Догоняя Птицу (СИ)

Она даже поискала глазами этих сумасшедших музыкантов.

Один заводит, другие подхватывают.

Но нет, то была не флейта - так воет ветер, рвущийся к морю. Один из пяти первоэлементов, хозяин воздуха, избегающий городов. Свирепый, напористый, с раздутыми щеками, как на старинных гравюрах - таким она его представляла.

- Ну что, покурим и пойдем? - улыбнулся Птица.

Полюбовавшись жалобной лампочкой и покурив на крыльце закрытого магазина, они побрели обратно.

В тот вечер Лота убедилась, что горы не зря казались ей зловещими: они приготовили настоящий сюрприз.

Дождь утих, ветер улегся, и горы курились. В природе курятся одни только вулканы, зачарованно думала Лота, а по крымским горам сползает обыкновенный туман. Но так чудно звучало из детства: "Страна дымящихся сопок". Откуда эта страна, где Лота про нее слышала? Кажется, книжка была с таким названием. Стояла на полке, рядом с другой книжкой - "От Байкала до Амура". Лота доставала обе, переворачивала страницы, но никаких сопок не находила. Только пожелтевшая хрупкая бумага с неинтересным, слишком сухим текстом. Так она и не узнала, как на самом деле выглядят сопки, и только осталось в памяти: горы курятся.

Дымящиеся сопки. Амур и Байкал.

Лота шла за Птицей и повторяла про себя эти магические слова.

Горы перестали быть всего лишь горным Крымом - и сделались Горами Вообще: Алтаем, Тянь-Шанем, Уралом.

Для человека горы символизируют простор и свободу, думала Лота, а соприкосновение с горами - путешествия и приключения. Эта мысль не имеет ничего общего с действительностью. Горы - это капкан, глухой мешок из камня, гнилых листьев и мха, заполненный дождем и туманом. Они нагоняют депрессию и клаустрофобию. Они лгут своими обманчиво близкими вершинами, перевалами и непроходимыми чащами, где тропинка играет в прятки, а нога проваливается в листья по щиколотку. Горы обостряют в человеке все чувства, но от этого не радостно, а жутко. Превращаешься в дикого зверя - втягиваешь носом воздух, пробуешь на вкус запахи, ловишь малейшие звуки чутким и недоверчивым ухом. Такая обостренная чувствительность разобщает, люди могут почувствовать друг к другу неприязнь.

Но теперь кроме гор у вокруг них только холод. Туман, и ни души кругом. Где можно такое увидеть? В далеких краях, в других, медвежьих горах - суровых и диких, где бородатые мужчины разбивают свои лагеря. Зачем бородатым мужчинам отправляться так далеко и разбивать лагеря в краю дымящихся сопок? Ответа на этот вопрос у Лоты не было. Отправляются в горы - значит, для чего-то им это нужно. Уголь ищут, полезные ископаемые, нефть. Изучают повадки животных и птиц. Они эту жизнь любят - они выбрали ее сами из множества других вариантов, которые им предлагали и от которых они отказались. Собирали рюкзаки, собирались в дорогу, не могли ответить наверняка, надолго ли уходят, вернутся ли назад. В дверях опускали глаза, чтобы не видеть другие глаза - заплаканные, умоляющие. А потом отправлялись туда, где вьючные лошади, кровососущие насекомые, пахучие звериные тропы. Поселения язычников и деревни старообрядцев. А может, им просто хорошо друг с другом? В городе не посидишь у костра, там работа, метро и глаза со слезами. А здесь реки - Амур, Иртыш, Енисей, Ангара.

Скулы сводит от этих названий.

В далеких суровых краях горы точно курятся.

Байдарские ворота остались позади вместе с Шостаковичем, и вокруг был сплошной неоглядный лес. Мокрые стволы враждебно молчали, как древние воины в засаде. Эти воины гнались за ними от самых Байдарских ворот, незаметно перебегая с места на место. Тихий лес будто ожил и зажил по-новому, а они не успели заметить, когда произошла с ним эта перемена и не знали его новых законов. В сумерках все сделалось другим. Лоте казалось, как кто-то неслышно крадется рядом - чуть левее, в стороне от дороги. Кто-то маленький, темный, горбатый - дремучая старуха в сером тулупе. Она видела ее краем глаза, когда смотрела вперед на Птицыну спину или на дорогу себе под ноги. А если скосить глаза, старуха пропадала. Потом Лота снова смотрела вперед, и она снова появлялась и семенила между стволами. Маленькая колченогая старуха в тулупе.

