Двое против всех (СИ)

- Мисс Ховерс, - сипло сказал Дэйв, - мы готовы давать результат, но для этого необходимо больше исследовательского материала...

- Какого именно? И почему вы молчали, если материальная база недостаточна?

- Я посылал запрос в управление, но ответа оттуда пока не пришло...

- Еще раз. Что нужно для большей эффективности исследований?

Дэйв, по-прежнему глядя куда угодно, только не на собеседницу, ответил:

- Расширить квоту на забор био-образцов по программе "надежный стандарт". Сейчас нам позволяют выдергивать из базы по одному человеку в месяц.

- А нужно? - спросила Эледа.

- Хотя бы....

- Сколько у вас боксов для содержания? Впрочем, неважно. В двадцатых числах подавайте заявку для полной комплектации боксов.

- Благодарю, - голос у Дэйва совсем осип.

Мисс Ховерс посмотрела на управляющего лабораторией с жалостью:

- Дэйв, прекрати так трястись. Ты ведешь себя еще ужаснее, чем моя горничная, из этих... новомодных. Она тоже избегает смотреть в глаза, постоянно трясется и силится угодить на каждом вдохе. Это раздражает. А я не терплю дискомфорта, - в ее голосе прорезались металлические нотки.

Мистер Парсон, наконец, поднял глаза на собеседницу. Лицо у него лоснилось от пота и было неподвижным, застывшим, словно маска.

- Ты ужасен, - искренне сообщила Эледа. - Смотреть противно. Займись своими подчиненными. Материалом мы вас обеспечим. И дайте уже, наконец, результат. Результат, Дэйв. Ты понял?

- Да, мисс Ховерс.

- Работайте.

С этими словами она направилась к дверям. Дэйв поспешно вскочил, едва не опрокинув кресло, но мисс Ховерс и ее амбалы уже вышли.

Как только дверь за ними закрылась, мистер Парсон трясущимися руками вцепился в ролекс, снова выставляя таймер в рабочий режим и лишь после этого бросился к кулеру. Он пил ледяную воду стакан за стаканом, до ломоты в зубах, до судорог в горле, а потом медленно осел на пол, уткнулся лицом в ладони и беззвучно разрыдался.

* * *

Кошмар Джеллики Тарукай тянулся на протяжении полутора лет. Она уже давно забыла, каково это - жить, не вздрагивая от звука шагов, не обмирая от взгляда, брошенного вскользь, не просыпаясь от собственного крика, который сама же и душишь, зарываясь лицом во влажную от пота подушку.

Кошмар не прекращался. От него не было избавления. Застывший ужас поселился в животе, свернувшись ледяным комом. Джеллика просыпалась с ним и засыпала, ходила за покупками и прибирала дом, улыбалась окружающим и тайком плакала по ночам. А еще мечтала, ненавидела, ела, пила... Но страх всегда - всегда! - даже когда ее рвало от боли, оставался внутри.

Джеллика даже научилась различать разные виды кошмара. Как и разные виды унижения. Например, её спрашивали: "Мисс Тарукай, почему на моем столе пыль?" Спрашивали очень вежливо, не повышая голоса. Но вдоль по позвоночнику сразу же ползли ледяные мурашки. Ведь Джеллика понимала - никакой пыли на столе нет, она протирала его сегодня утром и даже днем, потому что знала: за ничтожное пятнышко ее накажут. Сильно накажут. Поэтому вопрос про пыль был всего лишь придиркой, которая означала, что раз уж нет реальной вины, ей припишут вымышленную. Придраться не к чему - весь дом сияет. Он всегда сияет, ведь Джеллика убирает его, не покладая рук. Каждый день, прерываясь лишь на то, чтобы торопливо перекусить.

Но, если повод для гнева отсутствует, его всегда можно выдумать. В конце концов, почему нет? Джеллика же не работница корпорации, у нее нет прав. Конечно, контрактом оговорены некоторые нюансы, но... жалобы рассматривает только агентство по найму. Причем только то агентство, которое оформляло контракт. А ее агентство закрылось через три месяца после подписания ее договора. И вместе с закрытием исчезла даже та мизерная защита, на которую могла рассчитывать мисс Тарукай и все остальные из ее набора.

