Горняк. Венок Майклу Удомо

Аполлон Давидсон

Горняк. Роман

Перевод с английского Л. Беспаловой и М. Лорие

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,

Пока не предстанет небо с землей на Страшный господен суд.

Но нет Востока, и Запада нет, что — племя, родина, род,

Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?

Р. Киплинг (Перевод Е. Полонской)

Глава первая

Где-то вдалеке пробили часы. Мужчина прислушался. Один… Два… Три… Три часа утра.

Он переложил узелок из правой руки в левую, подтянул брюки и зашагал по узкой улочке дальше. Узкая темная улочка казалась мрачной. Впрочем мрачной была и вся Малайская слобода.

Как бы узнать, где я, подумал он. Он не понимал, куда идет. Хотя что одна улица, что другая — какая разница.

Но тут он увидел у калитки женщину. Он никогда не заметил бы ее — она почти слилась с неразличимой в тени калиткой, — если б она не кашлянула и не шевельнулась. Он подошел поближе.

— Сестра, не знаешь, где тут можно передохнуть, а если повезет, то и выпить? — Голос у него был низкий, хрипловатый.

— Поздно уже, — ответила женщина.

— Правда твоя, поздно, — согласился мужчина.

— Посвети, я хочу на тебя посмотреть, — велела женщина.

— У меня спичек нет.

— Что же у тебя есть?

— А ничего.

— И ты хочешь, чтобы тебя в такой поздний час пустили передохнуть и еще выпить дали?

Мужчина уронил голову, но женщина не заметила этого — такая стояла темень.

— А деньги у тебя есть?

— Нет.

— Ну и ну. А ты чудной. Как тебя звать-то? Ты не здешний?

— Кзума. Я родом с Севера.

— Ну что ж, Кзума с Севера, постой здесь, пока я принесу чем посветить. Может, я и пущу тебя передохнуть и выпить, а может, и не пущу.

Тень беззвучно отделилась от забора. Он вгляделся в черный провал калитки, но сплошная темень не пропускала взгляд. Перекинул узелок из левой руки в правую и приготовился ждать.

Ноги ныли от усталости. От голода кровь стучала в висках. Горло пересохло — так хотелось курить и выпить.

А что, если… — мелькнула у него мысль, но он тут же отогнал ее. Надо быть последним дураком, чтобы взломать дверь, когда тебе хотят ее открыть.

— Ну, что ж, Кзума с Севера, сейчас я направлю на тебя свет. Приготовься.

А он и не слышал, как она вернулась. Ну тень и тень, подумал он и улыбнулся своей мысли. Судя по голосу, характер у нее сильный.

— Свети, — сказал он.

Яркий луч фонаря уперся ему в живот, помешкав секунду-другую, опустился к ногам, а оттуда стал пядь за пядью подниматься вверх: видно, его хотели разглядеть повнимательней.

Вначале луч выхватил из тьмы огромные растоптанные кеды, скрепленные обрывками веревки и проволокой, из которых, невзирая на все ухищрения, торчали пальцы; потом пыльные брюки нераспознаваемого цвета с прорехами на коленях, такие тесные, что казалось, они вот-вот лопнут; потом грудь колесом, широченные плечи, обтянутые такой же тесной ветхой рубашкой, грозившей расползтись; задержался на круглой добродушной физиономии; переметнулся на правую руку, с нее на левую. Затем фонарь погас, и Кзуму вновь обступила темнота.

— Ладно, — сказала наконец женщина. — Я пущу тебя отдохнуть и выпить, Кзума с Севера. Пошли.

Кзума замешкался. Женщина залилась звонким смехом.

— Такой здоровенный парень, а боишься.

— Тут темно.

Фонарь снова зажегся, но на этот раз луч упал на землю в нескольких шагах от Кзумы.

— Пошли, — повторила женщина.

Кзума пошел вслед за лучом.

— Сюда, — сказала женщина и толкнула дверь. — Входи.

Кзума вошел в дом. Женщина прикрыла дверь, миновав проходную комнату, они очутились в комнате побольше. Тут горел свет, а за столом, на котором стоял огромный бидон с пивом, сидели трое мужчин и старуха.

— Это Кзума с Севера, — сказала женщина. — Он устал и проголодался. Накорми его, Опора… Садись, Кзума.