-Долго еще идти? - спрашивало она Птицу.

-Недолго, - уверенно отвечал он. - За поворот повернем - и пришли.

И Лота успокаивалась, как будто в его словах содержалась окончательная и абсолютная правда.

Но Птицыны повороты вправо и влево, а также многообещающее поведение тропинки в общей картине мира ровным светом ничего не меняли. Они будто топтались на одном месте. Или в какой-то момент они свернули не туда, но никто не заметил, когда это случилось.

- Слушай, а может, тут не одна дорога, а несколько? - спрашивал Володя.

- Может, - не унывал Птица. - Может, несколько. Одна повыше, вдоль обрыва, другая пониже, к перевалу. Я уже и сам про это подумал. А раз так, значит, мы теперь движемся к перевалу.

-Что значит - к перевалу?!

-То и значит. Вы чего так всполошились-то? Эй? Перевал у нас один, не запутаешься. Одни горы, один перевал, все логично, - смеялся Птица, бодро шагая впереди Лоты. - И к нему мы и движемся. До ночи еще далеко. Куда выйдем? А хрен его знает.

В темнеющем воздухе ветер кружил туманные клочья. На рукавах Лотиной куртки по-зимнему серебрились капли мелкой водяной взвеси. Останавливаться было опасно: в следующий миг могла опуститься ночь - густая, непроглядная, как сажа. Лоте казалось, что они ходят по кругу. К тому же слева теперь высились какие-то непонятные стены.

-Что это за стены, а, Птица? - спрашивал Володя, чтобы веселей было шагать. - Рукотворные или природные?

-Это не стены, - отвечал Птица. - Это укрепления - в древности римляне укрепляли дорогу.

-А может, хазары?

-Может, хазары. Укрепляли, чтобы зимой не расползалось. Выкладывали камнями. Дорога со временем ушла в грунт, а укрепления сохранились. Вот и кажется теперь, что стены.

Лота могла бы поклясться: раньше никаких укреплений не было! Она бы обязательно их заметила, как слабую, очень бледную тень города. Не они принесли цивилизацию на эту географическую окраину, где до них кто только не побывал - но теперь окраина их обезоруживала, отнимая все привычные инструменты цивилизованного человека.

И тут дорога шарахнулась в сторону и исчезла.

Улизнула прямо у них из-под ног, втянулась в чащу.

-Горы есть горы, - не унывал Птица и, не снижая темпа, продолжал храбро шагать вперед. Туман лип к его куртке и волосам мокрыми белесыми лоскутами, а камни за его спиной были похожи на гигантские голые черепа. - У гор имеется рельеф. На человека влияет каждая расселина, каждый камень. Ветер идет с материка, у него мощный напор и он тащит с собой вниз всю отрицательную энергию, все напряжение, весь холод. И рассеивает их в воздухе высоко над морем. Вы как думаете, почему на берегу тепло, когда в горах такой дубняк? Крымские горы, наше с вами плато, защищают побережье от враждебных проявлений сурового на самом деле климата.

Птица говорил, Лота слушала, но за его словами ей будто бы тоже слышалась тревога, словно он сам себя убалтывал и успокаивал. А заодно и ее, и Володю. Но они слушали, верили и шагали дальше. И вдруг остановились - чуть не посыпались друг на друга, как костяшки домино: перед ними расстилался целый океан белого клубящегося тумана.

Это был край обрыва.

Бездна расступилась прямо у ног.

Наверное, в древности так выглядел великий океан Тетис, омывавший берега Гондваны и Лавразии.

Они молча обозревали туман, клубящийся в бездне. Потом Володя и Птица сели на камень, покурили одну на двоих и зашагали обратно к дороге.

Теперь у них был надежный ориентир: дорога шла параллельно обрыву, и значит, если повернуться к обрыву спиной, идти надо было направо. И тогда они выйдут прямо к дому - до него оставался максимум километр.

Лота осталась одна и смотрела вниз. Ей хотелось подойти к самому краю и прошептать туда что-нибудь нежное, задушевное. Посветить в бездну карманным фонариком и только потом догнать Птицу. Там, внизу, клубился туманный Тетис - их настоящая общая родина. Но она, конечно, ничего такого не сделала. Ей было неспокойно, она боялась старуху в тулупе. Да фонарика ни у кого из них не было. Через несколько минут Лота догнала остальных, и вскоре они в самом деле оказались на дороге, что было, в общем-то, совершенно логично - это была та самая дорога, по которой они шли в магазин, только теперь она вела обратно к дому.