Неаполитанская мафия. Рассказ щенка

Куку очень часто одевался в женское: он надевал приталенный жакет, узкую прямую юбку синеватого оттенка, затем он красился, и мы играли в мужа и жену. Мне было хорошо с ним, он смешил меня, только представьте себе, когда мы ездили на пляж, он делал в песке углубление для горба на спине, а на горб спереди он набрасывал парео, и тогда люди принимали его за женщину. Потрясающий был человек, донна Куку; когда он умер, к витрине ателье прикрепили траурную карточку, но никто не обратил на нее внимания. «Донна Куку поехал пообедать с другом», — говорили все вокруг, а он на самом деле умер. На его похоронах была только я и мое неизмеримое отчаяние. Я вернулась домой с глазами, полными слез, и все рассказала маме. Обычная история — моя семья знать ничего не хотела о сыне-гомосексуалисте, они выгнали меня из дома. Я уже раньше приходила сюда убираться, и синьора Марителла взяла меня к себе на полный рабочий день.

После завершения печального рассказа девушкиобняли и поцеловали Катену и ушли. Тут же снова вошел Дон Дженнаро, который ворчливо позвал вниз жену и детишек. Все спустились, празднично одетые, вместе с грустным «Волосатой», и наконец все ушли. Я вернулась к Сузумелле:

— Они ушли? Вот! Я ведь тебе говорила! «Сарачена» предсказала, что однажды этот дом опустеет, останешься только ты с семьей и мертвецом, истекающим кровью. Не то чтобы я очень хорошо разобрала ее слова… но посмотрим, что случится. Сейчас настало время молиться.

Трясущимися руками Сузумелла достала из кармана золотые четки и начала читать молитву:

Приветствую Вас, Королева, роза без шипов,

Цветок любви, ангел Господа Бога моего,

Окажите нам милость, воздайте хвалу Иисусу Христу.

О радость моя, блажен, кто служит Господу нашему,

Кто служит Господу, сердце свое наполняет,

Счастливым живет и счастливым умрет.

Ну скорей же, вознесем песнь Марии,

которая хочет облагодетельствовать нас

Ну скорей же, душа моя, ты полюбишь Господа Бога,

И он, блаженный, станет супругом моим, возлюбленным супругом.

Восславим на небе и на земле нашу Марию и Господа

Аминь

— Ты смотришь на меня с удивлением, Паккьяна? Это очень старая молитва. Ее читала еще бабушка моей бабушки, старая молитва, которую сейчас уже никто и не вспоминает… она вышла из моды, а если даже кто-нибудь и произнес бы ее, Иисус и слушать бы не стал. Я не хочу тут разыгрывать мудрую старуху, молодые научили меня стольким новым вещам, о которых я и не подозревала, но теперешним молодым очень не повезло, у них ничего нет. Да! У каждого в комнате свой собственный телевизор, мобильный телефон в кармане, мотоцикл, модные фирменные тряпки… но что же на самом деле есть у этих несчастных юнцов? В песне тридцатилетней давности были такие слова:

Белые лица в темных переулках, белье, вывешенное на солнце

В облачный день, будто флаги, призывающие к свободе.

Мальчики, босые, без книг, без школы -

Призраки они или реальны?

Солнце освещает эти камни, солнце освещает эти переулки,

И ты можешь сотворить чудо.

Солнце освещает этот город.

Старуха уснула прямо с четками в высохших, костлявых руках, а я продолжала смотреть ей в лицо, пытаясь взглядом найти ответы на вопросы среди ее древних морщин. Но какие ответы? Все, что я хотела узнать, мне уже рассказали стены этого дома.

Я бесцельно бродила вокруг и вот снова увидела «Маппина», говорящего по телефону:

— Комиссар, сегодня вечером сходка состоится здесь дома. Да, но вам не надо приходить, дайте мне время, я соберу доказательства. Нет! Вы не сможете поставить жучки, у них есть детектор. Комиссар, вам надо набраться терпения. Да! Я дам вам знать!

