Я не вернусь (СИ)

Обрывочные воспоминания, не объединенные каким-то одним общим сюжетом. Бабушку Шуру только хорошо помню. Она была моим самым близким и родным человеком. Не мама, вопреки всем канонам, а именно бабушка. Официально - прабабушка. Я все свое сознательное детство ходила за ней хвостиком. Ногу кипятком ошпарила - к бабушке. С качелей навернулась - к бабушке. Спать ночью одна боялась - опять же к бабушке. Она меня очень любила и всегда защищала, если мама за что-то хотела наказать. И всегда мне помогала. Помню, у меня в классе втором или третьем был кошмарный полосатый свитер с мишками, который висел на мне как балахон. Мама заставляла меня надевать этот свитер в школу. Но он был такой чмошный, что надевать его было стыдно! Бабуля только рукой махала - ей было не важно, что мне больше нравились спортивные штаны и майки. А еще бабушка моя была упрямой - если что-то решила, то с места точно не сдвинуть. Я тоже такая, хотя во многом именно эта черта характера - быть верной своему выбору и ни при каких условиях его не менять - повлияла на мою жизнь и жизни тех людей, которые были рядом. Когда ее не стало, я потом долго себя виноватой считала - она умерла быстро, тихо, незаметно. Я же была рядом, в соседней комнате - и совсем ничего не почувствовала, хотя то время, пока бабушка болела, я практически не отходила от ее постели. Все, что осталось у меня в память - две фотографии. И все.

А вот мама... отношения с ней были сложными, но сейчас все недомолвки и конфликты исчезли. Причины этих конфликтов всегда были разные. Со временем я начинаю понимать, что во многом мама была права. Как в том анекдоте: 'Звук имеет самую низкую скорость - родители говорят в пятнадцать, а доходит только к сорока'. Вот почему-то о маме я не знаю, что сказать, хотя это, бесспорно, важный человек в моей жизни. Она всегда как-то пыталась обезопасить меня и сестру, всегда о нас беспокоилась, многое - очень многое - делала за нас, что я по прошествии лет могу понять, но не принять. Но все-таки в эмоциональном плане она была... скупа на чувства, что ли? Она не умеет их показывать. Ей было проще помочь мне с уроками, чем обнять. А мне всегда было важно именно вот это тактильное восприятие - обнять, потрогать, пощупать, потискать, погладить... Помню бабушкины руки, в морщинках и родинках - теплые, ласковые. Сашины руки - сильные, кожа немного загрубевшая между пальцами. А мамины руки для меня... холодные. Увы.

И как бы не было трудно писать и неприятно думать - все же я была лишена той нужной каждому ребенку материнской ласки. Особенно остро это чувство проявилось после смерти бабушки. Мама была со мной рядом, но любовь свою показывала только в действии. А любовь ведь в другом! Во взглядах, во всяких милостях-нежностях. У меня этого не было. Мам, я знаю, что ты будешь это читать, поэтому - прости. Но это правда. Возможно, это даже к счастью. Возможно, что первые свои повести я написала только для того, чтобы доказать тебе: моя 'писанина' - это вполне серьезное занятие.

Сестра... Наташа младше меня на пять лет, но все, кто знает нас обеих, смеются, говоря, что нас в небесной канцелярии перепутали, и первой должна была родиться Ната - наверное, потому что разные отцы, вот и внешность тоже разная. По сравнению с ней я выгляжу младше, ниже ростом... А вообще сестра моя большая умница, учится на медсестру. В детстве нас часто разлучали на довольно длительное время. Когда она родилась, ее отец забрал Наташу и маму к себе в Ростовскую область (он был из казачьей станицы), а меня дедушка с бабушкой держали за руки-ноги и никуда не отпустили. Через два года, как раз когда я пошла в первый класс, мама с Наташей вернулись, а еще через шесть лет вернулся отец Михаил Владимирович, и они все вместе переехали на съемное жилье. Вот тогда-то я сама в свои тринадцать лет, все прекрасно понимая, сознательно отказалась переезжать куда-либо и осталась в родном доме. Разве ж я могла уехать от бабушки? И сейчас мы с ней опять живем в разных городах - она в Курске, а я - в Казани.

