Домбайский вальс (СИ)

Каждое утро он выскакивал на улицу в одних трусах, которые были ему до колен, и бегал там босиком по снегу, не обращая внимания на жестокий мороз. Потом возвращался в палату, растирался докрасна полотенцем, нередко путая своё с полотенцем Якова Марковича, ухал, крякал, хлопал Кролика по худосочной сутулой спине и ржал, как жеребец. На голове у него красовался жёсткий курчавый чуб "смерть бабам", и всё его могучее белое тело было покрыто буйной светло рыжей растительностью, выпиравшей, будто крапива, из рукавов и вечно расстёгнутого ворота рубахи.

По ночам Иван так молодецки храпел, что Яков Маркович, в одну из кошмарных бессонных ночей, накрыл голову подушкой и заплакал настоящими мокрыми и солёными слезами. Иван был не дурак выпить, забить "козла" в домино и сыгрануть в карты. А после того как Юрий Гаврилович Лесной, московский режиссёр, похожий на Пьера Безухова, тоже ночевавший в палате ╧6, научил Ивана играть в покер, тот никому не давал прохода и назойливо приставал к соседям по палате, заставляя их чуть ли не силой принимать участие в этой азартной карточной игре. Он любил рассказывать похабные анекдоты, и сам всегда хохотал над ними громче всех остальных; часто употреблял отдельные неприличные слова и даже целые выражения; обожал рискованные разговоры на политические темы, от которых Яков Маркович холодел, жался и испытывал острое желание удалиться за дверь.

Когда Иван Краснобрыжий бывал навеселе, а не навеселе он бывал крайне редко, практически никогда, он обращался к Якову Марковичу издевательски, зная, что тот не согласится, и именно это его подзадоривало:

- Братец Кролик, давай садись, сыграем в покер. А не станешь, получишь по ушам. Или в нос. Сам выбирай куда.

Это он, Иван Краснобрыжий, наградил Якова Марковича позорной кличкой "Братец Кролик", которая так и прилипла к уважаемому в Шахтостроительном управлении ╧1старшему экономисту, 1917-го года рождения, то есть, по сути дела, ровеснику Октября, как, извините, мокрый банный лист в парилке к жопе. И никто больше (за редким исключением) не называл Якова Марковича иначе как Братец Кролик. Даже этот сопливый Порфирий (ещё один сокоечник Якова Марковича в палате ╧6), которого все звали Фирой и который годился ему в сыновья. Это нелепое прозвище очень обижало Якова Марковича и уязвляло его самолюбие. Особенно горько ему было после того случая, когда турбазовская врачиха, с красивыми, как у коровы, глазами в ответ на тактичную просьбу Якова Марковича посоветовать ему что-нибудь от бессонницы и изжоги сказала ему беспардонно и по-хамски:

- Братец Кролик, таблетки от бессонницы у меня, увы, вышли. А против изжоги могу посоветовать квашеную капусту по три раза в день натощак.

Один раз в клубе турбазы показывали кино "Чапаев". И хотя все видели этот фильм по многу раз, все как один повалили в клуб, потому что, во-первых, фильм действительно был хорош, а во-вторых, других не было. Пошёл и Яков Маркович, чтобы, во-первых, приобщиться к культуре, а во-вторых, скрыться хоть на время из палаты ╧6. Пошёл и Иван Краснобрыжий, который чуть опоздал к началу показу сеанса. Пробираясь, согнувшись, меж рядами стульев, по ногам сидящих на них зрителей, в поисках свободного стула, Иван наткнулся на Якова Марковича, опустившего взор долу, чтобы его не заметил "анчихрист". Но Иван его заметил. И не совладал с собою. Не смог он не поддаться искушению: прицепиться к своему антиподу. И попытался согнать его с занимаемого им стула:

- А, Братец Кролик! - зарычал он медведем. - Тебе привет от моих штиблет. Прочь с мово места, как муха с теста!

