Пытка любовью (СИ)

Поцелуй опьянил, одурманил их головы. Но что это? Это уже не её губы. Это уже торчащий от возбуждения сосок на её упругой груди, который он целует. Затем целует другой. Его нельзя оставить без поцелуя, чтобы он не обиделся. О! Как они прекрасны! Как приятны! Они набухли и торчат так лишь для его поцелуев. Как приятно ласкать их в поцелуе.

Он сдвинул ладонями упругие груди одну к одной, прильнул к ним своим лицом и ощутил, как нежна и приятна их бархатистая кожа. Какое наслаждение зарываться в них лицом. Зарываться между ними. Целовать и ласкать это нежное женское тело, отдавшееся ему для этого.

Его губы и кожа лица ощущают упругие и нежные возбуждённо торчащие соски её груди. А его "своевольный член" уже просто торчит от возбуждения. Он торчит как кол. Это он сейчас пуп Земли. Это его, упрямого, уже ничто не сможет сдвинуть с его намерений. Он никому не позволит даже думать иначе, чем как об удовлетворении его непреклонных желаний. Он уже отключил весь разум, думающий иначе.

Руки Игоря идут ниже, ощущая ладонями тёплоту и нежность кожи этого головокружительно прекрасного тела. Им нравится ласкать и гладить этот бархат кожи. Изгиб спины. Прогнутая к нему талия. Овалы широких бёдер.

Умопомрачительно! Голова уже не работает. Она лишь воспринимает прекрасное и нежное её тело. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Мозг воспринимает лишь эту красоту и нежность. Он больше ничего не хочет понимать. Упругие ягодицы. Верх ноги. Верх другой ноги. Как тепло между её ногами.

В голове лишь сексуальный дурман. Горячее дыхание. Низ живота. Вот оно, всё это долгожданное, манящее и влекущее к себе. Какое наслаждение прикасаться к этой нежной и упругой красоте. Ощущать её своими руками. Мягкие курчавые редкие волосы на бугорке её лобка. Игорь как бы видит всё это своими глазами.

Какое наслаждение гладить, ласкать, ощущать всё это тёплое и нежное своими ладонями, своими пальцами. Это пьянит. Это дурманит. Его рукам тепло от нежности этих женских прелестей, одурманивших его голову. Как нравится его рукам ласкать всё это. Они делают это как бы сами. Его пальцы тянутся в ласках ниже. Там - то желанное место, куда и рвётся его неумолимый, торчащий колом, "своевольный член семьи", подчинивший сейчас всё своей воле. Ему необходимо туда. И он неумолимо рвётся туда, в эту одурманивающую нежность.

И вот он уже там, куда он так стремился. Ему приятно ощущать эту упругую и горячую нежность. Он ярко ощущает эту беспредельную нежность и горячую теплоту, и ему хочется ещё дальше и ещё глубже. Там должно быть ещё нежнее и приятнее. Там - само сладострастие.

Дрожь волнами прокатывается по телу Игоря, как бы играя почти всеми его мышцами. Вершина наслаждения, когда изливается то, что является жизненной значимостью. Она вырывается из него бьющими струями. Раз... Два... Три... Ещё... Ещё...

Игорь почувствовал, что-то тёплое у себя внизу на животе. И это тёплое медленно потекло по его животу. Он проснулся и понял, что низ его живота просто залит его спермой.

"Да... Накопил добра", - подумал он, - "Хорошо, что сейчас ночь. Высохнет ли всё это до утра? Раньше, вроде бы, успевало за ночь всё высохнуть. Да и хрен с ним!".

Спать хотелось так, что веки его даже не раскрывались. Он повернулся на другой бок и как бы провалился в какое-то небытие без снов.

Проснувшись, Игорь сразу же почувствовал корку на своих трусах. Ему вспомнился его сон.

"Вот тебе и платоническая любовь, - подумал он, - От неё х... стоит и днём и ночью. Уж не влюбился ли я в неё? Что-то у меня и мысли стали только о ней. Меня уже просто тянет её увидеть. Ладно, всё это временно. И не стоит даже руку протягивать в её сторону, - вспомнил он увиденный им сон, - Такое в зоне сразу же будет расценено как попытка к изнасилованию. А это верных шесть-семь лет "на уши" к моим оставшимся. Не стоит даже и думать о таком. Тем более что она замужем. И у неё маленькие дети. И неважно, что она в сердцах может что-либо не так сказануть про своего мужа. Сегодня она может сказать одно, а завтра - совсем другое. Это ведь простое сообщение ОБС - одна баба сказала.

