Черная стая(СИ)

-- Один из лучших, -- согласился Дитрих, -- из него выйдет отличный гусар. И офицер, со временем.

-- Если нам дадут такую возможность, -- вздохнул Войцех, -- Кутузов, кажется, не очень торопится разгромить Бонапарта. Может, надеется, что летние морозы в Германии сделают за него всю работу?

-- Дрезден жечь не будем, -- желчно ответил Дитрих, -- он для этого слишком хорош.

-- Москва не хуже была, -- Войцех докурил и выбил трубку в большую китайскую вазу, стоявшую на полу, -- давай вернемся к гостям, дружище. И будь, что будет.

За ужином, накрытым со всей роскошью светского дома, несмотря на войну, Войцех оказался между Дитрихом и Эммой Кернер, темноволосой красавицей, всего тремя годами старше брата, сидевшего по левую руку от нее. Ужин явился продолжением концерта, Йозеф фон Ейхендорфф, Макс фон Шенкендорф и сам Теодор Кернер читали стихотворные здравицы, встречаемые дружными овациями собравшихся. Даже сам хозяин прочел "Оду к радости", написанную его близким другом Шиллером по его просьбе.

-- Как много поэтов, -- улыбнулся Войцех соседке, -- и все пишут мадригалы Германии, забывая о прекрасных дамах, которые не менее патриотизма вдохновляют нас на подвиги.

-- Я росла среди поэтов, -- лукаво усмехнулась Эмма, -- Шиллер качал меня на руках, Гете и Клейст читали стихи вместо колыбельных. Я знаю цену словам поэтов, сударь. Честные дела воинов больше говорят моему сердцу. И я горжусь своим братом.

-- Он достоин того, чтобы им гордилась такая замечательная девушка, -- согласился Войцех.

-- А вы знаете, господин граф, -- заметила Эмма, поглядывая то на одного, то на другого юношу, сидевшего рядом с ней, -- вы с ним очень похожи. Только у вас волосы светлые и глаза голубые, а у него -- темные.

-- Возможно, -- с улыбкой ответил Войцех, -- давно не разглядывал себя в зеркало. Но Теодор очень хорош собой, сударыня. Так что я могу считать это комплиментом?

-- И какую выгоду вы собираетесь извлечь из этого, сударь? -- Эмма сердито нахмурилась, но веселый блеск черных глаз говорил о том, что это только светская игра.

-- Уговорите отца устроить небольшой танцевальный вечер, пока мы в Дрездене, -- рассмеялся Войцех, -- и я, без ложной скромности, предложу вам лучшую мазурку в вашей жизни.

-- Я подумаю над вашим предложением, -- ответила Эмма.

Девушка обернулась к брату, которого не видела уже год, и Войцех отдал должное вину и кушаньям, молча разглядывая гостей. Кроме офицеров фрайкора он здесь никого прежде не знал, но лицо юноши, сидевшего в дальнем конце стола, показалось ему смутно знакомым. Темноволосый и бледный, с бархатными черными глазами и классически-прекрасными чертами лица, он задумчиво вертел в пальцах бокал красного вина, и тарелка перед ним оставалась почти нетронутой.

-- Знаешь, кто это? -- тихо спросил Войцех фон Таузига, взглядом указывая другу на юношу. -- Мне кажется, я встречался с ним в Петербурге. Странно, он совсем не изменился с тех пор, несмотря на крайнюю молодость. Словно вчера это было.

-- Может, он просто не так молод, как кажется? -- ответил Дитрих. -- Впрочем, можешь сам спросить его после ужина.

-- Мы встречались в маскараде, -- вспомнил Войцех, -- и я не уверен, что он узнает меня. Но попытаться можно.

Он задумался.

-- Алессио. Алессио Ринальди. Вот как его зовут. Он, кажется, итальянец. И, помнится, показался мне очень странным.

-- Тем больше оснований возобновить знакомство, -- заметил Дитрих, -- возможно, странности разъяснятся. Или усугубятся. Все развлечение.

Случай побеседовать с Ринальди в течение вечера так и не представился. Фон Лютцов собрал офицеров фрайкора в библиотеке, чтобы отдать распоряжения на завтра и ввести в курс оставленных фон Блюхером приказов. Приказ был простой: "Учиться, учиться и еще раз учиться". Старик Блюхер помнил уроки Семилетней войны, когда Фридрих Великий, одерживавший одну победу за другой в крупных сражениях, терял их плоды из-за превосходства австрийской легкой кавалерии в разведке и охранной службе. Фрайкору предстояло в недолгом времени переправиться на западный берег Эльбы, в тыл французам, что весьма порадовало Войцеха, тут же принявшегося составлять планы учений и напрочь позабывшего о петербургском знакомце.

