Возвращение домой (СИ)

Я пытался утешить ее, развеселить, разозлить - но все было тщетно; она так глубоко ушла в себя, что в конце концов я сел рядом с ней, и мы долго молчали и не шевелились.

Наконец девушка подняла голову и неуверенно указала пальцем назад. Там была еда, был кров, были люди, но были и пираты, что означало верную смерть и для меня, и для нее. Смерть была и впереди: столь же мучительная, если не хуже. Смерть от бурного течения, которое могло затянуть нас на дно или искалечить о камни, либо долгая смерть от голода.

Вспомнив о том, что мы почти ничего не ели, я подошел к воде, умылся и набрал пригоршню воды, чтобы попить и обмануть желудок. Мое ночное видение, мой бред и мой злой ангел опять на миг показался на поверхности воды, и я вдруг понял, что если даже здесь река полна порогов, то где-то выше по течению она может быть спокойна, и ее наверняка пересекают большие пути, которые ведут к людям. Я заставил девицу напиться и знаками (похоже, тогда я заразился ее немотой) показал ей, что мы должны остаться здесь на ночь, а завтра продолжим путь. Она безропотно согласилась и даже позволила мне позаботиться о постели, а затем взяла меня за ладонь и долго глядела мне в глаза, словно хотела сказать, что ни в чем меня не винит.

Сложно описать два последующих дня. Нам пришлось трудней, чем раньше: теперь у нас не было сил, чтобы преодолевать препятствия так же бодро, как в первый день, когда Агнес барашком скакала по холмам среди лесов: мы вязли во мхах, кое-как перелезали через поваленные деревья, и даже шли по воде против течения, где оно было тихим - лишь бы лишний раз не прикладывать усилий и не поднимать ноги. Еды у нас по-прежнему почти не было, и лишь один раз мне чудом удалось поймать в туфлю пару рыбок, и мы съели их сырыми и без соли. Нам повезло, что мы не встретили ни волка, ни медведя, иначе эта история закончилась бы раньше, чем мне хотелось бы. Один раз мы встретили лань с олененком, которые пришли к реке напиться, и множество раз дорогу нам перебегали зайцы и лисы, насмешливо бодрые и быстрые.

К концу второго дня я понял, что не могу больше никуда идти: мне пришлось вести Агнес, которая совсем выбилась из сил, и мы повалились на пятачок из мягкого мха, где было видно небо. Девушка нащупала мою ладонь и сжала ее, глядя в небо. Мы молчали, поскольку не было сил говорить, и я думал, что все вышло глупо и бессмысленно, никого не удалось спасти, и теперь через много лет найдут лишь наши скелеты, поросшие мхом. Я думал о детях, которые ждали своей участи быть проданными, о капитане, который ел мясо и пил вино из чужой крови и плоти, о своих родителях, которые, наверное, поседели от беспокойства, о своих жизненных планах, которые отсюда, из-под лесного полога, казались глупыми и никому не нужными. Мысли перешли в дрему, и я заснул, опасаясь в глубине души больше не проснуться никогда.

По лицу мне возили мокрой и теплой тряпкой, и я слабо отмахивался, пока наконец окончательно не проснулся. Надо мной стоял волк и умильно глядел на меня. Я заорал из последних сил, и он испуганно отскочил, припав к земле. Агнес дернула меня за руку, но я приказал ей бежать, пока я задержу волка. Тот неуверенно вильнул закрученным хвостом, и я вдруг понял, что это самый обычный дворовый пес. Чтобы рассеять мои сомнения, пес звонко залаял, а затем затрусил меж деревьев, оглядываясь на нас. Агнес опять потянула меня за руку, и я понял, что она хочет следовать за ним.

- Нет, - сказал я неуверенно. - Кто знает, куда он нас выведет. Может быть, он просто играет с нами?

Девица слабо фыркнула - теперь у нее не было сил на полноценный звук презренья, - и поднялась, держась за ствол дерева. Она показала на пса, сделала подманивающий жест, а затем резко выжала что-то невидимое.

- Предлагаешь его убить? - потрясенно спросил я. - Даже если бы я ел собачье мясо, всей моей воли не хватит, чтобы задушить невинное существо.

Она ткнула себя в грудь, словно хотела сказать: "Я это сделаю", но я покачал головой.

- Нас это не спасет.

Агнес вздохнула и приложила ладонь к животу. Она глядела так жалобно, что я понял: голод сводит ее с ума, а жизнь среди людей, лишенных христианских чувств, заставила ее не думать о других, тем более, о бессловесных тварях.

Пес весело залаял, призывая нас идти за ним. Его светлая шкура была прекрасно видна даже в чаще, и Агнес решительно шагнула за ним. Нам не хватало еще потеряться, и я против воли последовал за ней, чтобы остановить ее, если вдруг она все-таки приманит пса.

