Змееносец. Сожженный путь(СИ)

Опустились руки сами по себе, и больше не поднять, сил нет, и веры нет." Гнедин тяжело вздохнул, и поднял голову. "Нет, не о том я думаю, не так, я же все таки советский гражданин, человек, патриот. Что еще? Да, я комсомолец,.. Господи, какую чушь... О чем я? Не могу больше. Живым не оставят, понимаю, но почему черт возьми, я как баран иду на бойню, почему??? Нет сил, тогда прыгну, да, шагну в пропасть, или обрыв, и все, к чему мучения... Бог, да ты со мной, ой, как к нему обращается? Ах да, Господи, помоги мне уйти в мир иной, достойно, и что бы наказать этих скотов, убийц, Господи... Страшно, очень страшно, не могу,.. Я жить хочу!!! Как-нибудь, пусть рабом, но жить... Почему я так думаю, спохватился Гнедин, взявшись руками за голову, почему? А тело саднило, болело, чесалось, раны ныли не переставая, и голова казалось вот-вот лопнет, в глазах "песок", и шум в ушах... Человеческий жир не смывается, я знаю это, видел, он такой липкий и мерзкий, он навсегда остается на коже, напоминая своей вонью, то ,из чего мы- га..но!

И ладно, согласен, буду га..ом, только жить, и маму увидеть, и домой вернутся. А если калекой? "- Лучше смерть, тихо прошептал Гнедин. "Зачем я понимаю, почему, понимаю, а когда? терпения не хватает, мне всегда его не хватало... Боль, не могу терпеть боль, если начнут резать, еще в сознании, не могу..." Закусив до крови губу, он тихо сидел у прокопченной стены. Вошли двое, разговоры сразу притихли. Одного он знал, Зафир, а вот другого видел впервые.

Они прошли в угол комнаты, возле печки, и сели. В доме запахло специями и хлебом, готовили кушать. Гнедин совсем немного понимал чужой язык, он прислушивался к словам, и пытался понять, о чем говорят.

- Скажи, зачем ты воюешь? негромко спросил Рустам, не глядя на своего собеседника.

- А ты? спросил Зафир, доставая из своего мешка лепешку.

- Я ненавижу коммунистов, задумчиво произнес Рустам. Они пришли вместе с "шурави" в мой дом, и убили мою семью. Мой отец выращивал хлеб, у нас была земля, а они, пришли и сказали, земля общая, она не твоя. Коровы, и овцы... тяжело вздохнул Рустам. Отец воспротивился, и его убили.

- Моего отца тоже убили, с грустью сказал Зафир . Русские убили. Они принесли на нашу землю войну, и сеют смерть. Они думали, наш народ можно разъединить, и унизить, но они ошиблись. Когда началась война, народ объединился, и стал помогать друг другу. Они ошиблись, и теперь убивают, боясь мести нашего народа. У них нет веры, они черти, и сердце у них, маленькое и трусливое. Вон, как у того, повернув голову, Зафир пригляделся, и указал пальцем на Гнедина, сидящего в углу.

- Кто он? Прищурившись, спросил Рустам, разглядывая в полумраке, немощную, худую, фигуру, у противоположной стены.

- "Шурави", усмехнулся Зафир, посмотрев на Гнедина.

- Русский?, удивленно переспросил Рустам.

- Да, кивнул Зафир. Мой раб, и живая бомба,- негромко добавил Зафир.

- Зачем? взглянул на него Рустам. Его можно выгодно продать? Или ты ведешь его с собой?

- Покупателей нет, ответил Зафир, отломил кусок лепешки, и предложил, Рустаму.

- Спасибо, кивнул Рустам. Он вновь посмотрел на Гнедина, и спросил:

- Он понимает наш язык?

- Нет, покачал головой Зафир.

- Он может работать? Зачем он тебе?

- Это моя месть "шурави", спокойно произнес Зафир, глядя на Гнедина.

- Ты убьешь его? спросил Рустам, посмотрев Зафиру в глаза.

" Убьет, подумал Рустам. Его взгляд очень холоден, и зол, убьет. Жаль".

- Да, ответил Зафир, только не завтра. Его смерть должна быть жестокой, и мучительной.

- Правда, кивнул Рустам. Ты хорошо сказал. Зафир, я могу посмотреть на него. Я никогда не видел живых "шурави".

- Смотри, ухмыльнулся Зафир.

- Спасибо, кивнул Рустам. Он бережно положил хлеб, и, поднявшись, направился к Гнедину. Гнедин ничего, не понимая, опустил голову, и затаился. Каждый шаг, незнакомца, отдавался в нем содроганием. " Только бы не отдали другим, думал он. К этим я уже привык, другие будут бить, и издеваться. Только бы, не продали. А если встать и побежать, вдруг подумал он. И что, куда я побегу, ночью, не зная дороги... о чем ты парень! Что ты? Совсем ослаб? Тогда пусть убивают, сказал он себе. Пусть. Так нет, я знаю Зафира, он изловит живым, и будет мучить, но не убьет. Для чего я ему, этому молодому "гаденышу", для чего? Войну могут пережить только молодые, потому что не задумываются, над каждым убитым. И он, не думает, он будет убивать. Со мной, или нет, будет. Жить хочу, пусть плохо, как сейчас, хочу... умереть не могу, я еще..."

