Особенная дружба | Странная дружба

Сейчас Жорж был благодарен родителям за то, что они отослали его от себя: он любил их за то, что они послал его в этот колледж, где он познакомился с Александром и познал самого себя. Он вернулся оттуда с болью и тревогой, но повзрослевшим и познавшим мир. Он сетовал на потерю свободы; но этот год был первым годом его свободы.

Вечер оказался счастливее. Жорж сменил направление своих дум в сторону оптимизма — это был плод его долгой прогулки. Мальчики, которых он повстречал на своём пути, вернули ему уверенность. Александр находился в возрасте, когда носят школьные ранцы, когда можно читать комиксы, брызгаться водой из фонтана, носить в зубах розу. Этот возраст отрицал неудачи и не воспринимал никаких несчастий. Возраст, хотя и страстный, но все еще застенчивый. Поэтому Александр бросал вызов миру, но не осмеливался воспользоваться почтой до востребования. Кроме того, как заметил Люсьен, он, в конце концов, наверняка склонится и перед другими ограничениями, неизбежными в его ситуации. В том случае с его запиской, он конце концов, смирился со своими обязанностями и ограничениями на пасхальных каникулах, по сути, покорившись колледжу и отеческой власти. Он снова так поступит, тем более что теперь сам Жорж просит его об этом. Он поймет это новый призыв своего друга, как понял другой призыв, в комнате Отца Лозона, когда был склонен бунтовать от мысли просить прощения у настоятеля. Да, он достаточно силён, чтобы уступить.

А Жорж знал силу Александра. Он вспомнил слова Мориса о том, что они с братом уравновешенны — Морис доказывал это реакцией на свои собственные беды. В марте Александр с мужеством встретил опасность и не сдавался до тех пор, пока у него была возможность оказывать упорное сопротивление. И сейчас он был настроен не уступать, но обстоятельства сложились таким образом, что он, в конце концов, будет вынужден сдаться. В то же самое время он должен понимать, что Жорж не мог вот так просто, так легко, в один миг потерять всю свою любовь. Он прекрасно знает, какую часть измышлений их духовника стоит принимать, а какую — отвергнуть.

Жорж получил даже некоторое утешение от своего знания священника: Отец любил Александра и предпримет все усилия, чтобы как можно осмотрительнее справиться с этим вопросом. Более того, мальчика сейчас окружал не колледж. Он был свободен от той монастырской, общинной атмосферы, в которой сильные страсти становились предметом раздражения.

Если его записки были уже возвращены ему, а он всё ещё не вернул послания Жоржа, хранит ли он их по–прежнему под подушкой? Даже если он уничтожил их все, даже если он снял золотую цепочку, которую Жорж однажды поцеловал на его шее — он никогда не сможет уничтожить то, что было между ними.

Утром его разбудил звук фанфар. Мимо проходил гарнизон. У Отца де Треннеса был более нежный способ будить людей. Мысли Жоржа сразу же обратились к Александру. Яркое солнце успокаивало.

Ему в голову пришла идея: почему бы не поехать и не провести день в С. , прежде чем они в четверг уедут отдыхать? Он мог бы попытаться встретиться с Александром, избегая Отца Лозона; это лучше, чем писать ему. С другой стороны, ему нравилась мысль о письме с его большим объяснением. Отлично, он напишет письмо, но доставит его сам. Если это окажется невозможным, то он устроит что–нибудь через Мориса. А если Мориса не окажется, то он отступит к Блажану, который, согласно последним известиям, должен объявиться в Сен—Клоде в октябре.

Эта перспектива на мгновение остановила его, позволив оценить, как далеко он зашел после отъезда Блажана. Значит, они встретятся и возобновят отношения даже раньше, чем начнётся новый семестр. По–прежнему ли Блажан интересуется одной из своих кузин? Жорж чувствовал, что Блажан не станет долго терпеть и начнёт отвечать на вопросы касательно прекрасной Лилиан. Что напомнило ему о его возможности увидеть ту прекрасную юную леди осенью за городом — факт до сего момента им забытый. Вероятно, он вряд ли станет для неё более приятным каникулярным компаньоном, чем для Андре с Люсьеном. Но осень была еще далека, к зениту подбиралось лето — лето, начинавшееся так хорошо; лето, в котором Жорж разговаривал с Александром об их днях рождения. И теперь всё лето будет зависеть от его визита в С., от ближайшего и самого важного из его событий.

