Змееносец. Сожженный путь(СИ)

- Глас немого, рассмеялся де Ридфор, подняв чашу с вином.

- Стойте! вдруг раздался старческий, но крепкий голос. Он прокатился по "немой" площади замка, словно раскатистое эхо. Я хочу принять смерть!

- Что? изумленно обернулся на голос магистр. Ты?

Слепой старик, медленно шел, постукивая палкой перед собой.

- Нет, уходи, прошептал Али, глядя на уверенные шаги старика. Нет.

- Шут, улыбнулся магистр, отпив глоток вина из чаши. Да будет так, произнес он громко.

Верный Себастьян, посмотрел на магистра, слегка кивнул головой, и позвал к себе одного из рыцарей. Молчание воцарилось в замке, такое страшное, и роковое, что были слышны, биения сердец человеческих. Рыцари стояли кольцом вокруг плахи, молча смотрели на Али. И только стук палки о камни, все четче и громче, раздавался ... Слепой подошел к рыцарям, протиснулся между ними, и приблизился к месту казни. Он поднял свою палку, как бы ощупал ею плаху, затем, ткнул ей, в живот палача, и наконец, дотронулся до ноги Али. Приблизившись к нему, он положил свою руку, ему на грудь, и прошептал:

- Верный всегда умирает за веру, неверный, трусость свою прячет, павший, в сражении умирает, глупый, от стыда сгорает, а умный, жить без веры, не может. Ты- верный! улыбнулся старик. Не страшно умирать с верой в сердце.

- Я бесстрашен, прошептал Али, глядя на старика. Ты мудр. Тогда ответь, кто ты, зачем хочешь умирать? Я достойно приму свою смерть, не меняю ее на свет, вера дороже, моей маленькой жизни.

- Знаю только одного бога, он велик, и могущественен. Аллах! воздев руки к небу, произнес старик. В это красивое утро, я услышал его голос. Он звал меня. Я иду к нему, моему Богу.

- Ты безрассуден, в своих помыслах старик, сказал Али. Зачем ты к смерти сам идешь? Она сама. Ты услышишь ее шаги. В другой день, в другое утро.

- Спасай свою жизнь, прошептал старик, я приму смерть за тебя.

- Не может день поменяется с ночью, спокойно произнес Али.

- Эй, почему медлите, громко сказал магистр, обращаясь к палачу. Казнить, со злостью произнес он, посмотрев на Себастьяна.

- Да магистр, кивнул Себастьян, и дал знак рукой палачу.

Палач, взял за руку Али, и с силой придавил его к плахе. Али не сопротивлялся, он покорно положил голову, и посмотрел на молчаливого рыцаря, что стоял напротив. "Что я скажу там, на небе? Почему я не смог просветить их, заблудших, и немощных, дотронутся до их сердец... Они немы и молчаливы, их головы холодны, а глаза пусты, они мертвы... Аллах, спаси их, открой глаза, дай веру и силы. Я умираю с верой, с твоим именем на губах, покорный раб твой. Жизнь моя принадлежит тебе, я иду... О всевышний, дай..." Палач, взял в руки топор, поднес блестящее лезвие к шее Али, и резко взмахнув, одним ударом, отсек голову...

- Аллах, раздался гортанный, последний крик Али. Кровь брызнула на одеяния рыцарей, дрогнули, некоторые из них, другие молчали...

- Я проклинаю тебя магистр де Ридфор, вскрикнул старик, указывая своей палкой на место, где восседал на троне магистр. Ты умрешь страшной смертью, ночью, нет, утром!

- Казнить, рассмеялся де Ридфор, указывая пальцем на старика.

Палач скинул тело Али с плахи, сделав шаг, схватил за шею старика.

- На колени, крикнул магистр.

Палач, толкнул слепого старика, и тот, рухнул на бревна, немощными коленями.

- Пощады не жди, негромко произнес магистр. Крикни, что бы слышали все, Аллах не бог!

- Отсохнет твой язык, громко произнес старик. Дни твои, будут мукой, а смерть страшной. Крест возненавидишь, кровь застынет в сердце твоем, долго, очень долго... Смерти просить станешь, не примут... солнце черное... гнев холодный, бормотал старик...

- Молчи! крикнул магистр.

Палач развернул тело старика, и положил его голову в еще теплую кровь Али. Взмах, и покатилась голова...

- Смерть "сарацинам", тихо произнес магистр, и пригубил вино из чаши.