Закончив разговор, «Маппина» принялся шарить по всему дому, среди ящиков, хватая и наскоро пробегая глазами попадавшиеся бумаги. «Уничтожить, я хочу увидеть стертым в порошок Дона Дженнаро Мизерикордия, — бормотал он себе под нос, — его и все его семейство до седьмого колена». «Маппина» ушел, а я сидела без движения, пытаясь понять причину такого всплеска гнева, такой глубокой ненависти к Дону Дженнаро. Такие люди, как он, чувствуют себя очень важными криминальными авторитетами, но потом все уходит в слова… и злобу. Пока я плутала в своих размышлениях, вернулась вся семья. Катена отвела детей наверх, а «Волосатая» направился на кухню. Хозяина не было.

— Катена, Кате, — закричала прекрасная Марителла, — иди сюда, помоги мне накрыть на стол.

Катена спустилась и вместе с синьорой занялась подготовкой к обеду.

— Синьора! С тех пор как я вернулась из тюрьмы, у меня не было и минутки, чтобы поговорить с вами: что это такое происходит здесь, очень странная атмосфера. А Дон Дженнаро! Как ему взбрело в голову привести в дом Пеппе «Маппина»?

Марителла ответила, сильно нервничая, но при этом лицо ее светилось от счастья:

— Кате! Я уже тебе сказала, мне кажется, что Дженнаро что-то подозревает, но я решилась — я убегу. Ты вот смотришь на меня, думаешь, я плохая мать; может быть, но я никогда в жизни не была счастлива, ни секунды, даже когда я родила и мне принесли малыша, я лишь подумала — вот еще один шрам на моем теле, и знаешь почему? Потому что ни в одной из моих беременностей не было и капли любви, никогда. Кате, никогда не было любви. Дженнаро женился на мне только потому, что я была самой красивой женщиной в Неаполе, а как я могла отказать ему! Он был и остается боссом. Постарайся и ты убраться из этого дома. Дженнаро, как только поймет, что я ушла, поверь, и тебе тоже от него достанется. А потом у меня какое-то странное предчувствие. Присутствие Пеппе «Маппина» в этом доме мне совсем не нравится, предчувствую, что он принесет недоброе. Кто знает, что здесь стрясется? Беги, Кате, беги и ты тоже.

Катена нежно посмотрела на хозяйку, вздохнула и сказала:

— Синьора! Я вас не осуждаю, вы знаете, как я привязана к вашим детишкам, и я постараюсь позаботиться о них как мать. Проблема в другом. Когда я была в Поджореале, я оказалась в отделении Рим, ^[25]а потом меня перевели в карцер Париджино; и там повсюду шептались о семье Мизерикордия, а еще о полицейском рейде и болтали также о каком-то подлеце, сотрудничающем с правоохранительными органами. Мне не хотелось бы оставлять детей одних. Знаете, все это мне рассказал один парень, который попал в отделение Рим, выдавая себя за гомика, чтобы сойтись с каким-нибудь транссексуалом, чтобы не быть одному и чтобы его кто-нибудь содержал. Кстати я, несчастная дура, завтра отправляю ему посылку. Синьора, будьте очень осторожны.

«Фуникули-Фуникула» прервала их. Катена пошла открывать: невероятно толстая женщина, вся увешанная драгоценностями, до такой степени, что казалась ожившей Мадонной делль Арко, вошла в дом. Марителла приветствовала ее:

— Какая честь, в моем доме — Ассунта «Трибунале». Проходите, присаживайтесь.

Вслед за Ассунтой вошел Дон Дженнаро с пакетами сладостей и бутылками спуманте в руках. Все расселись, и начался шумный банкет. Ближе к вечеру, когда все уже закончили обедать, Дон Дженнаро встал, чтобы проводить домой синьору Ассунту, в дверях он обратился к супруге:

— Я провожу «Трибунале». Когда я вернусь, сделай милость, дом должен быть пуст.

Марителла, Катена, «Волосатая» и дети быстро собрались и ушли. Я осталась дома одна на пару часов, пока не вернулся хозяин. Он еще не успел снять плащ, а назойливая «Фуникули-Фуникула» уже стала беспрестанно звонить, и прежде незнакомые мне персонажи входили и устраивались в гостиной.