, все еще превалировал в коммунистических, фашистских и олигархических обществах.

То, что мы сегодня принимаем за доминирующую финансовую парадигму свободного предпринимательства, на самом деле достаточно редкое явление во все времена по всей Земле. Действительно, частное предпринимательство доказало свою эффективность и доходность, но для некоторых это – не самые главные достоинства. Притязания капиталистов доминировать в будущем на всемирных рынках не более исторически обоснованны, чем притязания монархий, империй и коммунистических обществ в их время.

Компании, которые кажутся частными, но имеют практически неограниченную государственную поддержку, как, например, China Petroleum Chemical Corporation (Sinopec), могут торговать естественными ресурсами, покупать конкурентов и инвестировать в оборудование, не оглядываясь на краткосрочные финансовые импульсы. Они могут завоевывать рынок, продавая ниже объявленной цены. Они могут не волноваться по поводу потери доступа к рынкам ценных бумаг во время кризиса. Подобные компании не опасаются правительственных расследований по поводу привлечения войск для защиты их собственных интересов. Подобный неомеркантилизм – это государственная власть, вырядившаяся в одежды современной корпорации; старое вино в новых бутылках.

Примеры такого нового вида предпринимательства – это фонды национального благосостояния, национальные нефтяные компании и другие государственные предприятия. Такие явления существуют в России, Китае, Бразилии, Мексике и на других развивающихся рынках. В Западной Европе тоже есть свои государственные мегакорпорации. Европейский аэрокосмический и оборонный концерн имеет свои акции публичной подписки, но его основной владелец – это консорциум, в который входят компании, поддерживаемые правительствами Испании и Франции, русский контролируемый государством банк и дубайский холдинг. Итальянская нефтяная компания Eni, 30 % акций которой находятся у правительства, является еще одним примером, одним из многих. Американцы любят бросать камни в сторону подобных компаний и говорить, что это нечестная игра, однако стоит вспомнить, как в 2008 году правительство США вытащило из экономического кризиса Ситибанк, GE и Goldman Sachs. У США есть свои компании, спонсируемые правительством, и разница не так уж и велика.

Чтобы понять глобализацию и государственный капитализм, нужна другая точка зрения, не американская.

Специалистов по анализу разведывательных данных учат избегать эффекта зеркала, что, в общем, обозначает идею, что все видят мир так же, как и мы. При попытках понять намерения противника эффект зеркала может стать фатальной ошибкой. Анализ угрозы требует от специалиста влезть в шкуру русских, китайцев, арабов и других, чтобы понять не только разницу в языках, культуре и истории, но также разницу в мотивации и намерениях. Когда российский лидер думает о газе, он видит не только доходы от экспорта, но и подчиненную экономику Европы. Когда китайские стратеги обдумывают применение своих вкладов в американских ценных бумагах, они понимают, что у них есть оружие, могущее уничтожить экономику США либо уничтожить их самих. Когда арабские правители замедляют путь к современности, они вполне ясно понимают, что ставят самих себя в реакционно-религиозный капкан, который может захлопнуться. Обзор мира XXI века, поездка через Дубай, Москву и Пекин поможет нам увидеть, как десятки миллионов арабов, азиатов и русских видят нас. Поможет понять, что будущее доллара находится не только в руках Америки.