Тройная игра афериста (СИ)

Гоша кивал башкой, чавкал, как бегемот. Его маленькие глазки смотрели предано и честно. Знал бы он, что я о нем на самом деле думаю!

Но у моего плана была и вторая, неизвестная никому, часть. Я слишком дорожил своим телом, чтоб подставлять его под пули охранников. Нет, и первая часть плана была не плоха; я вовсе не желал ребятам дурного - пусть сбегут на здоровье, если смогут. У меня в эту ночь был свой путь, более безопасный. А они отвлекут ментов. И сделают это гораздо лучше, чем Гоша.

Задребезжал звонок на работу. Я был в третьей смене. Вместе со мной в третью смену выходили оба вора. Они мне доверяли.

В зоне были еще кое-какие дела, но я уже не успевал. И я шел на шмон к рабочей зоне, сожалея только об одном - о том, что не успел отомстить начальнику санчасти, главному лепиле зоны, майору Момоту.

Зона - уродливый загон для людей. Вечер, вторая смена выходит на работу. Длинная кишка однообразных фигур сочится сквозь просчитывающих их охранников. Взвизгивают циркулярные пилы, кашляют тягачи, таща огромные хлысты деревьев. Один бульдозер, якобы потеряв управление, движется на забор, проламывает его. В кабине никого нет - рычаги заклинены. Прячась за нож бульдозера, группа зэков совершает побег. Еще два бульдозера, направленные на ограждения, отвлекают охрану.

Человеческие фигуры все дальше ускользают в березняке. С вышки рычит пулемет. Бульдозер, прорвав проволоку, подшибает вышку, солдат летит, как тряпичная кукла, за ним падает пулемет. Завязнув в развале вышки бульдозер начинает крутиться на месте. Тело еще живого охранника попадает под гусеницу, постепенно превращаясь в кровавый фарш.

Лес. Три зэка где-то уже переоделись, они высматривают Мертвого. Но организатора побега нет. Зэки вспоминают, что и во время побега его не видели. Впрочем, тогда им было не до того, чтоб смотреть друг за другом. Зэки уходят. Им надо выйти в "железке" как можно дальше от зоны. Карту Мертвый дал каждому. Кой-какая еда болтается в самодельных вещмешках...

...Может все было и не так, как представляло мое воображение. Но, слушая завывание сирены, я знал твердо, что вся зона стоит на плацу. Огромная масса людей тесно окружена конвоем. Надрывно лают здоровенные псы, натягивая поводки, грозно смотрят дула автоматов, кашляет солярной гарью бронетранспортер, введенный в жилую зону. Жуткое, щемящее слово "побег" носится над лагерем. Пятый раз пересчитывают третий отряд, не досчитываясь трех осужденных. Таскают в дежурку зэков, могущих что-либо знать. Гошу Бармалеенко, неудачливого стукача, скорее всего раздели донага и подвесили на наручниках.

В своей жизни я достаточно насмотрелся таких картин. В Норильском лагере нас шесть часов продержали на плацу. Мороз был градусов тридцать - нормально для Заполярья. Я тогда отморозил пальцы на левой ноге, они долго гнили, кончики отпали вместе с ногтями.

И на наручниках меня подвешивали. Это старый ментовский прием: человеку сковывают руки наручниками, а цепь закрепляют на гвозде у стены так, что пытаемый стоит на цыпочках, с вывернутыми руками. При каждом резком движении "браслеты" наручников автоматически сжимаются, запястья ломит тупой болью, кисти немеют, сердце бьется, как у зяблика, а менты ходят мимо и бьют лениво по голому животу.

А те парни, которые рванули за бульдозерами на запретку? Может их и в живых уже нет? Но для меня они сделали полезное дело. Этот второй отвлекающий маневр оказался просто отличным. Менты уверены, что я бежал вместе с всеми, следовательно ищут всех в лесу по дороге к "железке". Пусть ищут.

Когда бульдозеры пошли на запретку, меня в зоне уже не было. Я в это время вылезал, отодрав доски, из песочницы в детском садике поселка Решеты. Ночь, чуть слышно пищат комары, всхлипывает в ночном небе какая-то птица, вокруг Свобода, Воля.