Алессио нашел их сам, уже на крыльце, куда остававшийся на ночь в отцовском доме Теодор вышел проводить своих товарищей.

-- Мы, кажется, встречались уже, герр лейтенант?

На этот раз Ринальди говорил по-немецки, и итальянский акцент отчетливо звучал в его тихом проникновенном голосе.

-- Я потерял ваш подарок, сударь, -- печально улыбнулся Войцех, -- и, признаться, огорчен этим, хотя так и не понял его значения.

-- Вот этот?

Юноша достал из кармана фрака слегка помятые крылышки и вручил их Шемету.

-- Это для синего, герр лейтенант, -- прошептал он, словно сообщая величайшую тайну,-- и время придет еще не скоро.

-- Когда же? -- нетерпеливо спросил Шемет, которого странные манеры Алессио одновременно интриговали и раздражали. -- Я не собирался переходить на регулярную службу.

-- Нет, нет, -- испуганно замахал руками Ринальди, -- ни в коем случае не делайте этого. Другой синий. Не здесь, не сейчас.

-- Не в этой жизни? -- фыркнул Войцех, окончательно выведенный из себя.

-- Что такое жизнь? -- глаза Алессио затуманились.

Он сделал шаг назад, и его лицо исказила гримаса боли.

-- Темный ангел вознесется к свету, -- отстраненным голосом произнес он, -- светлый ангел сойдет в вечную тьму.

-- Вы о чем? -- вмешался Кернер, услышавший слова Ринальди.

-- Пустое, пустое, -- Алессио словно вынырнул из темной пучины, -- не принимайте моих слов близко к сердцу, герр Кернер. У каждого своя судьба.

Он резко повернулся и скрылся в темноте, словно растаял.

-- Ты его знаешь, Теодор? -- спросил Войцех.

-- Впервые вижу, -- задумчиво ответил Кернер, -- и не припомню его имени среди списка гостей.

-- Наверное, французский шпион, -- предположил Дитрих.

-- Может быть, может быть, -- кивнул Войцех.

Но сам он в это не поверил ни на минуту.

Блокгауз

Из особняка Кернеров офицеры выступили внушительным отрядом почти в три десятка сабель. Но к мосту Августа они подъехали уже вчетвером: Шемет, фон Таузиг, лейтенант Петер Ортманн, командовавший вторым полуэскадроном, и майор фон Петерсдорф, избравший главной квартирой Штальхоф, где расположился гусарский эскадрон. Подковы коней звонко цокали по каменной кладке моста, перекрывая легкий плеск Эльбы. Дрезден уже спал, лишь изредка доносились эхом перекликающиеся протяжные голоса городских стражников.

-- Эх, -- печально вздохнул Дитрих, вглядываясь в темные улочки за мостом, ведущие к Конюшенному двору, -- не учили меня рыцарским забавам. Где бы еще представился случай поддержать славные традиции предков?

-- Ты о чем? -- удивился Войцех.

-- Ну как же, -- рассмеялся фон Таузиг, -- преломить копья во имя прекрасных дам, содрать выкуп с выбитого из седла противника и напиться до умопомрачения. Штальхоф -- одно из последних мест в Германии, где проводились турниры. Пандус, ведущий на верхнюю галерею, видел? Это чтобы рыцари могли покрасоваться перед очами курфюрста.

Дитрих снова обреченно вздохнул и махнул рукой.

-- Все равно вряд ли я втиснусь в те доспехи, которые там выставлены на обозрение публики. Да и копья я там не приметил.

-- Мои предки под Грюнвальдом без всяких доспехов тевтонских рыцарей с коня ссаживали. Так что можем напиться и без выкупа, вскладчину. В честь общей победы над мрачным наследием прошлого.

-- Идет, -- согласился Дитрих, -- завтра после учений и займемся восстановлением рыцарских традиций.

Шум голосов и лязг железа они услышали еще у Хоффкирхе, возвышавшейся над набережной темной громадой. Петерсдорф пришпорил коня, и офицеры последовали его примеру, галопом пролетев по Дворцовой площади, высекая подковами искры из старой брусчатки. На въезде в Конюшенный двор их остановил часовой. Несмотря на бурные события, по-видимому, происходившие во дворе Штальхофа, караульную службу черные гусары несли исправно, что весьма порадовало Шемета, чей полуэскадрон находился на боевом дежурстве.