Кзума разглядывал женщину. Рослая, крупная, кожа, как у всех женщин народа басуто, гладкая, с желтоватым отливом, колючий взгляд темных глаз. Чувствуется сильный характер, и глаза такие, словно видят тебя насквозь.

— Как тебя зовут? — спросил он.

Женщина улыбнулась, и он заметил, что улыбка тронула лишь одну сторону ее лица. Левую.

— Лия, — сказала женщина.

— А зачем тебе знать, как ее зовут? — спросил долговязый мозгляк, моложе всех в комнате. Злобно скривившись, он буравил Кзуму глазами.

— Кто он? — спросил женщину Кзума.

— Он-то? Дладла. Вообразил, что он силач, и балуется ножом, а на самом деле он просто щенок.

— Хоть он щепок, а хозяйка возьми да и положи этого щенка с собой спать, — сказал старший из мужчин и рассыпался кудахтающим смехом.

Лия улыбнулась.

— Правда твоя, Папаша, только почему бы щенку и не погреть хозяйку?

Папаша и вовсе зашелся. Бока его тряслись, слезы текли по щекам, он задыхался.

Дладла, без лишних слов, хватил Папашу кулаком по виску, да так, что тот отлетел в угол. Кзума двинулся к нему, но, увидев в руке Дладлы нож, неспешно положил узелок на стол и обогнул длинную скамью. Дладла занес нож над головой, ощерился. Оба во все глаза следили друг за другом. В комнате воцарилась тишина. Папаша с нетерпением ожидал, когда начнется драка, — глаза его возбужденно блестели.

Опора принесла еду для Кзумы, хотела было что-то сказать, но передумала и вернулась на кухню.

— А ну, дай сюда нож! — рявкнула Лия.

Дладла поглядел на нее, перевел взгляд на Кзуму, с Кзумы снова на Лию.

— Не дам, — огрызнулся он, но голос его звучал жалобно.

— Ну! — сказала Лия не терпящим возражений голосом.

Дладла опустил глаза, протянул ей нож.

— А теперь садитесь! Оба садитесь.

— Ох уж мне эти бабы! — сквозь зубы процедил Дладла и сплюнул. — Подраться не дадут!

— Опора, — позвала Лия, — принеси поесть.

— Драка кончилась? — крикнула из кухни Опора.

— Вот и другая голос подает, — сказал Папаша, снова сплюнул, привалился к стене и мигом заснул.

— Ешь, — скомандовала Лия, когда старуха поставила перед Кзумой еду.

Кзума поглядел на нее и принялся есть.

— Ямы как следует засыпали? — спросила Лия, обводя всех по очереди глазами. Все — опять же по очереди — утвердительно кивнули.

Лия поглядела на Папашу, на его разинутый рот и криво усмехнулась.

— И он тоже?

Опора кивнула.

— Тогда отправляйтесь спать, — сказала Лия.

Дладла и Опора ушли. В комнате остался только мужчина, который до сих пор помалкивал. Он поглядел на Лию, потом на Кзуму.

— Ты чего? — спросила Лия.

— Откуда ты знаешь, что его не подослала полиция? — спросил мужчина.

— Знаю, — ответила Лия и широко улыбнулась.

Мужчина порывисто протянул Кзуме руку. Кзума пожал руку и тот ушел.

— Кто это? — спросил Кзума.

— Брат моего мужа.

— Твоего мужа?

— Да. — Глаза Лии подобрели, кривая усмешка играла на губах, Кзуме показалось, что лицо ее смягчилось. И глаза смотрели уже не колюче, а обыкновенно.

— Да, моего мужа, — повторила она тихо. — Он в тюрьме. Ему дали три года, год он уже отсидел. Он убил одного мужика. Здоровенного нахала — тог пристал ко мне. А мой муж, он не слабак какой-нибудь, и если кто его жену обидит, от него пощады не жди. Не то что Дладла. Тому бы только языком молоть да ножом размахивать. Мой муж мужик что надо. Да ты и сам такой, Кзума, ты тоже сильный. Но мой муж переломил бы тебя, как былинку. Я не вру, кого хочешь спроси…

Она замолчала. Лицо ее вновь посуровело.

Из угла донесся Папашин храп.

— Этот Дладла, кем он тебе приходится?