Он тотчас представит свой план родителям. Это была пустяковая поездка, но для неё требовался правдоподобный повод. Предлогом могли послужить именины Отца Лозона. Жорж мог сказать, что по этому поводу несколько Детей Марии из колледжа организовали небольшую церемонию в честь своего духовного отца, в знак признательности за его большую доброту. (Таким образом, он получил возможность воспользоваться историей, изобретённой им для того, чтобы заставить своих родителей поехать туда, куда поедут родители Александра — тогда он не мог даже представить себе, что они выберут то место, куда поедут родители Люсьена.) До тех пор, пока его семья оставалась дома, имелась возможность время от времени пользоваться этими «визитами к Отцу Лозону». Каникулярные правила настоятеля рекомендовали мальчикам поддерживать связь с их духовными отцами. Уловкой, которая могла приносить такие хорошие дивиденды в учебном году, можно было в равной степени выгодно пользоваться и во время каникул.

Каким же должно быть христианское имя Отца, чтобы предлог получился правдоподобным? Жорж сверился с карманным календарём, и его мысли обратились к Отцу Лозону, озвучивающему свои приказы накануне каникул. Завтрашний день, субботу, лучше было исключить — это было слишком близко; воскресенье было днём рождения Жоржа. В следующий четверг они уезжали, да и в любом случае это был праздник Святой Маргариты, который вряд ли бы подошёл.

С понедельника, 17 июля, и по среду, 19 июля, у него был выбор между святыми Алексием [Алексий, человек Божий, конец IV века — начало V века, христианский святой (в лике преподобных), аскет], Камиллом и Винсентом. Жорж выбрал Алексия: имя было уместно тем, что напоминало имя Александра, эклогу Вергилия, и их последний разговор, состоявшийся в хижине. Действительно, сладкая месть: окрестить ужасного Лозона Алексием!

Жорж спустился вниз и обнаружил своего отца за чтением газет. В них ещё ничего не было о вручении призов в Сен—Клоде, хотя рассказ об этом событии, как правило, всегда появлялся в местной католической газете. На столе лежала телеграмма: ответ из отеля. Номера для них были зарезервированы; они были удачливы.

Жорж воспользовался возможностью и изложил свою просьбу: его рассказ о дне Святого Алексия был принят очень хорошо. Он уедет в понедельник утром и вернётся вечером. Жорж поцеловал отца с такой же неумеренной нежностью, как в день, когда тот позволил Жоржу подержать в руках золотой статир Александра. Жорж был в восторге от мысли о своём путешествии в С. Он встал перед пианино и попытался одним пальцем наиграть мелодию «Blonde Rêveuse».

Он вышел в сад, съехав по полированному камню перил террасы. Он уже давно не делал ничего подобного; с тех пор, как вышел из детского возраста — возраста тех мальчиков, которых он видел вчера забавлявшимися со своими приятелями. Но теперь у него не было нужды в компаньонах. Тот, кто отсутствовал, оживлял собой сад. Когда Жорж в последний раз вызывал его образ с этого самого места в одно прекрасное утро пасхальных каникул, оранжерея была наполнена сладким душистым ароматом глициний и гиацинтов, а у него в кармане лежало письмо от друга. Письмо, глицинии и гиацинты исчезли, но в саду были и другие цветы — цветы, с которыми можно было поговорить об Александре.

Лилии в симметричной клумбе подарили ему новый символ. Это были цветы, которые Виргилий преподнёс Алексису:

Мальчик прекрасный, приди! Несут корзинами нимфы

Ворохи лилий тебе.

Жорж выбрал одну из лилий. Он поместил её среди роз в своей комнате. Безупречная лилия должна была заменить собой красный гладиолус, который бросил ему Александр в тот день на реке, и который завершил свою жизнь в школьной церкви. Таким образом, отменялись цвета букета Пресвятой Богородицы.