Игрушка (СИ)

С этими словами Левит потряс руку обескураженного Каретникова, развернулся и быстро зашагал к зданию.

Олег Павлович опустился на скамейку и надолго ушёл в размышления.

"Такое (!) - и так неожиданно! - мысленно вскричал он - Прежде всего, нужно выяснить - откуда утечка и что им может быть известно. Эх, Тёмкин, Тёмкин, неужто я на сероглазого нарвался в твоём лице? Или Петров своему гебисту что-нибудь болтнул?".

Одно из зданий (загородный дворец какого-то Великого князя) Научно Исследовательский Институт психиатрии получил в 30-е годы. Советское правительство понимало, что дело Сеченова, Павлова, Бехтерева нужно продолжать и не скупилось. После неожиданной и загадочной кончины 102В.М.Бехтерева в 1927 году его ученики обратились к правительству с просьбой о выделении средств на организацию НИИ психиатрии. Ответ поступил неожиданно быстро, как и постановление Правительства об утверждении нового научного центра. Было выделено шикарное здание, иностранная валюта для закупки оборудования за границей и утверждён довольно-таки не маленький штат сотрудников.

Когда вновь назначенный заместитель директора по хозяйственной части обходил свои владения, то, к своему удивлению, с противоположной стороны от парадного входа в здание дворца обнаружил дверь, ведущую в подвал с массивным замком и табличкой: "Всесоюзный Совет Народного Хозяйства. Гор. Ленинград. Отдел вторсырья. Склад ╧ 3".

Попытки руководства Института избавиться от нежелательного соседства не увенчались успехом - директор натолкнулся на непонятное, но твёрдое сопротивление Смольного. Чтобы не ссориться с местным городским руководством склад вторсырья решили оставить в покое, до поры, до времени.

Бессменным заведующим этого склада и был Евстратий Никифорович Тёмкин. В свой подвал несмотря на то, что по возрасту ему уже следовало сидеть на заслуженном отдыхе, Тёмкин наведывался регулярно.

Каретников познакомился с Тёмкиным случайно. У Олега Павловича в доме сохранилась старая, но отлично ещё работавшая швейная машинка фирмы "Зингер". Но вот беда - Маша задевала куда-то шпульку. Год назад, когда Каретниковы переезжали на новую квартиру, сидя в кабине институтского грузовика, Олег Павлович разговорился с шофёром. Слово за слово - разговор зашёл о технике. Шофёр ругал наших производителей автотранспорта, а 103Каретников привёл в пример немецкое качество швейной машинки "Зингер". Узнав о несчастье с ней, шофёр посоветовал:

"У нас в Институте есть склад вторсырья. Спросите его заведующего. Он мужик хороший".

Узнав расписание работы склада, Каретников пришёл туда; и как же он был удивлён, когда узнал в завскладом - того мудрого собеседника, с которым он познакомился в публичной библиотеке.

Заведующий складом, улыбаясь, ещё раз представился Каретникову: "Тёмкин". Выслушав просьбу, он ловко и бесшумно продвигаясь среди складских стеллажей, привёл Каретникова к своему рабочему столу и усадил на стул. Как психолог, Олег Павлович ещё раз отметил для себя необычное психическое здоровье этого человека. От Тёмкина просто истекали флюиды мудрого спокойствия и уверенности в себе. На столе лежала, явно дореволюционного издания, книга. Заметив, что Каретников интересуется ей, Тёмкин протянул её ему. "Шебеко С. "Хроника социалистического движения в России 1878-1887" Москва, 1906 год" - прочитал вслух Олег Павлович.

Тёмкин пояснил:

"Заинтересовала меня история одной русской подпольной организации под названием "Чёрный передел". Хорошее дело предложили люди, непонятно почему не получили поддержки? А ведь если бы их поддержали - не было бы в истории нашей тех несчастий, которые свалились на нас в последствии".

"История не имеет сослагательного наклонения. Что было, - то уж не вернёшь", - продолжая листать книгу, сказал Каретников.

Тёмкин спокойно улыбнулся:

104 "Знаком я с таким мнением. Конечно, никто не в силах повернуть историю вспять, но учиться-то на исторических ошибках нужно".

