Я - аферист. Признания банкира

— Да, невероятно. Но именно это и произошло четыре дня назад, а поскольку их главный банк уже потерял сорок миллиардов швейцарских франков и находится на грани банкротства… В общем, им было сложно отказаться от сотрудничества.

— Но такое случилось… в первый раз?

Затронутый за живое, Кравис резко выпрямился:

— Насколько мне известно, в первый раз. К счастью. Но этот раз был явно лишним!

— И что теперь?

— Ну, что… Швейцарский министр и тип, стоящий во главе Ассоциации частных банков Швейцарии, отправились на рыбалку. Женева — не такой уж большой город! Потом они взяли шишек из UBS за яйца, а те быстренько утерлись и без задержек сдали счета хозяев Lehman американскому правительству. Вот так вот! И кто-то теперь осмелится утверждать, будто Швейцария — налоговый рай?! Это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Вообще-то, Дамьен, кому рассказать — не поверят. А ведь все это — чистая правда!..

Я задумался. Кравис — серьезная фигура. И новость подлинная — с большой долей вероятности. У меня в мозгу загорелся красный сигнал опасности. Я занимаюсь европейской зоной, и Швейцария, соответственно, входит в сферу моей ответственности. Кто даст гарантии, что в такой ситуации наш филиал GBN Asset Management сумеет выстоять? Я сам организовал отток из Франции некоторого числа налоговых эмигрантов. По-прежнему ли они в безопасности? Не скрывает ли от меня наш директор филиала, что на него давят? Достаточно ли он мотивирован, чтобы оказать сопротивление? При этом некоторые клиенты — близкие люди, и я не имею права бросить их на произвол судьбы. Если французские налоговики узнают об их счетах, штрафы могут достичь 80 % выявленных сумм. Такие деньги не изымает даже Медельинский картель! И если французское правительство начнет прибегать к бандитским методам, к чему мы придем? Как я должен реагировать на все это?

Мне вспомнилась одна шутка. Как обзавестись маленьким состоянием? Ответ: скопить большое и доверить его швейцарскому банку. В любом случае в море явно собирается шторм. Нужно срочно проанализировать нашу ситуацию. Очевидно только одно: перспектива краха вдруг перестала казаться абсурдом, как это было еще совсем недавно.

— О чем вы задумались, Дамьен?

На память пришла давняя история.

— Знаете, Генри, у нас был великий министр, который служил при всех режимах, от абсолютной монархии до террора, его звали Талейран…

Слышал о нем.

Я сдержал улыбку:

— Так вот, однажды он сказал: "Кто не жил при старом режиме, тот не знает всей сладости жизни". Дорогой Генри, я полагаю, что в последние двадцать лет мы тоже наслаждались сладостью жизни в мире финансов, а…

Я не окончил фразу.

— А…

— А сейчас… нужно прежде всего думать о том, как спасти свою шкуру.

13. ОГРАБЛЕНИЕ ВЕКА

Двадцать лет непрерывного роста и регулярных бонусов лишили нас в конце концов всякого здравого смысла. В последние несколько месяцев при каждой своей попытке притормозить наши фантастические проекты я ощущал себя дежурным брюзгой и занудой, жалким счетоводом, случайно затесавшимся в компанию крупных игроков. И одновременно я казался себе вторым пилотом летящего самолета, панель управления которого перестала реагировать на команды. При том что первый пилот деморализован и не в состоянии посадить машину.

Мы сменили профессию, никого не оповестив об этом. Ни министров, ни наших клиентов. Лавка оставалась открытой и продажи продолжались, тогда как на самом деле мы намеревались все просадить в ближайшем казино. При каждом проигрыше мы удваивали ставку. И сохраняли уверенность в том, что отыграемся. Отсрочка момента, когда придется предъявить окончательный результат, превратилась для нас в навязчивую идею. Принцип не менялся: мы старались отодвинуть момент истины на будущий год, используя для этого требования амортизации и резервирования. Трейдеры моложе тридцати делали ставки, следуя математическим моделям, в которых ни президент, ни я сам ничего не понимали. Разумеется, руководитель подразделения производных продуктов на каждом собрании брал на себя труд успокоить нас. На все эти рискованные операции накладывалась бешеная жажда приобретательства во всех видах, как если бы наличные жгли нам руки. Впрочем, именно так оно, по сути, и было: мы беспрестанно инвестировали, словно хотели во что бы то ни стало избавиться от избыточных оборотных средств. Покупали целые проспекты, высотные дома, гостиницы, самолеты… Затем реставрировали их за огромные деньги и снова выставляли на рынок. Год спустя эти продуманные инвестиции оказывались провальными. Ничего страшного: выделим в этом году средства на покрытие непредвиденных убытков. А рынок обязательно выровняется!

