Духи заснеженных равнин (СИ)

Девчушка крепко прижалась к деду и задрожала. Он же приобнял её своей широкой рукой и улыбнулся.

- Тут такое дело неловкое... Мы же охотники: я охотник, сын мой охотник, дети его охотниками будут. А зверь из нашего лесу ушёл почти весь. То ли мы духов лесных чем обидели, то ли проиграли они всех зверей другому лесу. В общем, не стало охоты. Голодно стало. И нам и волкам.

В подтверждение его слов раздался голодный волчий плач. Совсем близко. Точно зверь шёл практически подле самой телеги. Старик неодобрительно сплюнул, выругался. Попутчик же что-то тихо прошептал. И тут же откуда-то из лесу донёсся кроткий скулёж. А потом стало тихо.

- Так вот... - продолжил дед. - Трудные времена пришли. Детей нечем кормить стало. Старшая дочь, благо, замуж успела выскочить. Да только ещё три дитятки осталось: дочурка младшая - Дара, то бишь - да два пацана. Один младенчик ещё совсем. Иногда нам зайца иль кролика словить удавалось, но на столько голодных ртов его разве разделишь? Вот и решил сынуля, что надобно от одного рта избавиться. Меня выгнать нельзя было. Прародитель всё-таки. Да и издохну не завтра, так через пару месяцев. Пацаны работниками станут. Их тоже нельзя. Решили Дару в лес отвести. Да там на милость духов и оставить.

Ребёнок никак не реагировал на рассказ деда. Да, её плечи подрагивали, но то было из-за холода и, возможно, самую капельку из-за страха перед неизвестным. Разум же её был чист и спокоен. Точно судьба, на которую хотели обречь её родители, совершенно её не беспокоила. Более того, она относилась к ней как к данности. Как к долгу.

Путнику стало тоскливо. Даже семилетние дети уже были изуродованы этим краем. Эта слепая покорность своей судьбе с каждым поколением лишь крепла. И не далёк был тот день, когда грудные дети начнут улыбаться в лицо палача, приносящего их в жертву своим неразумным богам. Впрочем, это уже не его дело.

- И что же случилось потом? - спросил путник.

- Как узнал я об этом, стал сына бранить на все лады. Бесом его назвал. Зря, наверное. Всё-таки лучше одного ребёнка лесу отдать, чем всю семью голодом заморить. А там, глядишь, какой дух дару обрадуется - даже на оленя вывести поможет. Вот только совесть мне не позволила родной кровиночкой пожертвовать. Забрал я её из дому. С собой увёз. Отдам куму на попечение. У них с кумой детей отродясь не было. Пускай потешатся на старость лет. Девка-то работящая. Хорошая хозяйка выйдет.

"Что ж, и такие люди остались" - подумал мужчина и поймал себя, на мысли, что улыбается. Затем тут же провёл рукой по губам, будто бы стирая улыбку. Быстро, чтобы никто случайно не заприметил.

Делать в дороге было нечего, и мужчина достал потрепанную колоду карт. Быстро раскинул их, цокнул языком и сложил назад. Карты предсказывали благополучную дорогу и полный дом. К несчастью, мужчина не верил в предсказания. Гадать по картам он научился у кожевников-караванщиков. Без умысла. Просто, чтобы убить время в пути. Грядущая судьба не слишком волновала путника. Всё равно она лежала не в его руках.

Колесо попало в яму, и повозку тряхнуло. Девочка взвизгнула. Совсем тихо.

- Ну-ну-ну, - пробормотал старик, обращаясь то ли к лошади, то ли к ребёнку.

Из-за встряски прямо к ногам путника упала связка тканей самых разных расцветок. На ощупь они были мягкие, из очень хорошего материала.

- Богатый у вас багаж для тех, кто спасается бегством, - заметил он.

Дед слегка стушевался от его слов, а потом разразился громким хохотом.

- А это всё - дитяткино преданное, да гостинцы для кума. Не с пустыми же руками ехать. А семья не обеднеет. Им бы чтобы хлеба на остальных поболе хватало, а сапоги да тряпки им без надобности. Ты лучше поведай, безымянный, куда путь держишь? Али тоже секрет?

- Почему же? О том могу рассказать. Держу я путь к самому краю земли. Туда, где по легендам разливается бескрайнее море.

- К морю, - повторил старик. - Экая нелепость! Зачем тебе сдалось это море? Говорят, там одна вода кругом. Ни пуда землицы. Даже ступить некуда.