Змея, что тихо приползла, обвивалась вокруг трона, и уже изготовилась к смертоносному броску. А он сидел в раздумьях о словах, что так сильно ранили его гордыню. Он-то смеялся словно умалишенный, то становился хмурым, держал в руке чашу с вином, и ждал... Чего, и сам не знал, неведомая сила придавила... Змея стремительно ударила его, и укусила... Все тело задрожало, извивалось, он захрипел и выронил чашу. А красное вино, затмило крест, что на плаще его "горел", померкло все в глазах, и солнце черное спустилось... Он умер, только не сейчас, он умер утром, спустя день, в тяжелых муках, жизнь свою кляня, пощады ждал, не вышло... Вот так змея, что символ смерти и добра, печать несет свою, и метит, лишь тех кто, зло в себе несет, страхом полон каждый мускул, она придет, и исполнит " страшный танец", и унесет с собой в века... ту маленькую нить, что жизнью нам дается. Забрав одну, отдашь свою, и не бывает по иному, лишь небо плачет одиноко, взирая на пустынную землю...

Маленький, загорелый "сарацин", складывал головы в мешок. Ему не страшно, он силен, а старики несли тела, что бы омыть их, и накрыть саваном. Так новый день пришел, на жаркую землю. В долинах цветы, утопали в крови, а люди молились, и просили... Текла вода, и пели птицы, так новый день спустился с гор, так он пришел...

Змея ползла по камням извиваясь, ей хорошо, она свободна... ее никто не принуждает, она свободна... люди,- никогда.

Пакистан. 1988 год. осень. Приграничный район. Даманик.

Все чинно, и достойно с виду, и неба свет, и гор прохлада, на склонах колосится пшеница, вода в ручье струится, цветут красные цветы в долине, они кровь мучеников, что погибли во имя Аллаха... Так было весной, когда распускались деревья, а сегодня, они молчат, не слышит земля их голос...

Два моджахеда сидели у подножия большого камня и негромко говорили. Рядом с ними стояла маленькая прокопчённая печка, на которой "булькал" черный от копоти чайник. У ног лежали автоматы, и советский пулемет РПК, "смотрел стволом в небо. Вечер спускался с гор, солнце медленно уходило, касаясь лучами серой земли. Того что постарше, звали Сулейман, опытный воин, не раз видевший смерть в глаза. А молодого, сутулого парня, с жидкой бородкой, звали Залмай.

- Скажи, ты русских видел, спросил Залмай, отломив кусок лепешки.

- Да, кивнул Сулейман. Они "красные"- советские, добавил он, отхлебнув из пиалы чай.

- Страшные?

- Солдаты "желтые" с некрасивыми голубыми глазами, тяжело вздохнув, ответил Сулейман, глядя вдаль. Без бога, без Корана. Можно ли быть хорошим воином, без Корана, без бога. Нехорошие они.

- Они убивают наших сестер и братьев, почему в Кабуле терпят их? спросил Залмай, посмотрев на Сулеймана.

- Ты молод, нехотя ответил Сулейман, и совсем не знаешь жизнь. Ты вырос здесь, в этих местах, и совсем забыл родной дом. Сулейман замолчал, отпив из пиалы.

- Я такой же, как все, робко произнес Залмай.

- Нет, покачал головой Сулейман. Там, указал кивком головы Сулейман, в сторону границы, - сегодня коммунисты. Ты знаешь, кто они? спросил он, взглянув на Залмая.

- Нет, пожал плечами Залмай. Расскажи мне.

- Ты правда хочешь знать , спросил Сулейман, отломив кусок лепешки.

- Воин должен знать своего врага, ответил Залмай. Ты хороший воин, я еще молодой, расскажи мне.

- Хорошо, кивнул головой Сулейман. Я расскажу тебе так, как я знаю, как я видел, как мне рассказывали.

- Да, кивнул Залмай. Отставив в сторону пустую пиалу.

- Тогда слушай, прожевав хлеб, сказал Сулейман, вытирая ладони о свою одежду.

- Говори, с интересом заглядывая в лицо, Сулеймана, промолвил Залмай.

- Коммунизм- это такая хитрое сплетение, где все богатство, принадлежит одним людям. Эти хитрые люди, придумали его, для того, что бы остальные были их собственностью. Мужчины, рабами, а женщины, наложницами. Они разлучают жен и мужей, заставляя их работать, от рассвета до заката, и они несчастные. даже не видят друг друга. И не знают ничего, тяжело вздохнул Сулейман. Все отдано им. Хорошая еда, чистая вода, красивые женщины. Ты спросишь, что остается народу, посмотрев на удивленное лицо Залмая, спросил Сулейман.