"Вы считаете социалистическую революция в России ошибкой?"- удивлённо спросил Каретников.

"Нет, я так не считаю. Ошибкой я считаю другое - преждевременную гибель людей. Я считаю ошибкой утверждение Маркса, что все существенные вопросы истории решаются силой. Причём той силой, которую имел ввиду Маркс - грубой физической вооружённой силой. Я не согласен с Марксом: силой интеллекта - да, но не силой кулака".

Каретников уставился не мигая на Тёмкина и лихорадочно соображал: "Стукач? Провокатор? Дурак? Или Гений?"

Видя, как озадачен посетитель, Тёмкин сказал:

"Ну вы тут полистайте книжечку, а я пойду посмотрю чем смогу вам помочь",- с этими словами он бесшумно удалился.

Интерес к личности затмил интерес к книге. Каретников впервые встретился с человеком, который открыто критиковал корифея научного коммунизма Карла Маркса.

"За такое сейчас уже не расстреливают, - думал Каретников, - за такое в психушку сажают, а если будешь и там залупаться, то сделают из тебя растение. Причём со стороны властей нет никакого лицемерия: те, кто делают карьеры на политическом поприще в первом в мире Государстве рабочих и крестьян искренне считают критиков марксизма-ленинизма психически больными людьми. И действительно: только больной человек может сомневаться в том, что огонь - обжигает, а лёд - холодит, что белое - это белое, а чёрное - это чёрное или что победивший в России 105пролетариат идёт по правильному пути. Партийные бонзы просто лелеют советскую исправительную психиатрию. Она им очень нужна. А почему бы и не поставить под сомнение истинность марксизма, - продолжал размышлять Каретников, - ведь несколько веков человечество ошибалось, приняв за истину геоцентрическую систему Птолемея, ошибалось до тех пор, пока Коперник ни исправил ошибку", - течение его мысли прервал Тёмкин. Положив перед Каретниковым на стол зингеровскую шпульку, он, как будто и не уходил никуда, продолжил свои размышления вслух:

"Большевики, развязав гражданскую войну, попали в исторический капкан. После победы они уже не могли отказаться от насилия потому, что, в противном случае, их всех потащили бы на плаху, а оснований для этого было больше чем достаточно. Один расстрел царской семьи без суда, расправа над детьми пусть и царских кровей - этого им мировое сообщество не простило бы. Вот почему каждый, кто хоть чуть-чуть подвергал сомнению истинность марксизма-ленинизма, был и остаётся для них смертельным врагом и..."

Но Каретников прервал его:

"Вы такое говорите мне, будто мы с вами друзья с младенчества. А вдруг я большевистский фанатик?! Вот напишу докладную в первый отдел".

Тёмкин спокойно смотрел на собеседника и голос его ничуть не изменился:

"Я, молодой человек, достаточно прожил и научился разбираться в людях. Вы - учёные сделаны из другого теста. Я же знаю, что вы заведуете лабораторией в этом Институте".

"Я думаю, что Трофим Денисович Лысенко тоже когда-то заведовал 106лабораторией", - возразил Каретников.

"Да-а, Лысенко, - задумчиво произнёс Тёмкин, - Лысенко бы вёл себя иначе в данных обстоятельствах. Он бы написал или сообщил в доверительной беседе в первом отделе о нашем разговоре, но я бы об этом не знал. Он, в отличие от вас, мне бы даже не намекнул на то, что я слишком разболтался".

В этот день они расстались, если не друзьями, то очень хорошими знакомыми. От денег, которые Каретников предлагал за шпульку, Тёмкин наотрез отказался. После этого разговора встречаться они стали регулярно. Каретников приходил в подвал к Тёмкину, и они допоздна беседовали.

Учёный помнил, что именно один из этих разговоров дал ему новую научную тему. Этот разговор он запомнил дословно.

Был предпраздничный зимний день. Институт опечатывался на праздник. Коменданты всех корпусов суетились, пытаясь побыстрее закрыть и опечатать бесчисленные двери; а двое отшельников в тепле и тиши сухого подвала вели учёные беседы.