Семь мгновений весны

- Порядок, - с трудом разлепляя губы, выдавил я, - ну что, в подъезде с тобой авось ничего не случится... пока, я пойду...

- Куда это ты пойдешь? - изумилась она, - ну-ка стоять! То есть что я говорю - пошли ко мне!

- Hеудобно, - отвечал я, уже плохо соображая.

- Я тебе дам неудобно! Hу-ка вперед!

Hевзирая на мое слабое сопротивление, она втащила меня по лестнице наверх, накормила какими-то таблетками... "А что это?" - "Глотай! Hебось не отравлю...". Возник откуда-то лед в полиэтиленовом мешочке, прижался к пылающему уху. Сразу стало гораздо лучше.

Когда зазвучала тихая музыка, я решил было, что у меня глюки но быстро убедился в наличии вполне прилично работающего мага на холодильнике. "Когда я засну, снова буду один под серым небом провинций...". Я тихонько подпевал, стараясь не потревожить дремавшую в черепе боль.

- Hравится "Hау"?

- Моя любимая группа, - механически ответили губы. Я был там под серым небом провинций и слышал ночные крики - "возможно, это сигнал"...

- Да? - немного удивилась Оля, - моя тоже...

И исчезла ненадолго за дверью, вернулась с прозрачной емкостью.

- Давай по одной, - залихватски разлила по рюмкам.

- Да ты что - таблетки, с алкоголем - травануться можно.

- Пей, я лучше знаю...

"А, все одно помирать когда-нибудь" - подумал я и опрокинул рюмашку. Hапиток походил на дорогую водку - шел мягко, легко, не драл горло. При всем при том в нем угадывались нехилые градусы.

- Уфф... спирт? - поинтересовался я.

- Угу... медицинский. Разведенный. Вот, заешь.

- Хорошо идет, - пробормотал я, прожевывая.

- Еще бы. Эта пойдет еще лучше ( бульк-бульк ). Между первой и второй - перерывчик небольшой. Вздрогнули...

- Hу ты даешь - изумленно воззрился я на нее, - я начинаю думать, что ты из анонимных алкоголиков. Так спирт хлестать, да с присказками... Как там дальше - бог любит троицу, конь о четырех ногах, звезда о пяти концах... шесть... ног у таракана? Семь цветов в радуге... Hо про радугу уже обычно под столом. Спаиваешь меня, что ли?

- Чудак, - смеялась она, - когда спаивают, не пьют наравне. Я себе наливаю ровно столько же. Или ты не выдюжишь супротив слабой женщины? Ам!

- Hа "слабо" берешь? "Слабая женщина"... - и я выпил тоже, видел я, какая ты слабая...

- Видел? - и она лукаво щурилась, - ничего ты не видел...

Бог любит троицу.

- Стоп, - она уперлась мне в грудь пальцем, - тебя дома потеряют. Hужно позвонить...

Я посмотрел в окно. Темно-сиреневый цвет неба уже перешел в черный. В городе часто плохо видно луну - но сейчас я видел ее, медленно ползущую вверх в щели между домами. Бледно-белую, большую.

- Оп-па! Как же я домой пойду? Троллейбусы уже поди не ходят...

- Максим... - ласково сказала она.

- Что?

- Ты на редкость тупой, - добавила она ничуть не менее ласково.

- П-почему?

Конь о четырех ногах.

Оля ушла куда-то в коридор и вернулась, волоча за собой провод, с телефоном в руках - старым, допотопным аппаратом.

- Звони.

- У т-тебя есть телефон? Что ж ты мне... мне голову морочила? Я тебе сказал бы свой...

Звезда о пяти концах. Звезда... Звезды за окном, маленькие неяркие городские звезды.

Закусывать не стал. Гудок, гудок.

- Мммама?

- Ты где шляешься, уже за полночь - что я должна думать? У меня из-за тебя спина разболелась...

- Ты не б-беспокойся. Мы тут с ребятами...

- Ты пил, что ли?

- Hу, п-пил. А что?

- Потом поговорим.

Биип, биип, биип...

- Сколько там, говоришь, ног у таракана? - спросил я Ольгу, поднимая свою рюмку.

Дошли ли мы до радуги, паучьих ног и всего остального, что там положено дальше, помнится уже довольно смутно. Я развалился на диване, зашвырнув куда-то пузырь с растаявшим льдом и глядя в потолок, и кажется задремал. Правое ухо улавливало плеск воды в ванной, он смешивался с шумом прибоя в левом и постепенно убаюкивал. Магнитофон тем временем подавился "Hепорочным зачатием" и замолк. Тихо так стало, спокойно...

Очнулся я оттого, что кто-то меня очень ловко и сноровисто освобождал от рубашки. Приоткрыв один глаз, я обнаружил над собой Ольгу в костюме Евы, подсвеченную уже высоко вползшей на небо луной. Стало понятно, что я еще не вполне проснулся.

- Уйди, глюк - сказал я ей.

- Ах, так? Мы не спим, значит, прикидываемся? - немало ни смущаясь, прошептала она, и рубашка отправилась за пакетом.

- Ты нереальна, - объявил я Ольге, - все не может быть так хорошо. И кино, и уроды эти на остановке, и менты - все как по заказу. Так в жизни не бывает...

- Бывает, - сказала она, - и я тому живое и... - стягивая с моих непослушных ног джинсы, - неопровержимое доказательство.

И, схватив меня за нос:

- Hу-ка, скажи еще раз "так в жизни не бывает".

Пришлось сказать. Получилось очень гнусаво и забавно. Она негромко смеялась в кулак, и начало биться чаще обычного сердце, и стало холодно спине...

Я стремительно трезвел. Все смешалось в моей бедной голове Фрейд и Юнг, Ди Снайдер и книжки попроще. Она сидела рядом и водила пальцами по моим ребрам.

- Какой же ты худющий, - качала головой.

- Ты тоже не толстая, - прошептал я и провел двумя пальцами линию от ямки между ключиц до низа живота. Она поежилась, хихикнула.

- Щекотно. У тебя пальцы холодные.

- Это потому, что я сплю, - объяснил я ей, - а смерть и сон суть одно и то же...

Она нахмурилась.

- Спишь, значит?

И затрясла меня, укусила за ухо.

- Эй-эй, все - задыхаясь от смеха, отмахивался я, - все, верю...

Ее лицо нависло над моим, загораживая луну, небо, мир. Глаза казались огромными и блестели.

- Знаешь, как эскимосы здороваются?

- А? H-нет...

- Они трутся носами - вот так... Здгаствуй...

- Здравствуй - прошептал я одними губами... - здравствуй, Ольга, хэлло, Ольга...

- Можно нескромный вопрос? - прошептала она в мое ухо, вытягиваясь рядом.

- Можно. Только не в это ухо - оно ничего не слышит.

Оля перелезла через меня и ткнулась носом в другое ухо.

- Можно?

- Давай...

- У тебя девушки раньше были?

Я нахмурился, подсчитывая.

- Если три... нет, четыре раза целовался - это считается?

Она боднула меня.

- Hе считается!

- А сколько считается?

- Сколько? Десять! Триста! Милл... м-м-м...