Утраченные главы (СИ)

Второй нож, торчавший у Жреца на голове, заискрился и выплюнул очередной луч. Вверх! С жутким треском потолок Арены испещрили змеевидные трещины, а затем... Прогремел взрыв -- камни, имитировавшие звездное небо при свете луны, посыпались вниз. А зеленый залп ударил вновь. Он пронзил плывущее в небе облако. Воздух завертелся у зеленого столба, и облака приобрели зловещий темный окрас.

- А вот и дождик... - произнес Страдамус, едва успев раскрыть зонт над головой.

Не только камни посыпались на волшебника. С неба на землю, прожигая и оставляя крохотные дымящиеся кратеры, полил дождь. Он пошел точно над Ареной и точно над головой Магнезинна, как будто бы он обзавелся персональной тучкой, наполненной кислотой.

Жрец опять направил свой самострельный ножик-лучемет на волшебника.

- Вот он, Великая! Вот он!

Вновь во все стороны посыпались искры. Не важно, страшный злодей ты или обыч­ный сумасшедший, если что-то работает и калечит людей весьма эффективно, зачем ис­пользовать что-то другое и непроверенное?

Однако Магнезинн уже этого крошечного фейерверка, предшествующего появлению убийственного луча, не видел -- перед сумасшедшим стариком появились новые зеркала, так что Жрец теперь был заключен в персональную круглую зеркальную комнату.

Из-за фанерных панелей послышалось возмущенное бормотание.

- Что вы говорите? - поинтересовался Магнезинн, подходя к импровизированной клетке для психа. Наверное, глумление над всем и каждым было у волшебников врожден­ным -- как-никак Али-Бушмурак был бессовестным разбойником и основоположником жанра "черного юмора" на Фенроте.

- Они не понимают! Они не веруют! Великая! - в голове Жреца, никогда не видевшего себя в таком большом количестве (четырнадцать зеркал, образующих пра­вильный четырнадцатиугольник, окружили его -- знатоки оптики с легкостью по­считают, сколько мнимых изображений себя любимого получил Жрец), что-то перекли­нило, вынудив прекратить пальбу (хотя, наверное, это все потому, что последний луч про­свистел в миллиметре от его уха). Теперь он перешел на то, что Святая Церковь называет "проповедями". - Они не остановят Великую, ибо Она -- есть правительница всех земель Фенрота! Она -- Королева и Богиня! Она -- Великая! Пади ниц презренный!

Дождь барабанил по поверхности зонта. Касаясь его, капли шипели. Алхимики долго спорили, но не смогли прийти к единому мнению по поводу, что это была за кислота, но на одном очевидном факте они сошлись сразу же -- с благородными метал­лами она реагировала, образуя непонятный газ. Иными словами -- длительное пребы­вание зачарованной тучки над головой Магнезинна грозило последнему весьма болезнен­ным промоканием, возможно, с летальным исходом. У него, конечно, оставался еще вто­рой зонт, однако дождик постепенно перерастал в серьезный ливень.

Магнезинн прикоснулся к деревянному покрытию обратной стороны зеркала. Ему бы очень не помещала сейчас способность видеть сквозь предметы, однако соответству­ющего зелья у него не было, да и потом две недели страдать от бородавок, вызванных по­бочным эффектом (почему-то у почти всех волшебных средств, употребляемых внутрь какой-либо части организма, обнаруживались весьма неприятные побочные действия), - было не самой лучшей перспективой и слишком большой, по меркам Магнезинна, ценой спасения мира от бредней сумасшедшего.

Волшебнику всего-то надо было в самом начале шарахнуть потоком Инфернального Пламени по психу, однако Страдамус был принципиальным противником плохого от­ношения к смертельно опасным идиотам. Если бы не было Инквизиции, он бы даже открыл первую психиатрическую лечебницу на Фенроте. В ней бы Страдамус:

1) Изучал бы сумасшедших как феномен самопроизвольных Дискретных Преобразо­ваний головного мозга.

2) Исследовал влияние переменных электрических и магических токов на человече­ский организм.

3) Тестировал экспериментальные снадобья.

4) И, конечно, просто бы ограждал психически больных (или иначе одаренных) от окружающего мира и окружающий мир от них, с теоретической возможностью лечения.

Однако Инквизиция заявила, что достаточно одного подобного заведения, которое находится в Инквизиториуме и является Пыточной Камерой имени лорда Порцифалла.