- А зачем ступать по морю? Кому вообще в здравом уме придёт такая идея? Море нужно, чтобы по нему плыть. Дальше и дальше, пока эта проклятая земля не скроется из виду. А там, может, островок какой встретится. А если нет, то всегда ко дну пойти можно. Всё лучше, чем здесь.

- Странные у тебя мечты. Но это неплохо. Хорошо мечтать. А то так вся жизнь в порядке и пройдёт. А вот я о море и не мечтаю. Мне бы оленинки жареной с картошечкой. Или супчику б какого похлебать. Супец-то повкуснее моря будет. Правда ведь?

- Правда, - согласился путник.

- Дядя, а до моря отсюда далеко? - вдруг подала голос девчушка.

- Не знаю. Из моих мест до моря никто не дохаживал. Да и здесь о нём только из сказок знают. Так что далеко, наверное.

- А сколько ты уже идёшь, дяденька?

- Тоже неведомо. Может, что год, а может и больше. Зима ведь - она безбрежная. Не успеешь понять, что закончилась, как снова ветры ледяные пальцы лижут. А лето... лето лишь поцелует в губы - и нет его.

- А откуда знаешь, что море есть? Раз уже столько шагаешь, а его всё нет нигде.

- Ну, скажем так, есть у меня пара знакомых, которым точно ведомо, где оно плещется...

- А-та-та-та-та-та-та, - вот такой вот замечательной тирадой прервал их старичок. - Не приставай к человеку, малявка. От твоего жужжания даже у глухого голова лопнет. Запомни: крикун беду кличет. Так что помалкивай. Лучше тряпочки возьми, поиграйся.

Ребёнок замолчал, обиделся. А дед лишь ухмылялся. Надолго ли? Детская обида - она как пёрышко. Дунет ветер и унесёт. А там уже снова щебетать станет - не уймёшь. Но хотя бы пара минут в тишине не помешают.

Но внучка подала голос много раньше, чем рассчитывал старик. И на то была причина.

- Деда, волки, - сказала она коротко.

Из чащи на людей смотрело множество голодных глаз. Сверкающие в ночи они впивались под самую кожу, снимая с неё слой за слоем в поисках мяса.

Дед до крови стегнул коня и тот припустил во весь опор. Как бы ни были быстры волки, но надежда оторваться от них теплилась в его груди. Волки были не менее голодны, чем люди и, наверное, уже порядком подустали от безуспешной ночной охоты. Лошадь же была добра, сильна и хорошо накормлена. Сил у неё тоже пока хватало. Дед не зря придерживал скотину всё это время. Ощутив свободу, она рванула вперёд, что было мочи.

С обеих сторон замелькали сосны и ели. Прежде чем стая запоздало кинулась в погоню, повозка успела оторваться от них на приличное расстояние..

Лошадь бежала быстро, как только могла, вкладывая в эту гонку не столько силу мышц, сколько саму жизнь. Но волки и не думали отставать. Им тоже было, что терять. Их жизнь и жизнь их приплода зависела от успеха этой охоты.

С обеих сторон приближались к телеге звери, постепенно зажимая беглецов в тиски.

Заметив это, дед ловким движением руки закинул внучку в телегу и прокричал:

- Эй, мореход, хватай рогатину! Будешь отбиваться! А я править буду.

Тень раздражения пробежала по лицу мужчины. Защищать себя он привык - это было довольно легко. Но сейчас старик практически отдавал ему на сохранение свою жизнь и жизнь внучки. Для путника это было в тягость.

Отпихнув девчонку в сторону, он схватил рогатину и крепко сжал в руках. Перспектива сражаться с волками, конечно, не радовала. Но и смерть не входила в его планы.

Перехватив своё оружие поудобней, он начал тыкать им в приближавшихся к телеге волков. По морде, по лапам, под рёбра. Он бил их всюду, куда только мог достать. Волки рычали, пытались ухватиться зубами за рогатину, ловко отпрыгивали из-под удара. И ни на толику не замедляли бега.

Этих усталых серых странников гнал вперёд голод. Что им какая-то рогатина? Выбей им глаз, перебей лапу, вспори живот - всё бесполезно. Никто и ничто на свете более не могло остановить стаю. Лишь только страх. Но волк не боялся человека. И потому человек не мог победить волка.

- А ну, ретивая, скачи так, чтоб искры из-под копыт выбивались! - кричал старик-доживала лошади. И лошадь скакала. Задыхалась, исходила потом, но скакала.