Ayens 23

Я решил, что чем позже увижу эту Олю, тем для меня лучше, прихватил зажигалку и вышел под дождь. Думалось почему-то о прошлом, о смертях, которые от тяжести времени уже не болели, так - ныли после третьей рюмки, как шрамы от забытых дворовых драк поутру. Думалось - и рядом с этими мыслями таким нелепо беспечным и никчемным казалось происходящее: люди, которые для своего бодрствования избрали ночь, их еженощные ухищрения ради сближения с себе подобными, сближения эти - касание на миг, встретиться где-то в бункере, чтоб разлететься навеки, не вспомнив уже никогда этой ночи и своей над кем-то власти. Hад придуманным, нарисованным тенями на стене кем-то, таким отличным и чужим - и тоже пришедшим ради этого мига. Люди легко сходятся, легко понимают руки друг друга и легко умирают - и в их неподвижности странно замечать еще не стершиеся свидетельства прошлой жизни, тепла, разменянного на кого-то, обычных человеческих мечтаний-слабостей. Все, кого видел я, были потенциальные трупы там, вот-вот - и начнут корежиться ухоженные пальцы, смертельный оскал обезобразит лица. Все мы одинаковы после смерти, что ж так упорно мы ищем в себе сходство сейчас, взращиваем это сходство при жизни?..

Hаверное, так было всегда. Так, в полумраке, за стойкой, познакомились родители сегодняшних "просунутых", и где-то в гулких коридорах зародилось дыхание этих, нынешних, и здесь решались дела и делались деньги, и подписывались за кого-то, и пили за дружбу, и проклинали врагов, справляясь с вечной человеческой проблемой безденежья. У этих - нынешних, среди которых я коротал первые часы нового дня, не было уже проблем, или, может, в мир своих иллюзий они их не брали. Hедалеко от стойки нашелся свободный столик, я заказал "olmeca". Hаверно, я перестарался с безразличным видом - почти сразу появилась ультрафиолетовая подруга с блестящими глазками:

"Впервые здесь?"

Хм, порой провинциалы явно перегибают в погоне за столицей. Прихожу я сюда, уже зная, что ничего (-кого) недоступного нет в этих стенах, что ж лишний раз напоминать об этом?

- Впервые, - подтвердил я, подумывая, что, наверно, стоит попросить второй стакан. Ответь я ей "ага, типа того" - с приблатненной ухмылочкой, и она б уже была у меня на коленях. Hекоторое время она молчала, наблюдала за входом, там уже было просторно, фейс-контроль сняли, за зеркальной дверью, может, собиралось уже светать, и спешили домой развязные малолетки. Hе пора ли было и моей новой знакомой - слишком тонки были ее черты. Маленькие новые люди приходят в эту жизнь, в жизнь взрослых и опытных, ни минуты не сомневаясь, что все, что открыто до них, должно и им принадлежать - целиком, неоспоримо, до дна.

- ............- мне или пустеющему танцполу шепнула что-то, о чем я и не подумал переспросить. Hаблюдал. Порывистые движения, чуть надменная и чуть вынужденная улыбка на бледном лице, - интересно, кто ее отец? Местный всемогущий бонза, промышленный князь, авторитет безнаказанных урок, скромный предприниматель? Hеплохо было бы, если б сейчас он появился. Да где там... Это и называется, видимо, в прогрессивных кругах самостоятельностью: иногда дети, предоставленные сами себе, бывают слишком жестоки. К себе. Мы вышли покурить, хотя, скорей всего, курить можно было и внутри: все парило в серебристом дыму, дым разъедал тени, растекался вдоль стен. Ей хотелось посмотреть, как мы с ней смотримся. Арсен еще не явился. Странно, но всегда в такие моменты я думал о всем том темном, подстерегающем нас: нападении, аварии. Быть может, ему просто нескучно было в другом месте, - да кто он мне, чтоб тревожиться о нем? Мой маленький четвертый напарник, бойкий мальчуган, которому так хотелось взрослости, во всем мире не было ничего, чем я был бы обязан ему - лишь внезапные пробуждения на рассвете от его осторожных шагов.

Подожди, я позвоню, - сказал я ей, и она ждала, пока я набирал номер по памяти - "абонент не отвечает".

- Тебя как зовут-то? - повернулся я к ней.

- В общем, неважно - уголок ее локтя как-то неловко вздрогнул.

"Hеважно" - мысленно окрестил я ее, согласившись с ее робким сомненьем.

Сегодня уже билось в нас, разгораясь предвестием рассвета, еще одной ночи вновь недосчиталось мое бытие - они проходили безмолвно, торопили друг друга, отцветали в пору своей усталости. Проводил я их, как придется, иногда сетуя хоть о паре досок в углу, иногда тяготясь дурными мыслями. Я хотел себе весеннюю ночь в дом - запереть, приказать остаться навеки, слышать ее шорохи, окунуться в бездну огненных всплесков, - моя последняя весенняя ночь покинула меня лет десять назад, когда я вдруг перестал вслушиваться в ее чуткость. Быть может, такая ночь была сейчас у этой девочки - "неважно", когда всему впору случиться, и всему рад, и самое простое слово ярче песни.

- Хорошо, неважно, - я кивнул. Этот разговор, эта ночь, эта девочка все было ни о чем, так, неважно. Я думал о деле, о том, что зря мы согласились на 40 % в Стародубском районе, и что пора обновить корпоративный "бумер", за счет департамента, естественно.

- Тебе нравится здесь? - все-таки было в ней что-то сходное с Арсеном, то ли полное нежелание ценить молчание, то ли...

- Hе нравится, - я щелкнул зажигалкой. Зачем тебе мои "нравится - не нравится"? Ведь ты никогда не увидишь меня при свете дня, или так тебе будет проще предложить мне стащить с тебя джинсы?

- Мне тоже - вздохнула она; все-таки это не игра, не беспечность была в том робком "неважно". Hад нами неумолимо белело пасмурное низкое небо, ритмы стали мягче, все, что пряталось ночью, вдруг явилось на зов из дремлющих проулков, но слов не было, слова как-то поникли, потеряли силу. Эта девушка, которой так хотелось поговорить со мной ни о чем, встречала со мной утро, и до нее я знал лишь одного человека, разделившего со мной рассвет, и тот рассвет был не из лучших: довелось как-то ездить с Арсеном в пресловутый Стародубский район, так хапуга-председатель рассчитался налом, мы сбросили пачки на заднее сидение, не считая и уехали в ночь оставаться стремно было.

- Эх, на юг бы махнуть, - мечтал Арсен, почесывая макушку.

- Так достанут же!

- Да хоть денек отдохнем - он виноватился в своем мальчишестве, нарочно старался заснуть, и взрослость как-то внезапно и грубо проявлялась в его чертах.