- "Шурави"? спросил Рустам, присев на корточки, напротив Гнедина.

- Да, русский заикаясь, кивнул Гнедин, увидев перед собой, волевое лицо незнакомца, окаймленное ровной, черной бородой.

- Жить хочешь, усмехнулся незнакомец.

- Я не понимаю, шепотом ответил Гнедин.

- Хочешь, сказал незнакомец. И протянув крепкую руку, ущипнул за щеку Гнедина.

- Ай, дернул головой Гнедин, отодвинувшись в сторону.

- Хороший "шурави", сказал Рустам, и поднявшись, вернулся к печке, где сидел Зафир.

Остальные моджахеды, пили чай с лепешками, и негромко переговаривались.

- Продай мне его, усмехнулся Рустам, показав пальцем на Гнедина.

- Что ты будешь делать с ним? спросил Зафир.

- Будет собакой в моем дворе, ухмыльнулся Рустам.

- Нет, покачал головой Зафир. Его жизнь, и смерть, принадлежат мне.

- Хорошие деньги дам, не унимался Рустам. Очень хорошие!

- Мне не нужны деньги, ответил равнодушно Зафир. Давай кушать, предложил он, подвинув перед собой еду.

- Жаль, произнес Рустам. Тогда кушать, вмиг изменился он, улыбнувшись. Пустой живот, плохой советчик, улыбнулся Рустам.

- Да, кивнул Зафир.

"Суки, твари проклятые, думал Гнедин, наблюдая за моджахедами. Перцы, да, самые крутые... Чурки поганые, сдохните, все, и никакой Аллах, вам не поможет. А я думал вы, честные, правильная религия у вас, все поровну, просто рай земной. Скоты! Вы животные, которым все одно, где спать, в го..не, или на траве, ублюдки! Ненавижу!" Чья- то сильная рука, дернула его за плечо, он поднял голову, и увидел кусок лепешки. Он поднял глаза, и столкнулся с уставшим взглядом, того самого пуштуна, что доставал нож.

- Ешь, тихо сказал он, ткнув хлеб в лицо.

- Спасибо, прошептал Гнедин, и прижал рукой пахучую лепешку к своему лицу. "Ах, какой запах, простой, домашний, запах хлеба, самый дорогой на земле, подумал он. Откусив маленький кусочек, он держал его во рту, и пытался жевать. "Хреново, зубов почти нет, и во рту сухо, ой, херово. Живот болит, так скручивает, и горит изнутри, будто хлорки туда насыпали, больно... Водички бы дали, хоть какой, все легче, я привык, дело обычное... Водички бы дали, хоть глоток..." Гнедин с лепешкой во рту, умоляюще посмотрел на своего охранника, и тот, будто почувствовав взгляд, обернулся. Он посмотрел на Гнедина, как смотрят на овцу, что перевернуло корыто.

- Хочешь пить, спросил он тихо.

- У..у кивнул Гнедин.

- Пей, протянул ему охранник, почерневшую кружку.

Гнедин цепко схватил ее руками, и жадно глотнул, и только после, ощутил вкус того, что пьет. Вонь ударила ему в нос, он скривился, и, проглотив, поставил кружку перед собой. Пуштун с интересом смотрел на него, и молчал. В его взгляде была ненависть, и злость, пренебрежение, и гордость... Он молчал, а рука сжимала рукоять ножа.

- Спасибо, прошептал Гнедин.

- Ты сдохнешь, русский, сказал он, глядя ему в глаза, сдохнешь, как собака.

СССР. г. Приморск. 1988 год. осень.

Когда нет дома, его нельзя потерять... Если нет семьи, не стать отцом... если нет любви, - значит ты не жил... негромко, вслух читал Саша, сидя на лавочке в морском парке. Прочитав, он поднял голову и посмотрел на яркое солнце. " Надо же, усмехнулся он, конец осени, а греет как в августе. Красота! Все побежали в бар пиво пить, а я как самый правильный, купил книгу, и читаю, а в жизни моей, сплошной кошмар, размышлял Саша, рассматривая двух жирных бакланов, сидящих напротив его. Вот птицы, живут, где хотят, ничего им не надо, корм найдут, чем не жизнь... И как верно написано, просто, самая суть, и все, становится ясным, для чего, почему, если конечно читатель, не полный идиот. На том же месте, как всегда, ты ждешь ее, и даже не задумываешься, о том, что она, не твоя. Потому что хочешь ее увидеть, просто так. Держать ее за руку, говорить, смотреть в ее глаза... Она милая, и красивая, такую любят, и оберегают. Она появляется и все, душа затрепыхалась, сердце застучало - она пришла... И куда- то исчезла обида, что не ты, не тебе ее поцелуи, пусть так, но она ведь пришла".