Мера Наказания (СИ)

- Порвал бы урода, нашел, блядь, бомжей. Я бы ему очко на зоне на уши нацепил, - грозит он. Венька понимает, что это уже не ему, а тому мужику из квартиры, - ладно, хату знаю, сочтемся скоро. Щас пока не буду, откинулся только, а то опять загребут, а я еще и водки не пил. Давай, выпьем что ли? - это уже Веньке.

Они сидят на скамейке детской площадки и по очереди пьют "из горла".

- Сначала отец твой паленкой траванулся, ну это давно, я еще мелкий был. А вот мать года три назад. Светка одна осталась. Связалась с каким-то хачом. Ну и как мамка мне говорила, квартиру приватизировала и продала. А сама к этому хачу вроде как куда-то на юг уехала.

- Какого хера, я же там прописан! Это ни хера не законно! - орет-возмущается Гога. О смерти отца, сразу же после его посадки ему писала Светка, она же ему писала и о смерти от инфаркта матери, укоряла, что мать не выдержала из-за него, два раза инфаркт бил, а на третий добил. А вот о самой Светке он ничего не знал. Писем от нее не было действительно года два, - меня сюда после отсидки направили, я здесь, бля, должен жить! - Он лезет внутрь своего огромного пальто, вытаскивает оттуда справку об освобождении, желая продемонстрировать Веньке, что именно на этом государственном клочке бумаги закреплены не только срок и факт его освобождения, но и его жилищные права. Но вдруг осекается и прячет справку обратно.

- А щас, говорят, что тех, кого посадили на больше, чем полгода, родственники могут спокойно через суд выписать, - сообщает ему осмелевший Венька, - наверно и сеструха с хачом тебя так и выписали.

- Да ну на хер, - не верит Гога, - откуда знаешь?

- Мамка сказала, - поясняет Венька, - она тоже меня грозится выкинуть, если меня посадят.

- Да ладно, - опять не верит Гога, - есть тема?

- Есть, - подтверждает Венька. Выпитая водка вызывает в нем жуткий аппетит. И ему теперь очень хочется есть. Пустая бутылка летит в детскую песочницу. У Гоги от выпитого начинает сильно кружиться голова. Он запьянел и тоже хочет есть. Сутки, кажется, не ел. Последний раз пирожок вчера на вокзале.

- А что мы тут сидим, айда ко мне, - предлагает Венька. Благодаря разговору о Светке он вспомнил, что у него еще есть жилище, а в нем - мать, - пожрем хоть.

- Ну, давай, пойдем к тебе, давай, - соглашается запьяневший Гога.

В обветшалой полуторке-хрущевке они крадутся на кухню. "Мать после смены спит, тихо, не разбуди", - предупреждает Гогу Венька. Поэтому и крадутся, стараясь не шуметь. Мать спит после ночного дежурства в сторожке, сутки-двое. А еще она уборщик подъездов. Поэтому после обеда ей вставать и на другую работу. Там пять штук и там пять штук. Итого десять. Минус коммуналка. В остатке семь. Минус лекарства. Мать уже полгода сильно болеет. Астма или что-то еще дыхательное, Венька точно не вникал в поставленный ей диагноз. Итого пять с копейками. А Венька нигде не работает. Нет, после девятилетки как-то работал почти с год на пилораме за городом. Лишился по неосторожности мизинца. Крик, шум, комиссии. Как так, несовершеннолетний на опасном производстве! Работодателя конкретно вздрючили, вроде как даже оштрафовали, хоть и не оформлял он официально к себе на работу Веньку. А Венька остался без работы и зарплаты за последних два месяца. Потом не работал. Расхотелось. А матери одной тяжело. Как-то периодами это понимал, терзался, но обида всегда одерживала верх. А уж совсем когда гнобила за тунеядство, или, когда невмоготу, и была необходимость помимо пожрать заменить единственные дырявые кеды - с пацанвой собирал и сдавал метал, весной и летом ошивался возле строительных магазинов, предлагая помощь грузчика закупавшимся материалами дачникам. И несколько раз даже холодно бросал перед матерью на кухонный стол мятые купюры. На мол, заработал, жри, только заткнись. Так без чувства или ощущения того, что полезен, лишь бы заткнулась и не орала. Потом спьяну на второй день восемнадцатилетия была тема - попался с пацанвой на краже, как лезли в разбитое окошко дачи - не помнит, зачем ему понадобился там найденный телевизор - тоже не помнит. Уж не для того, чтобы матери подарить на Восьмое Марта, это уж точно. Чего спьяну только не натворишь, тем более, что когда третий день подряд отмечаешь 18 лет. Вот и статья 158 часть 3 УК РФ, кража с проникновением в жилище. Дрожал-боялся. И даже впервые на работу захотелось по-настоящему устроиться. Пронесло: дали условняк 2 года с испытательным сроком в таких же два, обязали трудоустроиться, не пить и находиться дома с 23.00 до 06.00. Ну что касается "находиться дома", здесь он все ловко придумал, лишь бы в ночное время на улице ментам не попасться. А так приходил пару раз уишник, стучал - никто не открывал. Вызывали к себе и мать тоже, спрашивали, почему не открывали. Спал-не слышал. А мать? Мать на работе в ночную, вот справочка. И мать тоже подтверждала, прикрывала: "Да он у меня после девяти уже спит, а спит он у меня очень крепко". Дома ругалась, говорила, что в последний раз, но во второй раз тоже прикрыла. Уишники отстали. С "не пить" тоже как-то не напрягало. Без денег часто и не попьешь, а с пацанвой если, лишь бы ментов рядом не было, если что, за километр увидел - аккуратно деру. Вот с "трудоустроиться" пришлось по сложней. Встал на биржу. Иначе, если без работы или без биржи, отмена условного. Ну, там были вакансии всякие: грузчик, дворник, разнорабочий. Несколько раз направляли, охотно шел, но узнавали, что судим - отказывали. Потом и работать опять расхотелось.

