В душной ночи звезда (СИ)

Но рома Матвей не уходил, настаивал, даже злился, а под конец, чувствуя, что просто так уговорить ратушских мужей не удастся, признался:

- Мать сказала, без неё не оживёт человек ваш! Будет лежать, пока не иссохнет, и не превратится в мощи! Не пустите старуху - не будет вам прощенья: душа его в плену, между небом и землёй подвешена. Отдайте нам человека, Христа ради!

Тогда опять совещались мужи ратушские и настоятель; позвали лекаря Франциска, и сошлись на том, что бортника осторожно перенесут в крепость, а Матвей приведёт мать туда. В монастырский двор

цыганке нельзя.

Прошли ещё сутки, прежде чем Бод очнулся. Над ним сидела старая Галла - смуглая, костлявая, носатая. Только глаза её цыганские - огромные, тёмные, - блестели в скудном свете осеннего дня под пёстрым платком, закрученным на голове. Цыганка вот уж много часов подряд сидела рядом, бормоча что-то, руками водила по его лбу, рисуя крест.

- Ай-вэй! - с явным облегчением сказала Галла, увидев, что Бод открыл глаза.

- Ай, не знала, увижу ли я тебя на этом свете, дорогой? Долго лежал, князь! Долго сидела старая Галла, как теперь оторву свои кости от лавы?

- Спасибо тебе, мать! - с трудом пошевелил губами Бод, чувствуя, что слёзы навёртываются ему на глаза:

- Не знал, что уйду так далеко.... Услышал твои молитвы, и пошёл на голос. Долго шёл, пока не ударил в лицо яркий свет. Спасибо тебе, что сумела вывести...

Он был очень слаб.

- Будь здоров, сокол! Будь здоров, князь! Ай, живи долго, будь богат, будь счастлив! - привычной скороговоркой, как будто собираясь охмурить деревенского парня-простофилю, лила цыганка. Но видно, что и она несказанно рада его благополучному выходу из забытья.

Бод был благодарен ей за терпеливое бдение, за то, что окружив

молитвами, как коконом, не дала душе разлучиться с телом. И за то, что сейчас, когда он в приграничье, ещё не совсем вернулся к жизни, не слышит ни одного Случайного Слова, - только хорошие пожелания сыплет щедрый на лесть язык старухи.

"Странный народ! - подумал Бод, - держатся за свою свободу, терпят

беззаконие со стороны чужекровных, но свободу не меняют ни на какие обещания*, и, главное, на людей зла не держат. В чём секрет? Просты, как дети?"

С каждой минутой к нему по капле прибывали силы. Он возвращался окончательно. Теперь дала о себе знать боль в избитом теле. Крепкое сложение и выносливость спасли его: сильно болело в груди, остальное - синяки, кровоподтёки.

Пройдёт. Он постарается стать на ноги быстрее.

Как там Анна?

Прислушался. Не ощутил ничего. Вообще ничего.

Что произошло, пока он был НЕ ЗДЕСЬ? Сколько отсутствовал?

Тело ныло. Из ран заново начала сочиться кровь: время опять пошло.

- Что с ней?

- С чем уснул, с тем проснулся, красавец? Жива! Что с ней сделается?

- Галла, знаешь, о чём спросить хочу?

- Конечно, знаю, золотой! Конечно, всё знает старая Галла. Точно и ты хочешь это знать?

- Думаю... - он молчал долго, мучился болью.

- Мать, скажи. Я могу и сам, но что-то держит. Как будто нельзя мне заглядывать вперёд.

- А мне можно?

- Я хочу знать. Скажи.

- Ой ли?!

- Говори... - прошептал Бод.

- Она лишит тебя силы, она покинет тебя одного! Ох, тяжело тебе будет. Так никто не любил на земле, как ты её любишь, князь мой золотой!

О-о-о! Зачем спрашивал?

Что, знаешь теперь? Великое знание - великое зло, чародей!

И тут же мысли понеслись, утешая: "Не всегда правду говорят гадалки. Не верь, истина многолика!"

- Правду говоришь, Галла?

Цыганка перекрестилась.

- Старуха, я нездоров, что, не обрадуешь меня ничем?

Жизнь моя, что, кончена? Я не смогу без неё!!! - Чародей испугался сам себя - в волнении так глянул на цыганку! Осторожнее! Но с Галлой ничего не сделалось, она заюлила словами:

- Ну, милый князь золотой, соколик, есть у меня и хорошее для тебя, как не обрадовать - обрадую, спаситель ты наш. За моего внука, за Сашко, всё тебе открою. Только ...