Песочницу вместе с остальной детской утварью вывезли ночью. Придут утром ребята в садик, а там во дворе сюрприз. Честь и хвала начальнику колонии. Но я же не даром работал последние дни. Зря я что ли именно столярный цех полюбил. Коварная вещь - любовь афериста. И не похвалят начальника колони, ой не похвалят. Он сейчас, наверное, уже доложил по ВЧ о побеге. И очередное звание, которое он так ждал, присвоено ему не будет. Походит подполковником, сучий сын.

Попадись я ему - он бы меня голыми руками порвал, как грелку. Но я попадаться не собирался. Я в это время уютно устроился на ночлег в самом центре ментовского поселка, в пустующей хате директора зоновской школы, который в данный момент находился в командировке в Красноярске на курсах повышения квалификации.

Это и был третий, самый главный пункт моего плана. Не бежать, как шакал, а залечь спокойно в том месте, где ни один мент искать не подумает. План этот зародился в моей голове во время традиционного чаепития с завхозом вечерней школы. Я часто захаживал к нему после окончания уроков: в школе была отличная библиотека, а читать я любил безумно. Все мое образование - из книг, как у Горького. Как только завхоз сказал, что директор уезжает на две недели в Красноярск, так и начал я мечтать о бегстве.

Бог помогает страдальцам, хотя я в Бога не верю. Но уж Дьявол нам, Мертвым Зверям должен помогать. Не успел я размечтаться, как на рабочку поступил заказ детского сада, и та идиотская песочница сама навела меня на мысль о двойном дне. Правда, я и предположить не мог тройную удачу: Гошу Бармалея и напуганных воров. Прикрытие получилось мощное, мой риск был сведен до минимума.

В хате было две комнаты. В первой стояли телевизор и радиоприемник "Рекорд". Были там еще четыре стула, стол и сервант. Во второй комнате находились солдатская кровать и великолепная шеренга пустых бутылок.

Мне надо было отсидеться дней пять, пока менты расширят кольцо поиска вокруг поселка, считая, что меня в этих местах давно нет. А потом спуститься ночью по реке к ближайшему городу. Лодок на берегу хватает, а отстегнуть лодку от причала гораздо проще, чем открыть здоровенный висячий замок на двери директорской хаты.

То, что тупоголовые менты никогда не станут искать меня в самом сердце милицейского городка, в двух шагах от лагеря, согрело мне душу. Я с особым удовольствием дослушал сирену тревоги, ревущую со стороны лагеря, и сладко заснул на директорской койке.

ГЛАВА 2

(г.Красноярск, май)

Олег Панфилович Момот, начальник медсанчасти ИТУ-9, ничего не знал о ЧП в родной колонии. У него накопилось десять суток отгулов, он уехал в город, и целенаправленно бродил по красноярскому рынку. Майор любил развлекаться и развлекался весьма своеобразно - наблюдал за нищенкой, стараясь делать это незаметно.

Девочка ходила между рядов продовольственного рынка, просила "денежку". Мордатые "лица кавказской национальности" гоняли ее, поглядывая чтоб не стащила их "бесценные" фрукты; местные торгаши иногда давали мелочь, приговаривая, что у самих дети голодные.

У майора имелся большой опыт в подобных делах. Заметив, что девчонка направляется к ларьку, где продают водку на разлив, он пристроился к очереди.

Девчонка встала у окна раздачи и уже не просила, а просто смотрела просительно. Иногда покупатели отдавали ей сдачу.

Момот ходил за девочкой минут двадцать. Он был убежден, что девчонка одна. Майор вовсе не хотел напороться на кодлу нищих, дети которых всегда работают под защитой "качков" и милиции.

Олег Панфилович для отвода глаз взял сто грамм водки и порцию сосисок с хлебом на бумажной тарелочке. Майор не пил водку, но знал, что щедрости пьяных осторожные городские дети доверяют больше, чем доброте незнакомых трезвых дяденек. Он был неплохим знатоком современной детской психологии.