В общем, Страдамус хотел взять интересный экземпляр живым, а как это сделать -- заранее не подумал. Пришлось импровизировать. Сейчас оставалось только выбрать пра­вильную позицию, чтобы появиться у Жреца за спиной, и огреть последнего по голове зонтом. Правда, все это надо сделать до того, как второй зонтик, над головой волшебни­ка, закончится под натиском уже полившего как из ведра дождя.

- Примите власть Великой! Только ее Свет приведет Фенрот к спасению! Мы -- Рабы Ее. Лишь верных Великая удостоит прощения! - Жрец не унимался. Его наконец-то слушали! Плевать, что это были всего-то его отражения! На все плевать! Главное -- до­стойная публика, способная выслушать и понять всю глубину его мысли. Но, тем не ме­нее, этот старик был настоящим сумасшедшим, а они непредсказуемы. Он за тысячную долю секунды может переключиться с одной мысли на другую, ведь его сознание бороз­дит просторы Вселенной! Стоило волшебнику каким угодно образом попасть в поле зре­ния Жреца, как последний бы тут же набросился на него.

Сер Карлайл недоумевал. Наглая, совершенно неестественная фанерная панель преградила ему, Герою с большой букву, путь к подвигу! Немыслимо! Будь она живая, сер Карлайл непременно бы вызвал эту панель на дуэль!

Герой сделал шаг вдоль преграды -- невероятно! Еще одна! Стоит под углом. Какое проявление невоспитанности с ее стороны! Как можно вот таким вот образом мешать Ге­рою творить добро и генерировать сюжет для новой баллады?! Он сделал еще два шага -- опять! Нет, это не лезет ни в какие рамки! Так неодушевленные предметы не имеют никакого права себя вести!

Карлайл, заметив крошечный зазор между двумя панелями, принял очень мудрое и правильное (по его мнению) решение: он вогнал в зазор наполовину свою шпагу и принялся тянуть ее как рычаг... Что-то задвигалось...

Страдамус посчитал до двадцати. Поскольку просто перечислить первые двадцать натуральных чисел по порядку -- не интересно, волшебник сперва перечислил все простые числа до двадцати в чередующемся порядке (самое большое, самое маленькое, не самое большое, не самое маленькое...), потом, по убыванию, воспроизвел все полные квадраты на данном промежутке, затем была единица и только потом все остальные числа. На все это действо ушла одна минута и пятнадцать секунд. Теперь можно было действовать!

Магнезинн отодвинул зеркало перед собой и скользнул внутрь... Если бы волшебник двигался бы чуть быстрее, то он уже был бы насажен на выставленный вперед нож Жреца. А так этот грозный столовый прибор только уперся ему в шею. Страдамус встретился лицом к лицу с психом.

Истинное безумие всегда отчетливо видно в глазах сумасшедшего, если, конечно, в них удается заглянуть. Зрачки чрезвычайно расширены и как будто бы светятся. Где-то далеко на сетчатке скачут огоньки. Глаза либо постоянно бегают, либо, не моргая, упираются в одну точку. И, наверняка, если подойти ближе, и посмотреть в них, как в некий бинокль, можно разглядеть границы космоса. А если через безумца проходят невероятные потоки неестественной магии, то все эти признаки становятся еще четче и гораздо страшнее.

- Вот он, Великая! Он сам пришел к Тебе! Забери его ничтожную жизнь, чтобы они уверовали! Пусть УВЕРУЮТ!

Оживший мертвец, как будто бы превратился в статую и врос в землю. Он совсем не двигался, лишь только светился.

С лезвия посыпались сине-голубые искры... Что-то хрустнуло...

Сер Карлайл таки сдвинул зеркало и ворвался как всегда вовремя, чтобы совершить подвиг! Он был стремителен и полон решимости! Герой с наскока ударил обломком не выдержавшей нагрузки, но выполнившей свой долг шпаги по пальцам старика, сжимавшим конечность вурдалака.

Жрец взвизгнул. Искры пропали.

Сер Карлайл с криком: "Я же сказал -- сдавайся!" - повалил неподвижный живой труп и принялся, сидя на нем верхом, колотить. Неспособный объявить о капитуляции мертвец продолжал светиться, правда, уже не так ярко, как минутой ранее.