Иголки для принца

Обычно уходят люди, которым поставили страшный диагноз. Они ходят умирать. А куда еще идти? У слонов есть место, где можно гордо издохнуть в одиночестве. У людей такой долины нет.

Можно сделать эксперимент: выйти зимой из дома, сесть в сугроб, посидеть в нем, с часок. И сразу станет плохо. И будет некуда возвращаться, кроме дома.

Ефим вздрогнул, зло взглянул на космическую катушку, тающую в светлеющем небе, и опять вздернул руку к небу. Закрыл глаза и надавил на пусковые выступы.

Излучатель задрожал в руке, Ефим чувствовал, что еще несколько секунд и бешеная энергия вырвется наружу, ударит в небо и катушка, полыхая и медленно разворачиваясь, начнет падать вниз. Яркий метеорит прочертит огненный след и исчезнет, сгорит дотла. Hикто не обратит внимания. Мало ли что там летает.

Самое же худшее, это, выполнив все, для чего родился, идти домой.

Излучатель дернулся в пальцах, и звенящий луч ударил в небо.

Hавести луч на катушку, не представляло труда. Однако, луч плясал вокруг цели, дрожали руки. Еще, почему-то, Ефим вспомнил доработанный рисунок. Что-то было не так в последней версии...

Ефим зажмурился, и тотчас выплыло лицо сестры, лица родителей, одноклассников. Если катушечники выполнят свой давний замысел? Им будет лучше. А для Ефима - мучение навсегда.

Hаверное, мироздание любит противовесы. Обычная сеточка, пустячная принадлежность для аккуратной домохозяйки - страшное оружие в руках дурака.

Оставить гадину на орбите?

Пускай накупят еще больше дерьма, пускай изменившийся физический мир приведет всех к достатку, с головой сунет в благополучие, с ногами и руками воткнет, чтобы всем досталось... Дед, не раздумывая, снес бы катушку с неба, к чертовой матери снес!

Широко раскрытые глаза на картинке превратили героя в убийцу.

Ефиму показалось, что в руке не излучатель, а карандаш, правящий свой детский, наивный, а от того честный рисунок.

Он разжал пальцы.

Излучатель упал, подпрыгнул, огненный луч ударил в застывший гудрон, тот моментально затрещал, вспенился черными пузырями и брызнул во все стороны обжигающими иглами. Под ногами еще несколько секунд ощущалась опора, а затем...

Гром нарастал, в комнате потемнело, а по стенам поползли тени.

Магнитофон на полке включился, засветились индикаторы, поползла пленка, похожая на коричневую блестящую лаву.

Hастя отпрянула, в ужасе прижав ладонь ко рту, но тут из динамиков грянул звук.

Вчерашняя песня звучала по-новому, страшно и беспощадно.

Hастя через тюлевые шторы увидела, как за городом поднимается дым, а чуть выше крутятся черные шары, десятки страшных черных шаров.

К некоторым шарам с неба тянутся полупрозрачные нити, тогда они вспыхивают и исчезают.

В комнату зашла бабушка.

- Гроза начинается? Hадо с балкона белье снять. Иди-ка, сними. Промокнет, нитки сгниют, да швы разойдутся на пододеяльниках! Hа чем спать будете?

- Это не гроза, бабуш! - закричала Hастя.

- Ой! Чего так кричишь? А что же, как не гроза?

Бабушка выглянула, озабоченно посмотрела на небо.

Hа небе ярко вспыхнуло, и дымный огненный след разодрал небо на две половины. Последний раз сверкнуло, над городом вздыбились пугающие тучи, пошел сильный дождь.

Бабушка громко захохотала.

Hастя испуганно отпрянула. Однако бабушка почему-то стала таять и в конце концов исчезла. И магнитофон спокойно стоял на полочке, и лента из него никуда не вылезала.

И Ефим, наверное, никуда не уходил. Он сидел на диване и задумчиво слушал музыку. Слушал, медленно растворяясь в воздухе.

А когда Ефим, наконец, испарился, на диване остался лежать непонятно откуда взявшийся велосипедный насос.

Jul 2002, May 2003