Черепашьи глазки

- Значит так, как вы помните я вышел отсюда семь дней назад... - начал Шливи, прикрыв глаза.

- Hе семь, а восемь, но это не имеет значения, - перебил его Мганда. Ты давай, к делу переходи.

Шливи, не ожидавший такого подхода, что-то обиженно прошипел, но Луи не вступился за него. Пришлось последовать просьбе.

- Короче, я еле успел на прием к Творцу. Он занес нас в список на последний день и сказал, что все сделает. - поведал он. - Обещал и крылья отрезать, и глаза новые вставить. Только, говорит, не опаздывайте, а то, мол, потом я надолго исчезну из этого мира.

- А когда же он опять появится? - спросил Зорк, который любил бородатого старика с веселым и добрым взглядом.

- Он что-то там говорил про судный день, но я толком ничего не понял.

Шливи замолчал, не зная что еще сказать. По пути домой он долго репетировал свою речь, но сейчас, когда его попросили рассказать все по делу, минуя отчет о путешествии, оказалось, что и рассказывать в общем-то нечего.

- Да, - вздохнул Луи и, посмотрев на Шливи, добавил, - разукрасил же Бог черепаху.

- А чего ты на меня смотришь? - обиделся Шливи. - Я один что ли такой?

- Да это я так, мыслю вслух, - успокоил его вожак. - Ясно одно, ребятки, завтра с утра нам пора в путь-дорогу. Аккурат к последнему дню поспеем, как и велено.

Черепахи еще долго совещались тем днем, который плавно перетек в вечер, и на следующее утро вышли в путь, ступая по еще не успевшему нагреться песку.

Чтобы не ходить вокруг, да около, перейдем сразу к восьмому дню их путешествия. Прибыли они спозаранку ко входу во дворец и поразились тому, что вокруг никого не было. Совсем никого. Ворота были заперты, и у запыленных черепах сложилось ощущение, что место покинуто.

- Может быть, мы слишком рано подошли, - высказал свое предположение Шливи.

- Ты что, поглупел пока мы путешествовали? - сгрубил Мганда. - Это ж последний день, здесь должно быть полно таких, как мы, а вокруг никого. Здесь что-то неладно.

- Посмотрите, вон там какое-то объявление, - вступил в разговор Бхавата.

- Может, оно все объясняет?

Черепахи подошли к табличке на столбе, воткнутом в землю, и прочитали следующее объявление: "Как и сообщалось ранее, Господь Всемогущий покинул Землю и вернулся в поднебесье. По всем претензиям обращаться в бюро к господину Крату (официальный временный представитель Творца на Земле) в синем здании за углом".

Пятеро черепах в поисках справедливости потопали куда была указано и обратились к господину Крату, оказавшимся плюгавым лысым гномом, который затем долго копался в огромных, непонятно каким образом успевших запылиться, талмудах, и наконец выдал заключение:

- Все правильно, вам была назначена встреча на последний день, то есть, на вчера. Вот, если желаете удостовериться, тут стоит печать лапы вашего ходока Шливи. Все остальные черепахи уже давно здесь прошли замену, им даже клыки убрали. Чего же вы так долго тянули?

Луи посмотрел на оттиск знакомой лапы, затем на Шливи, который вдруг ухитрился спрятаться среди своих друзей. Он поблагодарил Крата, и они покинули здание, у которого скопилось порядочно зверья. Подход к зданию напоминал не столько зоопарк, а, скорее, цирковой балаган, чей гвоздь программы изнахраченные до неузнаваемости животные.

Зорк не выдержал первым.

- Как же мы теперь, - всхлипнул он, - без Бога-то, а? Hа что же он нас оставил?

Луи не обратил внимания на истерики Зорка, и развернулся на Шливи.

- Ты что же, паскуда, нас обманул, сказал что к этому дню назначена встреча? Что же мы теперь делать будем? Остальные черепахи себе давно и крылья убрали и глаза понавтыкали подходящие, а мы так и будем до скончания веков носиться с этими?

- Да я-то что? Я все считал, - начал оправдываться Шливи.

- Хреново считал, - поддержал Луи Мганда, - раз так получилось.

- Я не виноват, так вышло, - Шливи сделал шаг назад.

- Ах, не виноват, - разъярился Луи, - ах, не виноват? Мало того, что мы по твоей вине топали восемь дней по пустыне, так, оказывается, еще и зазря топали. А кто мне уберет крылья, кто мне даст нормальное зрение? Может быть ты?

Лицо Луи, обычно темно зеленого цвета, стало почти черным от прилившей крови, он наступал на сжавшегося в комочек Шливи. Из его рта брызгала слюна, а черные глазки стали какими-то лиловыми, что еще больше испугало Шливи. Он никогда не видел Луи таким злым, и страх сковал его мышцы так же, как панцирь сковал его тело.

- Прости, - сказал он едва слышным голосом и тем самым подписал себе смертный приговор.

Молниеносным движением Луи впился острыми клыками в голову испуганной черепахи, прокусив ей один глаз. Шливи закричал от боли, и его крылья бессильно захлопали по панцирю. Hа землю полилась темная кровь, смешавшаяся с черной глазной жидкостью, и ослепшее животное ударило лапой в воздух. Он не видел своего врага, так как его голова была зажата в мощных зубах Луи. Последний сильнее сжал челюсти и раздался треск, словно кто-то наступил на сухую ветку. Шливи вскрикнул в последний раз и его лицо вдруг деформировалось, стало неестественно продолговатым, растянутым, а под кожей череп вдруг заиграл двумя половинками. Его лапы несколько раз конвульсивно проскребли в дорожной пыли глубокие борозды, и он затих.

Оставив его лежать на земле, Луи развернулся к застывшим от ужаса черепахам.

- Дурак заслужил свою смерть, - первым высказался Мганда. Он действительно так считал.

Зорк и Бхавата со временем тоже пришли к такому мнению. Дорога к остальным черепахам им теперь была закрыта - кто их примет такими уродливыми в свою общину? Потому им оставалось держаться лишь друг друга. Возникал вечный вопрос. Что делать?

- Hу и что же они сделали? - спросил Алекс, который слушал Хосинду, затаив дыхание.

Лицо старой няни изменилось при его вопросе. Его выражение вдруг стало каменным и недобрым, многочисленные морщины словно потяжелели и увеличились в размерах. Старуха склонилась над мальчиком и тому захотелось натянуть на себя одеяло. Сейчас Хосинда меньше всего походила на его добрую няню, а больше на какое-то языческое изваяние, вроде тех, что на острове Пасхи. Из ее рта дыхнули зловонные миазмы, присущие старикам, которые сами давно уже их не чувствуют. Ее прищуренные глаза рассматривали его, как хищник жертву, и Алексу вдруг показалось, что она сейчас облизнется и скажет, что он наверняка вкусный мальчик, и лучше всего его кушать сырым и визжащим от боли.