А сегодня сразу после завтрака нужно будет сходить помыться и постирать трусы и майки. Да и носки, их тоже сменить пора. Хорошо, что у меня ноги не потеют, как у некоторых. Нужно сходить к Карпачу. Хорошо бы он был у себя, а то придётся идти в баню. А там и летом холодно. Ладно, что будет, то и будет".

После завтрака, когда Игорь быстро съел свою пшённую кашу, он подошёл к каптёрке. Дверь в неё была открыта. Перед дверью стояла тележка, на которой санитары развозили еду по палатам. Санитары сидели за столом, стоявшим справа от входа, и пили чай из гранёных стаканов.

- Извините, мужики, - сказал Игорь, - Дайте мне мои шмотки. Нужно в баню сходить по-быстрому. А то от меня уже начало потом разить. -

По выражению лиц обоих санитаров Игорь понял, что, обратись к ним с такой речью кто-либо другой из больных, то не долго бы тот лежал уже на больничке. Однако в отношении Игоря делать что-либо то, что можно делать с другими, было для них уже опасно. Да и одежду свою он не выпрашивает, и не просит у них разрешения. Это уже говорит о том, что не стоит перед ним растопыривать пальцы веером.

Один из санитаров молча встал из-за стола и подошёл к стеллажам, на которых лежала стопками одежда тех, кто лежал в стационаре.

- Вон та моя, - указал на одну из этих стопок Игорь, - Фамилия Григорьев. И вон те мои сапоги. -

Санитар посмотрел на бирку, пришитую на куртке, и взял эту стопку одежды. Он вынул из одного из сапог, на которые указал Игорь, клочок бумаги, на которой было что-то написано, и взял их другой рукой.

- Не дольше, чем на один час, - сказал он, передавая Игорю его одежду, - Иначе нам нужно будет писать об этом "докладную". -

- За час успею, - сказал Игорь и пошёл в свою палату переодеваться.

Он быстро переоделся, сунул в старый целлофановый мешочек то, что нужно было постирать, и, завернув его и всё необходимое в вафельное больничное полотенце, пошёл опять к санитарам. Санитар молча выпустил его из стационара. Входная дверь больницы и калитка её локалки были уже открыты. Погода была солнечной. По небу проплывали лёгкие облака.

Но на красоты природы в зоне зэки, отсидевшие несколько лет, почти не обращают внимания. Постылая зона как бы затмевает собой все красоты природы. Для зэка плохо тогда, когда холодно или когда он мокнет под дождём. Если же тепло и сухо - значит "нормально".

Выйдя за калитку локалки, Игорь автоматически глянул по сторонам. Ментов нигде не видно. На дороге, по которой ему придётся идти, какой-то отряд зэков шёл из столовой. Справа у дороги, в том месте, где когда-то были вбиты в землю сваи, строилось двухэтажное кирпичное здание. Говорили, что это будет новое жилое здание для зэков. И строили его зэки. С дальнего от Игоря конца здания, оно уже было накрыто плитами перекрытия, а с ближнего, кое-где ещё не был достроен второй этаж.

Перед въездом на эту стройку, там, где был удалён один столб от проволочного заграждения, чтобы могли заезжать грузовые машины, стояли и разговаривали три зэка. На рукавах у двоих Игорь сразу заметил зелёные козьи повязки с белыми надписями на них "дежурный СВП".

"Наверное, идут дежурить у крыльца больнички", - отметил для себя Игорь.

Он сунул свёрток под мышку и пошёл по дороге, доставая из пачки в нагрудном кармане сигарету. Курить в зоне "в неположенных местах" было запрещено. А неположенные места - это вся зона, кроме мест для курения в умывальниках бараков и возле урн у входов в бараки. Но Игорю нужно было покурить по дороге, чтобы потом не тратить на это времени.

Игорь прикурил сигарету, проходя уже мимо тех трёх зэков, как вдруг услышал с их стороны возглас:

- Эй ты! А ну-ка стой! -

Игорь повернул голову и остановился. Один из козлов направился к нему, доставая на ходу из кармана самодельную замусоленную записную книжку, сделанную из обрезанной ученической тетрадки, и шариковую ручку.