- Что? - Бод почувствовал неуверенность старой цыганки, что-то сильно мучило старуху, иначе не начала бы она, как на базаре со случайным зевакой, кружить, набивать себе цену!

У цыганки даже губы задрожали. Она покачала головой, потом зыркнула из-под бровей на незадачливого чародея, решилась:

- Король Матвей велел тебе деньги вернуть за покупку ножа того, помнишь?

- Так... (Нет, не жадничает, что-то ещё...)

- Вот твои деньги - много ты отвалил за ножичек!

- Он того стоил.

- Люди, все рома, говорят - никогда тебя не забудут! Помог ты нам, человек! Ай-ай, как помог ты нам! Спас Сашко от лютой смерти!

- И ты мне так же помогла, Галла, и я тебя не забуду! Но попроси людей своих не называть моё имя - ни к чему мне такая слава, ладно? Чего же ты хочешь?

- Князь мой, ножичек отдай! Прошу! Продавали его без моего ведома. Нужен он

мне очень - его заговорили, мне дарили: на счастье, на долгую память. Не могу с ним расстаться! Я никому, ни сыну, ни мужу не говорила, от кого ножичек, и что так дорог он мне, не знают. И я, случалось, вырезала им с тела человека и змеиные укусы, и.... Без него не могу, веришь?! - цыганку трясло, она сделалась страшной.

- Кинжал отдам, Галла. Твоя память будет висеть на нём, а мне ЧИСТОЕ лезвие нужно. Жаль, конечно, что не нашёл я до сих пор такого острого клинка. Может, добудут твои люди такой кинжал ещё раз - привезите. В цене не обижу. Я в Киеве, в Чернигове часто бываю, искал. Но с твоей сталью ничто не сравнится.

- Да, - закивала головой цыганка. - И за это он тоже мне дорог. Спасибо.

- Спасибо мало, - улыбнулся Бод. - Деньги за ножик мне не сейчас, потом вернёте. Ты узнаешь, когда я дома буду, или дождёшься - я в табор пожалую?

- А сейчас ты что, не домой? Ты силён, заживут скоро раны как на собаке. Я и слова нужные над ними читала.

- Ты хоть знаешь их, нужные слова? - улыбнулся одними глазами Бод. (Нет, весело иногда угадывать людские помыслы!) - Если ты будущее моё разглядела, почему не поняла, что не пойду я сейчас домой, и выздоравливать не спешу.

- Правильно, - захихикала цыганка и забренчали на костлявой груди монеты, нанизанные в несколько рядов, - пусть сама беленькими ручками тебя на ноги поставит. Ты же к ней летел, когда на тумаки нарвался. Но не думай - и я непроста. Тогда под замётом я что надо, шептала: чтобы не начали тебя резать или гвозди в пяты забивать. Рома знают, подтвердят. И кое-что и я могу: только отходными молитвами отца Никифора ты бы с того света не вернулся.

- Знаешь, Галла, - встрепенулся Бод, довольный, что мысль вовремя пришла в слабую ещё голову. - Вы на зиму здесь останетесь или съедете? Где вам зимовать разрешили? Я бы чуть позже наведался к тебе. Дело есть, и заплачу, старая, если поможешь.

- Зимовать сказали* в селе за Ведрыц-рекой, близко. Мы, пока тепло держится, до последнего сниматься не будем - ехать всего три версты.

Цыганка что-то думала, прикидывала, пристально вглядываясь в лицо Бода. И на его немой вопрос ответила:

- Я подарок тебе сделать хочу - понравился ты мне.

И, как хотел, обрадую тебя, хворый. Слов хороших могла бы наговорить, чтоб ты утешился, но это всё не то. Что слова! На, держи: оно тебе до пары, а значит, так суждено.

На ладони старой Галлы дробной густо-красной каплей блестнул лал на перстне - таком, как у Анны.

- Ух! - даже привскочил на лавке Бод, но сильная боль резанула в груди, избитое, измятое тело возмутилось, отозвавшись болью в каждой мышце, в каждой косточке. Он со стоном опустился обратно на постель, натянул съехавшую с лавы солдатскую дерюгу.

- Где взяла, мать?

- Обрадовался?

- Очень! Только не знаю, чему.

- Знаешь, знаешь, ума тебе не занимать. Это кольцо не продажное, не купленное: случайно нашлось. Ты, вижу, ведаешь, где второе такое же. Теперь узнай, куплено ли то кольцо, или подарено, или само нашлось, и решай - вместе им