Игрушка (СИ)

Проснувшись к полудню, он не спешил вставать, а, лёжа в постели, обдумывал - чем ему заняться. Было решено сделать пешую прогулку по окрестностям и затем засесть за Манифест Коммунистической партии, который уже давно должен был быть прочитан; и то, что это не так - сильно раздражало Чарноту.

Позавтракав в буфете гостиницы, Чарнота вышел на улицу. Москва привокзальная уже была знакома ему и он решил свернуть с Каланчёвской площади на первую, приглянувшуюся ему улицу. Ей оказалась широкая, оживлённая улица название которой Чарнота никак не мог узнать. Он шёл 243по ней и иногда делал попытки выяснить её название. Людей вокруг было много, но все они куда-то спешили и на вопрос Чарноты то пожимали плечами и пробегали дальше, то отвечали что-то, что Григорию Лукьяновичу никак не получались разобрать. Наконец он дошёл до здания из красного кирпича, явно старинной постройки, на углу которого был укреплён кусок фанеры, а на ней чёрной краской коряво выведено: "Стромынка 10".

"Ну вот, наконец-то определился: иду по улице Стромынка. Странное название, но какое русское!" - так размышляя, Чарнота пошёл дальше. Пройти удалось не далеко. Скоро он оказался в гуще толпы. Люди стояли молча и смотрели вперёд, видимо, на синие в звёздах купола церкви.

"И зачем её взрывать? Говорят будут строить дом отдыха или дом культуры. А что места мало что ли. Вон вокруг какие просторы, а им церковь помешала". Эту речь Чарнота подслушал, остановившись позади двух женщин по виду кухарок, или горничных. Протиснувшись дальше, Григорий Лукьянович уткнулся в цепь солдат, не подпускающих людей к месту готовящегося взрыва. За цепью прохаживался молодой человек в кожанке. Чарнота его сразу узнал - это был тот, который у вокзала в Петербурге помог ему пройти к памятнику царю. В голове Чарноты мелькнула дерзкая идея, которую он тут же начал материализовывать:

"Товарищ, - крикнул он, обращаясь к молодому человеку, - товарищ, вы меня не узнаёте?"

Молодой человек посмотрел на Чарноту, затем подошёл и через 244головы солдат оцепления спросил:

"Да, я вас где-то видел, личность мне ваша знакома. А не напомните мне: где мы встречались?"

"Ну как же - в Петербурге у вокзала, помните; а можно мне к вам?" - спросил Чарнота, указывая пальцем на себя и собеседника. Тот подошёл ближе и громко заявил:

"Нет такого города - Петербурга, есть Ленинград" И скомандовал двум солдатам, между которыми стоял Чарнота:

"Пропустите!"

Те расступились и Чарнота оказался в привилегированном относительно других положении: не в толпе стиснутым, а на свободе.

"Вот, - указывая на церковь, сказал человек в кожанке, - на этом месте будет построен Дом культуры имени Ивана Васильевича Русалова - моего родного дяди. Настоящий был большевик. Из рабочих, сам добился всего: окончил университет, врачом стал. За дело рабочих жизнь отдал".

"А церковь-то зачем разрушать? Её люди строили. И красивая к тому же. Настоящий рабочий уважает труд других. Я думаю, ваш дядя не поддержал бы такое".

"Религия - это опиум для народа!" - с раздражением в голосе ответил тот. Но Чарноту понесло и он не мог заставить себя замолчать:

"Опиум, согласен, но вот вы, я думаю, водку пьёте, а это тоже опиум. Вы сделайте сначала так, чтобы люди сами перестали ходить в церковь. Она тогда сама и закроется. А разрушать - дело не хитрое. Ломать - не строить!"

"Чтобы построить новое, нужно разрушить старое!" - не сдавался молодой.

245 "Вот уж совсем не обязательно. Когда вы добьётесь того, чтобы здание церкви перестало быть культовым, в нём можно, например, музей открыть или ещё для чего приспособить, - наступал Чарнота. - Разрушать-то зачем? В России для любого нового строительства места хватит. Стройте не разрушая того, что ещё служит людям; иначе вы не власть, а вандалы какие-то, временщики".