...Поэтому в старом холодильнике "Орск" пустые, слипшиеся макароны, да вскрытая банка кильки в томате. Приправа-гарнир к макаронам. В пакете полбуханки черствого хлеба. Они рады и этому.

- Ты знаешь, за что закрыли-то меня, а? - вкрадчиво интересуется Гога. Венька подносит палец к губам, мол тихо, не шуми, и отрицательно мотает головой.

- Ну да бля, ты же еще малой был, а? Сколько это тебе было то? - интересуется Гога.

- Двенадцать кажись.

- Точняк, ну слушай, - приободряется Гога, да так, что плечи его вновь распрямляются, и начинает рассказывать: - Вечер был. Темно. Шел, слышу, девка кричит. Ну, я туда, на крик. А там двое девку держат, трахнуть хотят, раздели, прямо на снегу, февраль был. Она визжит-завывается. Ну, я это, помочь девке. На хер, говорю, отсюда. Они на меня. Ну, я же тоже не лыком шит был, помнишь? - Венька завороженно слушает и согласно кивает головой, конечно же, он помнит, - Одного уделал, второго. Пока бился, девка вскочила, убежала. А тут кто-то ментов вызвал. Примчались псы, в снег мордой, скрутили. А по результату. Один богу душу отдал, у второго тяжкие телесные, выжил. Да и мне самому чуть доспелось. Тот, кто живой остался, свою тему, что шли мол, никого не трогали, а тут я якобы сам конфликт затеял, и что никакой девки и в помине не было. Я следаку все как есть. А мне не верят. Девки то нет, найти не могут или не хотят, и подтвердить мою правоту некому. Труп налицо? Налицо. У второго тяжкие, а я так слегка. Думал, суд разберется. Хер. Закрыли почти по полной, только что хоть не убийство, а тяжкие телесные, повлекшие смерть по неосторожности, пришили. За труп восьмерку, за тяжкого четыре, по совокупности девятку. Ненавижу. Писал касатку, поправили, мол, не учли, что все произошло в результате обоюдной драки и что мне тоже были причинены повреждения. Скинули до семи и двух. Вот так-то.

- А что суд так и не разобрался? - спрашивает Венька. От слова "суд" сжимается внутри.

- Хер, я тоже думал, будет справедливость, разберутся, зачем мне на них без причины вот так на двоих нападать. Но хер. До сих пор этого в рясе помню, с щеками отвисшими. Сидел-улыбался мне, головой кивал. Будто верит. А потом, как серпом по яйцам: "окончательно назначить девять лет лишения свободы". Веришь? - Венька согласно и торопливо кивает головой. Да, он верит. Воспоминания из недалекого еще детского, а затем подросткового возраста мелькают перед ним. Образ Гоги, шибутного, крепкого, иногда даже задиристого, способного постоять за другого, и защищавшего, не дававшего в обиду его, Веньку, другим, всплывает перед глазами. Он верит. Увлеченный рассказом, запьяневший Гога распыляется, отчего говорит уже громко, на всю квартиру. И Венька вновь подносит палец к губам.