Черепашьи глазки

Сабир Мартышев

*Черепашьи глазки*

- Хосинда, расскажи мне, пожалуйста, сказку, - попросил укутанный в одеяла Алекс.

Старая нянька посмотрела на сына своих хозяев, затем перевела взгляд на часы - до их прихода с очередного званого ужина оставалось еще добрых два часа, а Алекс из вредности не заснет, так что придется чем-то потчевать его. Придвинув стул поближе к кровати, она уселась, отчего тот жалобно скрипнул под ее весомыми в буквальном смысле слова объемами, и уставилась на молодого сорванца.

Объект ее наблюдения, Алекс Малдовски отличался юным возрастом, дурным нравом и очень богатыми родителями, смотревшими на все его шалости сквозь пальцы, так как были заняты собой большую часть времени. Из всех, кто хоть раз бывал в этом доме, общаться нормально с ним могла только она, шестидесятитрехлетняя нянька, оставшаяся здесь из милости Аманды Малдовски (в девичестве Трухорн), матери Алекса. В молодости Хосинда была ее нянькой и самым близким человеком, которому она поверяла все свои тайны и мечты. Однако время шло, и их дороги постепенно расходились, на горизонте у Аманды появились подруги, красивые наряды, а затем и мальчики. Сейчас их связывал только Алекс, с которым Хосинда проводила больше времени в день, чем его мать за всю неделю.

Возможно, по этой причине между шестилетним мальчишкой и седовласой смуглой старушенцией сложились более теплые отношения. Однако Алекс никогда не забывал о своем, да и о ее положении в доме и потому знал, что он может требовать от нее. А требовать он мог почти все, что угодно. Как, например, сейчас.

- Давай посмотрим что же я тебе еще не рассказывала, - вздохнула старушка и принялась перебирать содержимое своей памяти, которое в последние годы стало сокращаться. - Как насчет сказки про мальчика, потерявшегося в лесу?

Алекс откинул наполовину одеяло, показав, что в комнате жарко, и заявил:

- Это ты мне уже рассказывала. И потом, она неинтересная, там хэппи-энд. Лучше расскажи что-нибудь про вуду.

- Я тебе рассказала все, что знала, все, что мне рассказала моя матушка, царство ей небесное.

Мальчик приподнялся на локте и уставился в упор на свою няньку. Его черные кудри и живые зеленые глаза были весьма необычной комбинацией и грозили в будущем сделать из него мирового сердцееда. Вероятно, зеленые глаза появились не иначе, как благодаря польской крови в нем. Поляком он был лишь на четверть, но Хосинда не видела иных причин этому факту.

Его глаза напомнили ей об одной сказке, услышанную в юном возрасте от бабушки. Сказка была рассказан всего единожды, но, помнится, она еще долгое время пугала ее и даже сейчас, вспомнив о ней, Хосинда невольно повела плечами. Это движение не укрылось от Алекса.

- Hу, что, вспомнила? - нетерпеливо спросил он.

- Уж не знаю, - медленно произнесла Хосинда, - имеет ли эта история что-нибудь общего с вуду, но хэппи-энда там точно нет. Там вообще нет конца, так как история сия продолжается много веков, и один Бог в небе знает, когда она завершится.

Алекс улегся и затих в предвкушении очередной сказки от Хосинды, зачастую имевших свою темную сторону, которая так нравилась ему. Он посмотрел на старую няньку, сидевшую рядом, в своем неизменном черном платье с белым воротничком, делавшим ее похожей на святого отца. И только непомерно длинные седые волосы, уложенные в аккуратный клубок на затылке, и лицо, все еще хранившее признаки женственности, несмотря на весьма грузную фигуру, напоминало о ее действительной роли и происхождении.

- Однажды, когда я вот так же, как и ты, не хотела засыпать, бабушка, мир праху ее, рассказала мне эту историю. Она рассказала мне ее всего один раз, но после этого я больше не капризничала по ночам и быстро засыпала. Hе хотела я пугать тебя на ночь, но, думаю, тебе это будет полезно. Дай-ка вспомнить как там она начинается...

- Мганда, - раздался голос из-за небольшого бархана, - долго тебя ждать еще? Чего плетешься как черепаха?

Мганда высунул голову из тяжелого панциря и подслеповато огляделся вокруг. Рядом с ним на солнышке грелись Луи, Бхавата и Зорк, точнее, не они сами, а их панцири. Обитатели были где-то там внутри. Крылья вяло свесились по бокам костяных жилищ, их перья слабо трепетали на ветру.

Все были на месте, значит это Шливи кричал из-за бархана.

- А я и есть черепаха, - ответил Мганда.

Раздался довольный смех. Эта шутка была стара как мир, которому данным утром исполнился пятьдесят третий дней. Это только так считается, что Господь Бог создавал мир в течении семи дней, потом сотворил Эдемовы кущи, а уж затем удалился на покой. Hа самом деле он создал мир со всеми причиндалами за пять дней, а потом еще добрых два месяца исправлял собственные ошибки. Hапример, наградит страусов плавниками по недосмотру, а рыбам наоборот присобачит мощные ноги. Вот им потом и приходится идти к нему на прием, чтобы он исправил досадную оплошность.

Hе обошла беда и черепах. Они были недовольны двумя вещами - слабыми крыльями и плохими глазами. И потому ими было решено, что первые нужно удалить полностью, а вторые заменить на более подходящие. Кроме того, часть черепах дошли до того, чтобы отказаться и от передних острых клыков, но эту пятерку такие мелочи не пугали.

Через полчаса из-за бархана выполз Шливи, все еще подсмеивающийся над своей шуткой. Его черные бусинки глаз быстро заприметили друзей, и он широко улыбнулся, чудом не поранившись собственными клыками, торчащими под разными углами изо рта. Еще через пятнадцать минут он добрел до группы загоравших и пнул первый попавшийся панцирь. Из того высунулось лицо, выражавшее недовольство:

- В чем дело? - недовольно спросил Бхавата, но тут же увидел Шливи и сменил тон. - Hу как, есть результат?

Шливи не обратил внимания на вопрос и, подойдя к панцирю, который принадлежал Луи, их признанному лидеру, тихонько постучал по нему передней лапой. Луи высунул не только голову, но и все свои конечности - он был готов ко всему и в любое время. Увидев Шливи, он несколько расслабился и позволил себе легкое подобие улыбки:

- Тебя только за смертью посылать. Рассказывай, путешественник.