"Партия постановила сносить церкви, а ты - контра, если осуждаешь её решения. Документы предъяви!" - пошёл в атаку молодой строитель светлого будущего. И тут так грохнуло, что земля под ногами ощутимо вздрогнула. Все увидели, как под куполами церкви образовалось облако дыма и пыли и они начали оседать на землю. Чарнота воспользовался удачным стечением обстоятельств и нырнул в толпу. Выбравшись из неё с другой стороны, он быстрым шагом направился в сторону площади "Трёх вокзалов", ругая себя:

"Вот уж чёрт, и нужно было тебе так нарываться?!"

Он пообедал в столовой и решил идти в гостиницу дочитывать Манифест. Поднявшись в свой номер, он извлёк из саквояжа красную книжецу и уселся с ней к столу.

"Мы видели уже выше, что первым шагом в рабочей революции является превращение пролетариата в господствующий класс, завоевание демократии", - прочёл он и задумался: "Греческое слово "демократия" переводится как власть народа. Марксисты считают, что если власть будет безраздельно принадлежать одному низшему и численно превосходящему все остальные классы общественному классу, то это и будет настоящей 246демократией. А как же остальные люди - не народ что-ли? Хотя бы то же крестьянство, которого в России сейчас большинство, не есть народ?!" - Чарнота нервно рассмеялся, но продолжил размышления: "Учитывая, что в России сейчас пролетариата ничтожно тонкая прослойка, а пролетарий от станка, переведённый в управляющие, очень скоро переродится в чиновника, то получается, что "демократией" большевики назовут диктаторскую власть чиновников". Он откинулся на спинку стула, закатил глаза и стал хохотать так, что заколыхалась паутина, висевшая в дальнем углу потолка. Успокоившись, он продолжил чтение:

"Пролетариат использует своё политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, то есть пролетариата, организованного как господствующий класс, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил.

Это может, конечно, произойти сначала лишь при помощи деспотического вмешательства в право собственности и в буржуазные производственные отношения, т.е. при помощи мероприятий, которые экономически кажутся недостаточными, но которые в ходе движения перерастают самих себя и неизбежны как средство для переворота во всём способе производства".

"Ага, - сказал сам себе Чарнота, - я правильно догадался, что большевики отступили пока, введя свой НЭП. Это именно отступление и перегруппировка сил. Скоро начнётся новое наступление; обязательно 247начнётся. Им деваться некуда. Они по уши в крови. Николая Второго с его семьёй куда они дели? Нужно будет разузнать! И вот если они их убили, то уж точно - отступать им будет некуда. Да и без царской семьи к ним есть что предъявить. В общем, делаем вывод: нэпманам нужно прямо сейчас сворачивать свои производства, переводить всё в валюту и драгоценности, прятать всё это и ждать, что будет дальше. А лучше им вообще уезжать со своей родины: тут им жизни не дадут".

Закрыв книгу, Чарнота с удовлетворением хлопнул ладонью по обложке, встал, подошёл к кровати и в чём был, скинув только обувь, плюхнулся на неё лицом вверх. На потолке в месте, где должна была висеть люстра, в круге диаметром метра полтора сохранилась затейливая лепнина. Чарнота стал рассматривать её элементы: вот он разглядел маленьких купидончиков. Их было пять штук, расположенных по окружности. Вдруг один из них повернул голову и на глазах у Чарноты стал увеличиваться в размерах. Григорий Лукьянович от удивления принялся протирать глаза, а когда вновь взглянул на купидона, то обнаружил, что тот уже стоит перед кроватью, но в обличье ему знакомого молодого чекиста с револьвером в руке.

"Ага, - вскрикнул чекист, радостно скалясь, - попался, контра!"

Чарнота сунул руку под подушку, но его револьвера на месте не оказалось. Это ещё больше развеселило чекиста: