Незнакомка с родинкой на щеке (СИ)

Но я старалась изо всех сил.

- Милый, - я потянулась через стол и игриво погладила Женину руку, - я подала сегодня объявление о найме кухарки, обещаю, что мы едим курицу последний раз в жизни.

Честное слово, я думала, он обрадуется.

- А чем плоха курица? - изумился Женя вполне серьезно. - Но насчет кухарки это отличная новость. И тогда уж тебе следовало нанять и горничную.

- А Катя?..

- Что - Катя? Кто-то же должен вызывать прачку или хотя бы открывать дверь, когда звонят. Не знаю... если тебе ее жаль, повысь Катю в экономки. Сколько нынче платят экономкам?

- Надо в газетах почитать... - я снова упрекнула себя за то, что ничего не смыслю в ведении хозяйства. - В любом случае Катя не может быть экономкой, потому как неграмотно пишет, невнимательная и перепутает нам все счета.

- Но и от Кати в роли горничной толку нет. Я же предлагал завести лучше канарейку - от нее тоже много шума и мало пользы.

- Тише, услышит... - я покосилась на дверь.

А потом подперла рукою голову и некоторое время молча наблюдала, как муж разделывает птицу. Пока не поймала себя на том, что улыбаюсь совершенно по-глупому и думаю черт знает о чем.

- Что? - поинтересовался он, поймав этот мой взгляд.

- Нечего, просто смотрю, как ты ешь.

- Смотри-не смотри, но мне еще поработать с бумагами нужно - раньше, чем через два часа я в спальную не поднимусь.

- Я вовсе не затем на тебя смотрю! - смутилась я и вскочила с места, чтобы он не заметил, как вспыхнули мои щеки.

- А зря - могла бы попытаться. У тебя был шанс.

Я же сделала вид, что больше в упор его не вижу и прошла мимо. Правда, достаточно близко для того, чтобы он смог поймать меня, обхватив за талию, и слой усадить себя на колени.

- Не дуйся, - он легко поцеловал меня. - Неужто до сих пор не научилась различать, когда я пытаюсь пошутить?

- Кто тебе сказал, что не научилась? - я положила руки Жене на плечи и, добившись чего хотела, с обожанием глядела в любимые черные глаза. - А тебе бы следует научиться понимать, что дуюсь я лишь для того, чтобы ты меня обнял.

- А тебе кто сказал, что я не научился?

Мы улыбнулись одновременно, и на этот раз я поцеловала его сама. Легким прикосновением губ теперь не обошлось, мы немного увлеклись и очнулись только от вскрика Катюши от двери.

- Ой! - ахнула она, однако тотчас выйти не поторопилась. - Я, право, думала в столовой убрать да спать лечь пораньше.

Я, как ужаленная вскочила на ноги, чтобы оправить юбку. Один чулок Женя все-таки успел отстегнуть, и он гармошкой ниспал к щиколотке. Я готова была со стыда сгореть.

- Вы не будете уже кушать, можно убирать? - невозмутимо поинтересовалась Катюша.

- Будем, Катя, будем, вы идите... идите, пожалуйста, куда-нибудь!

Даже Ильицкого ей удалось смутить.

- Как скажете, - фыркнула она, кажется обидевшись.

Когда Катюша вышла, я мучительно закрыла лицо руками. Потом отняла ладони, поглядела на Женю, и оба мы прыснули со смеху - сразу стало легче.

- Ну вот, - упрекнула я его, - ты говорил, что Катя безнадежна, а она даже вызвалась помыть посуду.

- Как думаешь, может, теперь она сама уволится? - не разделил он моей радости.

- Тише! Услышит, нехорошо будет...

Я подошла к двери и, не дыша, приоткрыла - Катюша с той же невозмутимость удалялась в судомойную, уже закрывала за собою. Огромнейший плюс нашей горничной, который перекрывал многие, многие недостатки - Катя была совершенно нелюбопытна. Ей и впрямь не было до нас дела, ни капельки.

- Ушла, - прокомментировала я.

- Тогда зови снова, пока она не передумала - надобно все же убрать. - А на мой вопросительный взгляд развел руками, - Лида, мне и впрямь следует поработать, но я обещаю, что управлюсь быстро. Не скучай.

- Постой-ка...

Надо признать, я только сейчас, поняв, что он направится в кабинет, вспомнила о незнакомке и злополучной записке, оставленной на Женином столе.

- Утром, едва ты ушел, к нам заглянула женщина... Искала тебя.

Он нахмурился.

- Брюнетка, совсем молодая. С родинкой на щеке.

- Я не знаю такой, - с сомнением пожал плечами Женя. - Она представилась? Быть может, адресом ошиблась?

- Нет, она искала именно тебя - назвала твое имя.

- Она сама назвала мое имя, или согласилась, когда его назвала ты?

Я запнулась, припоминая. И правда... это я уточнила у нее, ищет ли она Евгения Ивановича, а незнакомка лишь подтвердила. Когда я счастлива, то становлюсь глупой как пробка... Разумеется, следовало настоять и выпытать, кто она такая, а не выдавать всю подноготную об Ильицком!

- Должно быть, действительно ошиблась, - заключил по моему растерянному взгляду Женя. - Или, если она, говоришь, совсем молода, вполне возможно, что это одна из моих вольных слушательниц.

- Вольных слушательниц?

- Да. Я ведь упоминал, что с недавних пор Университету предписали допускать на лекции и девиц - вольными слушательницами. Такая глупость... Я даже с руководством ссорился. Зачем, скажи мне, этим девицам история Балкан?

Я давно уже уперла в бока руки, глядела на Ильицкого из-под бровей и ждала, когда же он намекнет, что удел женщины - это Kinder, Kuche, Kirche, Kleider . У меня много было что сказать по этому поводу.

Ильицкий же, видимо, этот мой взгляд разгадал и выставил, будто защищаясь, руки:

- Нет, я вовсе не имею в виду, что девицам не нужно образование! Но смешанное обучение - это чушь собачья, и ни к чему хорошему не приведет. На занятиях балаган! Студенты лектора не слушают, то и дело отвлекаясь на этих смазливых пигалиц. А девицы... дай Бог, если хотя бы треть их них явились действительно за знаниями! Вот намедни как раз выгнал двоих таких, велел на мои лекции больше не ходить. Так они домой ко мне заявились?! Хороши...

- Девица приходила всего одна, - поправила я, вспоминая, как она себя вела, и что говорила.

Одета незнакомка была, пожалуй, излишне броско для вчерашней гимназистки - так, быть может, Женя за то ее и выгнал? Мне внезапно сделалось легко, будто груз с души упал.

Расчувствовавшись, я даже вновь подалась к Ильицкому, обвивая его шею руками:

- И много у вас там смазливых девиц?

- Хватает.

- А умниц?

- Тоже есть парочка.

Он охотно обнял меня, привлекая к себе и, очевидно, снова забывая о своих бумагах.

- А таких, чтобы и умница, и симпатичная?

Ильицкий сделал вид, будто задумался. Но потом решительно покачал головой:

- Ммм... пожалуй, нет - я женился на последней.

Женя знал, как доставить мне удовольствие.

На этот раз мы предусмотрительно укрылись в спальной и не забыли запереть дверь.

* * *

Проснулась я глубокой ночью - от холода. Вокруг висела тяжелая непроглядная тьма, но я сразу почувствовала, что одна в постели. И даже испугалась - оказывается, окончательно отвыкла спать одной.

Тотчас, не мешкая, чтобы зажечь свечу, на ощупь нашла пеньюар, брошенный на спинку кресла, закуталась в него и, стуча от озноба зубами, направилась искать мужа - сперва в будуаре, потом в гостиной. Оказалось, что свет во всей квартире горит только в Женином кабинете - туда-то я и поспешила.

Но замерла в дверях, робея войти. Недоброе предчувствие опять терзало меня - я думала о незнакомке и ее треклятой записке.

Привиделись отчего-то ласковые руки мамы, погибшей, еще когда я была девочкой. Ее вздох и взгляд, смотрящий в такую же густую ночь, как сегодня. Ее слова, сказанные уж не помню по какому поводу.

"Боги не любят счастливых, Лиди. Ежели все слишком хорошо, то непременно жди беды".

Я несмело заглянула в приоткрытую дверь.

Женя сидел в плохо освещенном кабинете, откинувшись на спинку кресла. Пальцами за уголок он держал блокнотный лист, некогда свернутый два раза, и смотрел, как ярко полыхает он огнем. Смотрел хмуро, настороженно. О чем он думал в тот момент? Дождался, когда бумага прогорит до черноты и только тогда уронил ее в пепельницу.