Я - аферист. Признания банкира

— Ах, и ты здесь, сколько же мы с тобой не виделись?..

— Да уж не меньше, чем полгода, ты прав… Как там Мари-Лор?

— Хорошо, спасибо.

— А вы вроде бы переживаете шторм без особых потерь?

— Четыреста миллионов? Правда? Не больше?

— Да, вы на удивление хорошо справляетесь…

Меня уже приглашали на прием в саду Елисейского Дворца. Но на вручение ордена Почетного легиона — впервые. Робел ли я? Не слишком. И все-таки место впечатляло: разряженные военные, во дворе — балетная сюита автомобилей с официальными номерами, ритуальные поклоны привратников…

Сегодняшний награжденный был очень популярен в двух парижских округах. "Милый друг" — здесь, "дорогой мой" — там, он мелькал повсюду, только о нем и говорили. Осенним днем 2008 года здесь собрались все его друзья, чтобы поприветствовать человека, которого журналисты часто называли крестным отцом банков.

Это была не осенняя ярмарка в Булонском лесу и не народные гулянья Четырнадцатого июля, нет, здесь собрались болваны-финансисты, чтобы совместно отпраздновать общие тридцать миллиардов-убытков! И при этом все время повторяли друг другу, что уж они-то ничего плохого не сделали. Да и что такого особенного у нас происходит? Никаких банкротств, никакого срочного накачивания средствами учреждений, попавших в переплет, никаких Bear Stearns [43] по-французски. Официально, во всяком случае. Пресса была в первых рядах тех, кто нахваливал их изобретательность и дар провидения, ну и осторожность, конечно. Dexia} Абсолютно здоров (несмотря на падение котировок на 70 %). Fortis} Свеж, как утренняя роса (хотя и почти полностью национализирован голландцами). Caisse d'Epargne} Просто триумф (а ожидаемые три миллиарда убытков — впервые после 1848 года — пустяки). Страховщики? Спите спокойно, бравые граждане! У нас, в стране французской исключительности, нет ненадежных компаний вроде американской AIG [44]!

В толпе мужчин с серебрящимися висками особенно внушительно выглядели шишки из инспекции, толпящиеся вокруг своего награжденного коллеги. Перешептывались с заговорщическими минами Госсе-Гренвиль, заместитель директора канцелярии в Матиньоне, Ришар, директор канцелярии в Министерстве финансов, несчастная Кристин Лагард [45], Мариани, новый начальник, которому было поручено спасти Dexia от объявленной катастрофы, и Пероль, пока еще заместитель руководителя администрации президента, — ему все прочили в скором времени пересадку на грандиозную синекуру. Когда я приблизился к их кружку, беседа стала почти неслышной, а один из них, Ален Минк, генеральный финансовый инспектор в прошлой жизни, одарил меня злым взглядом. Чуть насмешливый голос, который я тут же узнал, явственно доминировал в этой маленькой ассамблее:

— И тогда он мне сказал: "Саакашвили? Я его повешу, как ваш друг Буш повесил Саддама Хусейна". А я ему: "Владимир, ты хочешь кончить как Буш?"

Светочи Берси расхохотались все, как один, после этой тирады президента, который, похоже, был в своей лучшей форме. На мгновение я испытал шок. В действительности же здесь все это в порядке вещей. Один из членов финансового братства, с которым я иногда пересекался в Кавалере, наклонился ко мне и прошептал:

— Если нужно приструнить Путина на словах, ему это удается. А вот когда надо заставить того покинуть Грузию, все не так гладко…

Филипп Виллен, некогда крупный функционер, в последние несколько лет перешедший в банковскую сферу, по-прежнему отличался острым языком, даже если речь шла о президенте Республики.

