Семь я (СИ)

Исходя из этих представлений, можно попытаться словесно нарисовать модель рая для художников в виде бесконечной творческой мастерской, где материалом для творчества служат человеческие чувства, мысли, желания, а инструментами - "четыре изначальные вещи": жизнь, любовь, совесть, смерть. Под их воздействием "человек-артист" может конструировать из материала своей собственной земной биографии произведения искусства, бесконечно совершенствуя ту форму, которую приобрело на Земле его "вещество существования". Это абсолютное искусство есть небесный прообраз любого земного творчества, и только степенью соответствия ему измеряется в конечном счете ценность любого земного вида искусства.

Таковы мои представления о посмертной судьбе эстетической личности. Впрочем, вопрос жизни после смерти не столь важен и актуален для нас, как вопрос смерти при жизни. Люди, которые, не умерев физически, потеряли моральные ориентиры, должны пугать нас больше, чем воскресшие мертвецы. Они гораздо страшнее, безобразнее и вредоноснее, а ведь практически каждый из нас может привести примеры таких людей из своего ближайшего окружения! И вопросы жизни обязаны вызывать у людей гораздо более горячие и длительные дискуссии, чем вопросы смерти и посмертного бытия.

Жажда человека

Гамлет был принцем датским, и совершенно напрасно. Если бы он был русским, то вместо вопроса: "Быть или не быть?" он спрашивал бы: "Что делать?"

Из школьного сочинения

В литературе любой из стран мира легко можно найти слова, которые являются ее девизом, ее зерном, наиболее кратким и емким выражением ее сущности. "В начале было Слово" - вот девиз профетической литературы Средневековья. "В начале было Дело" - в этих словах таится весь смысл немецкого Просвещения. "Быть или не быть?"-центральный вопрос позднего северного Ренессанса.

Какой же вопрос является ключевым для литературы России? "Кому на Руси жить хорошо?" Нет. Слишком лапидарно поставлен этот вопрос, содержание которого касается только русской жизни и не имеет мирового значения. "Что делать?" Тоже не то. Для Руси-родины Обломова-даже вопрос: "Зачем вообще что-либо делать?" имеет большее значение. "Кто виноват?"Это вопрос более значим, он действительно пронизывает всю русскую прозу от Герцена до Солженицына, но ответ на него-"всяк за всех виноват, но нет в мире виноватых"- давно дан Достоевским. Впрочем, роковые вопросы тем и велики, что даже самый полный ответ не исчерпывает их. Сколько из ямы не вынимай-она все глубже становится...

Ключевой вопрос русской литературы написал на своей грифельной доске Державин в "Оде на смерть князя Мещерского":

Сегодня Бог, а завтра прах;

Сегодня льстит надежда лестна,

А завтра:

где ты, человек?

Жажда человека - основной мотив русской литературы. Человека искали и Державин, и Радищев, и Пушкин. При чтении "Мертвых душ" и "Героя нашего времени", "Записок из Мертвого дома" или "В круге первом" невольно вырывается этот крик духа, оплаченный кровью и плотью поколений страдающих людей:

"Где ты, человек?"

Где ты, человек? Где человечность твоя, где искренность, где главные ценности сердца твоего - вера, надежда и любовь? Где честность перед миром и собою, где связь твоя с Небом и Землей, которыми рожден ты? Где красота твоя, где добро твое, где правда? Ищем мы тебя, тысячи лет ищем, и всюду - от вечной тьмы космической до подземелья - проник наш взор; все сокровища мира доступны нам, современному обществу, кроме одного, самого главного - Человечности в чистом, первозданно прекрасном ее виде. Затуманена она, запятнана, и каждый, кто проходит мимо нищего, мысленно издеваясь над ним, или прогоняет от дверей своих бездомную собаку, бросает очередной камень или комок грязи - в Человека, в себя, в небо, а в конечном счете - в Историю.

Вся земля - города, села, леса, поля, вся природа, оскверненная пролитой кровью - вопиет к небу: "Где, ты человек?" Плоть каждого жаждущего истины взывает к справедливости Судьбы: "Где ты, человек?" Душа человеческая, та самая душа, измученная и облагороженная болью, которую искали в каждом ближнем святые и пророки, начиная с первых художников каменного века и кончая Померанцем, та душа, которая заключена в любом смертном, но закрыта призраками быта от большинства из нас, - она тоже непрестанно зовет, обращаясь не к небу, а к себе, к глубине своей: "Где ты, человек?" И все эти крики поднимаются ввысь, заполняют собой духовную атмосферу земли, и мы дышим воздухом, выдохнутым искателями человека вместе с зовом их.

Когда наши крики достигнут наших собственных ушей? Ведь только к нам самим можем взывать мы, только внутрь, а не вовне, имеем право мы направлять ропот наш. Мы чутки к внешнему миру, но глухи к себе - вот в чем главная беда наша! Мы должны научиться слушать и слышать - вот какое умение более всего значимо для нас. Говорить с друзьями и врагами, небом и землей мы уже умеем, искусство и наука связали нас через пространство и время - и только чуткости духовного слуха надо научиться нам, чтобы наша многоголосая, полифоническая цивилизация стала способна еще и слышать. Только страх перед чуткостью к веяниям мира мешает нам в этом. Главное - не бояться сказать правду и услышать ее.

Слушайте, люди, и не бойтесь быть услышанными!

Хаос на цепи

Там, где тьма, - там сияние...

Елена Шварц

С точки зрения системного анализа каждое явление жизни представляет из себя совокупность неких элементов, которая, в свою очередь, входит в другую, более крупную совокупность на правах ее частицы. Что же является главной сверхсистемой, в которую входит все существующее, как листы, скрепленные и соединенные переплетом, входят в книгу?

Вселенная? Бесчисленные миры, галактики, созвездия, среди которых, как малые частицы, незаметно затерялись Млечный путь, Солнечная система, Земля? Нет. Космос - это только маленький пробел в грозной черноте Хаоса, и хаос заполняет девяносто процентов расстояния между атомами материи и мысли.

Хаос одолевает нас, проникает в мельчайшие пазы и щели нашего бытия, отравляет душу и плоть каждому существующему. Его черная горечь срывает с жизни оболочку внешней упорядоченности. Ветер хаоса дует мне в лицо, в пустотах между словом и мыслью, мыслью и образом я ощущаю его смертельные дуновения. Он приходит извне, и ничто не способно противостоять его деятельному вторжению в жизнь; он приходит изнутри, и я не могу больше смотреть на себя, на свое тело и душу как на нечто мне принадлежащее. Хаос смотрит на меня своими огромными невидящими (или всевидящими?) темными глазами из провалов бытия и смеется мне в лицо, зная, что и я, и весь мир рано или поздно достанутся ему на съедение. Что делать нам? Как спастись от порабощающего и разлагающего нас веяния хаоса? Что противопоставить ему в нашей жизни? Или, вернее, как приручить его, сделать не врагом нашим, а союзником, посадить Хаос на цепь из строгих, раз и навсегда найденных слов?

Есть только одно, что превосходит по масштабам и силам последнюю из сверхсистем, - Искусство. Оно само произрастает из хаоса и в этом смысле является его производной, но его высшее качество заключается в том, что к хаосу оно не сводится. Процесс извлечения гармонии из беспорядка есть высшее, а возможно, и единственное, что может восторжествовать над пустотой и небытием, не отменяя их, а наполняя новым смыслом.