Яков Маркович заартачился от возмущения нервов. Сидевшие рядом с ним зрители, освещаемые с затылков лучами проектора, в которых металась пыль, зашумели, зашикали. А Иван, нисколько не смущаясь, всё ещё согнутый пополам, сказал:

- У! Зашипели, как гуси. Я пошутил. Шуток юмора не понимаете. - И заржал, как жеребец, почуявший кобылу. И дальше пошёл, по рядам.

Яков Маркович остался на своём месте, но настроение было испорчено. На экране Анка строчила из пулемёта "Максим", но Яков Маркович этого уже не видел, потому что с середины фильма ушёл, обиженный.

Вторым соседом Якова Марковича по палате был упомянутый выше Порфирий. Фамилию тоже, образно говоря, имел лошадиную: Курочкин. Он был студент из Ростова-на-Дону, учился в сельскохозяйственном институте на агронома, но истинной его страстью была фотография. И он ходил всегда обвешанный фотокамерами, экспонометрами, вспышками и ещё разными штуками в кожаных футлярах. Всё это вместе третий сосед Якова Марковича, упомянутый вскользь выше как режиссёр, называл "сбруей".

Порфирий лелеял мечту. Она заключалась в том, чтобы сделать фотоснимок слаломиста, проходящего в крутом вираже, на фоне горы Белалакая, ворота трассы, чтобы получился при этом пронизанный ослепительным солнцем сноп снежных брызг. И послать этот снимок в журнал "Советский Союз". И получить за него премию. В Домбай Порфирий приехал на зимние каникулы в надежде поймать нужный момент. А пока из-за небывалого мороза мечту приходилось откладывать. Пришлось ему временно искать жанровые сюжеты внутри помещения турбазы "Солнечная Долина". Однажды наткнулся на парочку в тёмном углу, где какой-то бессовестный турист, снедаемый бездельем, пытался склонить к непорочному прелюбодеянию застенчивую девушку. Она шептала с любовным придыханием и повторяла шепотом горячо, от волнения:

- А шо потом? А шо потом? Может, не надо?

А он ей, возбудившись, видно, сильно, тоже шёпотом:

- Как это не надо? Напротив, надо, надо, надо! Да ты не бойся милая. Бери пример с меня: видишь, я же не боюсь. Может, на тебе женюсь.

И нацелился Порфирий на них своим фотоаппаратом с намерением сделать снимок при вспышке магния. Но в это время получил хук, пришедшийся ему прямо в глаз. Из него посыпались на пол крупные искры. Легко могли бы, между прочим, стать причиной пожара, будь на месте твёрдого букового паркета что-нибудь более легко воспламеняющееся. Сгореть могла бы турбаза дотла. Вместе с прилегающим лесом, в том числе, купой чинар, на одной из которых совсем недавно висела машина марки ЗАЗ 965-А, принадлежавшая на правах личной собственности Донату Симановичу, известному альпинисту из лагеря "Красная Звезда", кандидату в мастера спорта, между прочим. Покинувшему к тому времени пределы Домбайской поляны в оскорблённых чувствах и в жестокой обиде на завуча Франца Тропфа.

А покуда обошлось, бог миловал, без пожара, ограничилось всё припухлостью глаза и синяком. Об этом будет сказано ещё не раз, а тем временем пока следует, сдаётся, скупо описать студента из Ростова-на-Дону, чтобы читателю стало понятно, с кем он познакомился.

У Порфирия были тонкие руки и нежная кожа, и был он похож на девушку. На Ивана он смотрел восторженными голубыми глазами и старался во всём ему подражать. Хотя получалось это у него, прямо сказать, не очень похоже. Например, называл он Якова Марковича Братцем Кроликом робко и застенчиво, совсем не в пример своему весёлому и грубому идолу.

И если бы не третий палатный сосед, который всегда заступался за Кролика, закрывал форточку, затворял распахнутую дверь и выгонял паршивцев курить в коридор, Яков Маркович давно бы покинул райское место, не выдержав душевной муки. Это был Юрий Гаврилович Лесной, режиссёр из московского радио по вещанию правдивой социалистической информации на африканские и арабские страны.