А ведь Джеллика сама выбрала этот дом. Ей показали голографические проекции. Дом был прекрасен! Какая честь - работать в таком месте, да что там работать, честь - даже просто приблизиться к нему! Она в жизни не видела ничего роскошнее. И ей повезло - она сюда попала, потому что главным пунктом помимо "исполнительности, чистоплотности и образованности" наниматель особо обозначил "эстетичный внешний вид".

Джеллика подошла по всем параметрам. Она отлично читала, писала и считала, прошла платные курсы хаус-менеджмента. Она умела готовить, сервировать, убирать и даже петь! А ее внешний вид был однозначно эстетичным, поскольку Джеллика была очень хорошенькая, невысокая и тоненькая. Телосложение, как и азиатский разрез глаз, она унаследовала от матери-островитянки, а вот медную кожу, пухлые губы и вьющиеся волосы - от деда-африканца. Не красавица, конечно, но, как сказали в агентстве: "Весьма пикантная".

Она очень надеялась, что сможет пробиться в корпоративной зоне и получить вид на жительство. Стать человеком! А стала рабыней. Ее считали здесь всего-навсего одушевленным предметом или даже домашним животным. Только к домашнему животному относятся с куда большим снисхождением, чем к Джеллике. Домашнее животное не наказывают так часто.

А вот Джеллику - сколько угодно. В основном безо всякого повода. И это было гораздо хуже, чем когда повод находился. В конце концов, за действительную провинность она получала одну-две хлесткие пощечины, иногда - пинок. Но если причины для побоев не было, ее унижали.

Унижения всегда были разные, но в целом она делила их на три категории.

Первая - Безобидная. Когда унижали словом. Это, конечно, противно, но, по крайней мере, вытерпишь с улыбкой - сможешь убраться с хозяйских глаз. Недалеко и ненадолго, конечно, но все-таки будет передышка. Вот только каждый раз можно лишь гадать - отпустят быстро или решат продолжить измывательства уже не только словесно.

Вторая - Противная. Для этого придумывали что-то по-настоящему мерзкое и заставляли ее это делать. Глубина мерзости зависела от глубины хозяйского раздражения и недовольства. Так, например, "пыльный" стол горничная вылизывала языком, якобы "несвежую" рубашку ей однажды запихивали в рот, пока она не потеряла сознание от удушья, а за "не прожаренный" стейк приказали съесть принесенный откуда-то кусок протухшего мяса. Съесть красиво. С фарфоровой тарелки. Вилкой и ножом. С приятной улыбкой. Ведь если она готовит всякое дерьмо, то и сама должна есть дерьмо безропотно. Впрочем, Джеллика тогда была глупой. Не смогла съесть, начала давиться и плакать.

И познакомилась с третьей категорией унижений. Самой Ужасной.

Ведь нет ничего страшнее, чем когда омерзительное унижение растягивается на часы, дни, а то и месяцы. И повторяется раз за разом в одно и то же время.

Да, воспитанием Джеллики Тарукай занимались очень ответственно. Ее отучили от брезгливости. И приучили терпеть боль. Джеллика умела все. Умела не плакать и хранить спокойствие, когда внутри поселялась мелкая дрожь, а в груди холод, когда даже шаг сделать было невозможно - не слушались ноги. Но раздавалось мягкое, почти ласковое:

- Мисс Тарукай, подойдите.

Она всегда подходила.

В этом доме не терпели суеты. "Во всем. Необходим. Порядок", - так ей говорили, тыча лицом в нарочно пролитый хозяйской рукой кофе. "Хватит трястись. Это раздражает!"

Да, она помнила - прислуга должна быть вышколенной и понятливой.

Джеллика стала очень-очень понятливой. Правда, не сразу.

* * *

В первые недели, когда Джеллика Тарукай только поступила на работу в этот дом, она еще не была ни вышколенной, ни понятливой. Была самой обычной - глупой горничной, которую на ее великое счастье взяли работать с забытого всеми (кроме агентства по найму) острова в Чистую Зону.