Дедушка Леша с бабушкой Диной прожили вместе двадцать лет, вырастили трех девочек - Галю, Люду и Таню - мою маму. После развода у бабушки родилась самая младшая дочь Лена, и они вдвоем переехали в другую деревню. Дедушка остался с нами и заменил мне отца. Я ему за это очень благодарна, потому что своего родного отца я видела всего лишь два раза в жизни, и эти встречи врядли можно считать приятными. Скорее, наоборот.

Как и встречи с Леной - моей тетей. Больше всего мне почему-то в ней не нравится ее высокомерное отношение к людям и требование называть ее исключительно Леной, а не небрежным 'Ленка'. Несмотря на то, что мы с ней практически одного возраста, все-таки очень различны по характерам. Ленка к себе внимания постоянно требует. И если этого внимания у нее нет - она всячески его добивается. А еще она очень аккуратная - карандашик к карандашику, складочка к складочке. Педантичная, в общем. И ценит дорогие и яркие вещи. Я ничего не имею против этого, но все-таки я - полная ее противоположность. До сих пор моим самым главным недостатком считается несобранность.

-Кристина, твою мать! Ты статью написала? Все уже сдали, а у тебя до сих пор по нулям! Сколько можно быть такой несобранной? - кричит на меня в скайпе редактор казанского русскоязычного журнала 'Идель' Аля Гумерова всего лишь через пару недель сотрудничества.

И мне приходится с ней соглашаться. Да, я действительно ужасно несобранная. Статьи - это только вершина айсберга. Сколько раз я забывала включить будильник, в результате чего, естественно, опаздывала на учебу/работу, безуспешно пытаясь отыскать в завалах одежды футболку.

Помните фильм 'Билет на Вегас' с Михаилом Галустяном? Диалог между героями:

-Чувак, тебя ограбили.

-Нет, тут так всегда...

То же самое творится и у меня в шкафу, будто кто-то долго и с наслаждением рылся среди вещей, переворачивая все вверх дном. 'Творческий беспорядок' - успокаиваю я себя, но в нем очень тяжело с утра найти джинсы и джемпер. Я постоянно забываю дома ключи, документы, флешки, телефон и многое-многое другое.

А вот Ленка такой не была. Но, вопреки известному правилу, что противоположности притягиваются, мы с ней не притянулись. Была у нас негласная вражда. Она дарила мне на день рождения розовый кошелек, зная, что я ненавижу этот цвет, а я ей - самые вонючие духи, которые только могла найти. А потом произошел один занимательный случай, после которого я тут же прекратила с ней общение. Я ее в шутку обозвала то ли дурочкой, то ли как-то еще безобидно - уже не помню, а она позвонила моей маме и сказала, что я ее матом обругала. Глупо, правда? Мама приехала на следующий день и увезла меня домой. Все, с тех пор как отрезало. Есть во мне одна очень нехорошая черта - я не умею прощать. Во всем мире, наверное, найдется лишь несколько человек, которым я прощу что угодно. Как в детстве было, так и сейчас не изменилось.

Закончилось детство, наверное, после одной очень важной встречи. Хотя врядли, конечно, оно закончилось прямо сразу, но это был такой... рывок вперед, что ли? Как бы то ни было, с этой встречи я и начну рассказывать.

Моя повесть 'На ладони линия' начинается с этого описания, только, естественно, имена изменены. А до того - она была прологом в самой первой моей рукописи 'Там, где не гаснут звезды'. Наверное, уже тогда я подсознательно начинала писать автобиографию. Кстати, 'На ладони линия' - тоже своего рода биография. Эта история жизни моей лучшей подруги Екатерины Бероевой, той самой Кати Савостиной.

Вообще, Катя - это уникум. Конечно, некоторые ее идеи далеки от здравого смысла. Могу припомнить кучу историй, в которых я оказывалась по вине разлюбезной подружки. Один ужин в 'Ассорти' чего стоил! После него мы полночи мыли посуду на кухне того кафе... И спустя почти десятилетие она не изменилась. Даже возраст и семейный статус не прибавили ей мозгов в черепную коробку, но Катерина - единственная подруга, которая знала меня раньше и не отвернулась в трудный момент.