Я размышлял о прекрасной устойчивости нашего двора к любым перестановкам и выборам, когда меня чуть не сшиб с ног некто, напоминавший быка. Огромный, почти одинаковый в высоту и в ширину, коренастый, этот мужчина перемещался как-то странно, боком, словно парусная яхта, поворачивающаяся то правым, то левым бортом, чтобы поймать в паруса ветер. Я тут же узнал Антуана Бернхайма, живую легенду верхушки мировых финансов. Мы никогда не пересекались, но я многое знал о нем. Сын коммерсантов, еврей и в свое время практикующий иудей, он начал сколачивать капитал, занимаясь недвижимостью, пока в 60-е годы его не пригласил в банк Lazard сам хозяин, весьма неоднозначный Мишель Давид-Вейл. И там Бернхайм начал множить сделки, записывая в свой актив все новые слияния, осуществляемые банком, причем всегда достигал удовлетворительных результатов, по крайней мере для себя. В 2006 году его состояние оценивалось в 600 миллионов евро, что совсем не стыдно для честного служащего на окладе.

Заметивший его кружок, в центре которого находился президент Республики, стал менее тесным. Бернхайм, финансовый самоучка, чужой в среде инспекторов, тем не менее действовал завораживающе на большинство высших должностных лиц, собравшихся сегодня в парадном зале. Я воспользовался возможностью приблизиться к сонму посвященных, следуя в фарватере этого восьмидесятилетнего президента итальянской страховой империи Generali, которой он уже лет шесть руководил с неизменным успехом. Саркози отделился от группы, чтобы приветствовать его, протянув обе руки. Тот ухватился за них почти агрессивно и потряс правую руку президента с неожиданной для человека его возраста энергией. Присутствующие жадно ждали его слов.

— Николя, ты — лучший, ты — самый лучший! — прокричал он зычным голосом, полный решимости перекрыть окружающий шум. И после секундного молчания добавил: — Ты превзошел все наши ожидания. Все наши ожидания!

Бернхайм высказал вслух тайные мысли присутствующих. Наконец-то все эти крупные предприниматели, банкиры, финансовые инспектора получили в Елисейском дворце своего человека, который будет защищать их интересы и их богатство, реформирует налог на состояние, выделит дотации их компаниям, поменяет законы, которые их больше не устраивают… В общем, очень ценного человека. От ТFі до группы Bouygues, от империи Пино [46] до империи Бернара Арно, от L'Oreal до Vivendi, от Сержа Дассо до Анри де Кастри, — все они были здесь и излучали восхищение, готовые слагать оды своему кумиру и заставлять принадлежащие им издания распевать эти оды хором. Пометавшись между восторгом и раздражением, они нашли себе нового хозяина. И, несмотря на все их заявления о независимости, вопреки громогласным интервью, провозглашающим приоритет частного перед общественным и акционеров перед государством, все они пришли и выстроились в очередь, чтобы сложить к его ногам свое почтение и благоговение.

Я тоже принадлежал к этому сообществу (не правильнее ли будет сказать — к преступному сообществу?), где действовали лишь два закона: право денег и право сильнейшего. И мне придется вспомнить об этом гораздо раньше, чем я мог тогда предположить.

17. АНТИКРИЗИСНОЕ СОВЕЩАНИЕ

Я, конечно, не собираюсь утверждать, что профессия банкира мучительно тяжела. Или что она рискованна — если не иметь в виду риски клиентов, естественно. Но есть у нее и неприятные стороны. Одна из них — обязательное собрание, посвященное представлению квартальных отчетов. Наступил четверг 4 сентября, и нужно было выдержать это, мелкое впрочем, испытание.

Совещание всегда начиналось ровно в десять утра. Президент снисходил до нас, покидая на короткое время свой кабинет, чтобы вместе с нами сесть за большой стол в зале заседаний, расположенном на том же этаже, прямо над садом лимонных деревьев, который в этот час заливало красивое естественное освещение. Здесь к нам присоединялся финансовый директор, очень шикарный глава розничного банка, начальник отдела деривативов и новых рынков, каждый в сопровождении одного из сотрудников, а также директор департамента контроля рисков и директор по международным отношениям. В тот день присутствовала и молодая женщина, только что покинувшая службу отношений с инвесторами и вступившая в новую должность директора по коммуникациям.