Но жемчужиной стал наш деловой банк. Мы объединяли самые несочетающиеся друг с другом предприятия, заключали самые невероятные браки: торговая сеть и телевизионная, металлургия и производство упаковки, предметы роскоши и диваны Roche-Bobois, гостиничный бизнес и обувь, усыпанная бриллиантами, — чего мы только не делали. Комиссионные по этим сделкам достигали астрономических цифр. Тридцать миллионов евро, иногда восемьдесят — если удавалось достаточно запутать дело, чтобы оправдать бесконечные демарши для обработки нужных людей и многочисленные кругосветные путешествия. Но в начале 2008 года голубки встрепенулись. Корпоративные клиенты стали протестовать, спорить, вести нескончаемую торговлю. Интересные браки получались все реже.

Чтобы спасти итоговые показатели, нам оставалось только обратиться к своей основной профессии: заняться нашими самыми скромными клиентами, всеми этими славными людьми, которые еле-еле сводили концы с концами. На них-то мы и навалились. Впрочем, в текущем году прибыль от наших кредитных вложений должна была вырасти с 20 % до 21 %. Будь то потребительские кредиты, буферные кредиты или займы без покрытия, все эти ниши были невероятно рентабельными, несмотря на наши официальные заявления. Весьма удовлетворительные результаты показывали и кредиты на приобретение недвижимости, обеспечивающие маржу порядка 16 %, что совсем не так уж плохо. Убытки ожидались на всех направлениях, за исключением розницы, как это называется на нашем жаргоне. В данной сфере у нас даже имелись некоторые идеи относительно дополнительного совершенствования. Увеличивая ассортимент предложений клиентам, мы смогли резко вздернуть объемы банковских услуг: переводы, банковские чеки, снятие наличных, открытие счетов, выдача кредитных карт, онлайновые консультации по счетам, — все эти действия позволяли взимать плату, на первый взгляд совсем незначительную. Однако в сумме набегало больше половины нашей годовой прибыли!

А как же санкции? Но разве мы должны отчитываться? И перед кем, кстати? Перед нашими административными советами? Смешно! Перед государством? Сплошной балаган! "Товарищи" из инспекции Министерства финансов нам не мешали, и это самая мягкая из возможных формулировок. Перед СМИ? Они не задавали лишних вопросов и принимали самые наглые наши коммюнике за чистую монету. Банкиры всего мира абсолютно безнаказанно совершали ограбление века. И кто хоть раз попытался их — то есть нас! — остановить? Да никто!

На огромных пространствах от Парижа до Нью-Йорка банда финансистов накапливала невероятные богатства. Вот Ричард Фулд, босс Lehman. От Генри Крависа мне известно, что он живет как современный Король-Солнце. У Lehman имеется шесть частных реактивных самолетов стоимостью каких-то сто шестьдесят четыре миллиона долларов, еще семь самолетов, в том числе один "боинг-767", и навороченный "сикорски", самое шикарное средство передвижения по городу для бонз, страдающих манией величия. Банку Фулда принадлежит и часть авиакомпании VIР-уровня Net Jets, оцениваемой в пятьдесят три миллиона долларов, а также фантастическая коллекция произведений искусства, где есть полотна южно-африканки Марлен Дюма и фотографии очень высоко котирующегося немца Андреаса Гурски. Но и это не все! В личной собственности Фулда два огромных имения, одно из которых во Флориде, площадью около тридцати гектаров, а также квартира в Нью-Йорке и симпатичный портфель акций. Его личное состояние оценивается более чем в восемьсот миллионов долларов.