То ли упрямство, то ли надежда на еду придали ей сил, и я осознал, что начал отставать от нее. Не думаю, что Агнес видела что-нибудь, кроме светлого пятна в лесу, равно как и я следил только за ней, пока не был вынужден остановиться и перевести дух, чтобы окликнуть ее.

Мы ушли далеко от реки, и я увидел свет среди деревьев - словно там было солнце, просвечивающее сквозь листву, просека, дорога или поле. Я никак не мог позвать девицу, но пес, который никак не давался ей в руки, внезапно вильнул в ту же сторону; она последовала за ним, неожиданно остановилась, и я услышал свист, а затем сдавленное мычание.

Стоило ли говорить, что вчера ночью мы были совсем близко с большой дорогой, которую мы искали, и готовы были умереть почти на ее обочине, потеряв надежду? И, на наше счастье, сегодня утром по ней шел коробейник, торговавший пуговицами, шнурами, лентами и прочей мелочью, пса он завел не так давно, после того, как прошел слух, что кое-где останавливаться на ночь в одиночестве отнюдь не безопасно. Он перепугался, когда увидел нас, вначале приняв за дикарей, но я успокоил его, кое-как подбирая слова, и рассказал, что мы сбежали от пиратов. Коробейник долго не желал нам верить, поскольку лес вдоль реки считался непроходимым, и охотники, и лесорубы брезговали им, считая непригодным ни для охоты, ни для строительного леса.

Он поделился с нами своей последней едой, и Агнес не желала ее брать, пока он насильно не всунул хлеб и мясо ей в руки. Она по-прежнему была подозрительна, но и ее недоверие одолел голод, после чего девица смягчилась и перестала глядеть на нового знакомца исподлобья.

Коробейник проводил нас до ближайшего двора, который он проходил чуть раньше этим же утром, и здесь нас приняли так хорошо, как только может мечтать уставший человек. Нас еще раз накормили, дали одежду, выслушали мою историю и даже отвезли в город, где мне пришлось говорить в третий раз, на этот раз уже перед шерифом. Он дал знать моим родителям, что со мной случилось, и отец немедленно явился за мной, попеняв мне за то, что я не остался ночевать в гостях у фермера Эллиса, который все это время винил себя в моей пропаже; губернатор, узнав об пиратской напасти, велел собрать флот, чтобы поймать их корабль. Я попросил его оказать мне услугу и позволить мне присоединиться к походу, и хоть капитан корабля, к которому меня приписали, вначале был против этого, посчитав меня изнеженным и слабым сухопутным жителем, позже он сменил гнев на милость.

Долго рассказывать, как мы охотились за пиратами и их Забавой, и это совершенно скучная история новичка, который впервые вышел в море, не зная ни единого морского обычая. В самом сражении тоже не было ничего интересного - много грязи, крови и ругани; те, кого мы взяли в плен, были повешены, но не за похищения детей, а за пиратство. Сообщников своих они не выдали, и Пенни Болтон с женой бесследно исчез, не оставив о себе никаких следов. Также пропал и капитан Жак, позже мне говорили, что он нанялся к кому-то в слуги, ограбил хозяина и отправился в Бостон, в надежде раздобыть там сообщников и новый корабль. Кажется, он тоже кончил свою жизнь на плахе, и так сбылась мечта Агнес - все ее обидчики были казнены.

Сама девушка во время моих приключений нашла себе службу в трактире поломойкой, и каково же было мое удивление, когда я вернулся и обнаружил, что она начала говорить! Один мудрый доктор пояснил, что так иногда случается с людьми, которые подвергаются унижениям и мукам, мол, они теряют речь, а затем вновь, после глубоких переживаний обретают ее. Рассказывать о своем прошлом она не хотела, но все же ей пришлось рассказать о похищенным детях, и Агнес добросовестно пыталась вспомнить, когда их привозили и как кого из них звали. Она бесхитростно сказала, что умирали многие: капитан Жак не желал тратить на них лишних припасов, поэтому все, кто попадал в козий сарай, были истощены до последнего, страдали от чесотки и парши, и любая лихорадка цеплялась к ним так же охотно, как к больному, еще не выздоровевшему до конца после долгой болезни. Пенни Болтон откармливал их птицей, хлебом, жиром и мукой, и иногда от такой обильной кормежки у детей начинались колики. Тех, кто был тяжело болен или умирал, действительно оттаскивали на тот утес, что я видел во сне, и выкидывали в море, но подводное течение прибивало тела в ту пещеру, в которой мне довелось побывать (но довелось ли на самом деле?), и там они разлагались и приманивали диких зверей и птиц.